Океанское плавание

21 июня 1925 года пароход «Эспань», среди пассажиров первого класса которого находился Владимир Маяковский, покинул западное побережье Франции и направился к берегам Испании.

В написанном (по возвращении домой) очерке «Моё открытие Америки» есть описание:

«Пароход «Эспань» 14 000 тонн. Пароход маленький, вроде нашего «ГУМ'а». Три класса, две трубы, одно кино, кафе-столовая, библиотека, концертный зал и газета».

В том же очерке – признание поэта, на которое мы уже не раз ссылались:

«Мне необходимо ездить. Общение с живыми вещами почти заменяет мне чтение книг».

22 июня показался испанский порт Сантандер. Отсюда наш путешественник отправил письмо Лили Юрьевне, в котором написал:

«Мой «Эспань» – пароходик ничего. Русских не обнаружено пока. Едут мужчины в подтяжках и с поясом сразу (оне испанцы) и какие-то женщины в огромных серьгах (оне испанки). Бегают две коротких собачки. Японские, но рыженькие, обе одинаковые.

Целую тебя, родненький, и бегу изучать по-французски, как отправить письмо.

Целую тебя и Оську.

Весь ваш Щен.

22/VI-1925».

Под текстом письма – юморной рисунок: пароход с двумя трубами, под ним написано: «Атлантический океан», а на его носу сидит маленький щеночек («Щен») и смотрит вперёд.

Кроме возможности послать письмо в Москву эта остановка в порту Сантандер вдохновила поэта на написание стихотворения «Испания». За время непродолжительной стоянки увидеть можно было немного. Но тридцать девять строк (лесенкой) появилось. Начиналось стихтворение так:

Рисунок В. Маяковского из письма Л. Брик, 22 июня 1925 г.

«Ты – я думал – / райский сад.

Ложь / подпивших бардов.

Нет – / живьём я вижу / склад

«ЛЕОПОЛЬДО ПРАДО».

Из прилипших к скалам сёл

опустясь с опаской,

чистокровнейший осёл

шпарит по-испански».

Что это? Юмор? Но какой-то чересчур иронический, с подковыркой. Заканчивается стих ещё круче:

«Кастаньеты гонят сонь.

Визги… / пенье… / страсти!

А на что мне это всё?

Как собаке – здрасте!»

А ведь поэта никто в Испанию не звал, не приглашал. Зачем же так неуважительно о ней высказываться?

Из Сантандера пароход взял курс на запад (с небольшим южным уклоном) – в сторону Америки. В «Моём открытии Америки» говорится:

«Палуба разукрашена разноцветными фонариками, и всю ночь танцует первый класс с капитанами. Всю ночь наяривает джаз:

Маркита, / Маркита, / Маркита моя!

Зачем ты, / Маркита, / не любишь меня».

А повсюду – куда ни посмотри – водный простор до самого горизонта.

«Моё открытие Америки»:

«Спокойный океан скучен. 18 дней мы ползём, как муха по зеркалу… И всё время надоедающая (даже до тошноты) вода и вода.

Океан надоедает, а без него скушно».

И Маяковский написал стихотворение «Атлантический океан». В нём те же слова: «а кругом – вода», и эта вода напомнила поэту нечто родное, советское: «воднячий Ревком» и «всеводный ЦИК». Заканчивается стихотворение так:

«То стынешь / в блеске лунного лака,

то стонешь, / облитый пеною ран.

Смотрю, / смотрю – / и всегда одинаков,

любим, / близок мне океан.

Вовек / твой грохот / удержит ухо.

В глаза / тебя / опрокинуть рад.

По шири, / по делу, / по крови, / по духу –

моей революции / старший брат».

Сочинив этот стих, Маяковский заскучал («Событий никаких»). Так как по-прежнему дел и забот у него не было никаких, он занялся словотворчеством («работал со словами»). Как-то его взгляд упал на капитанский мостик, и поэт принялся переставлять слоги. Из «капитанского мостика» получилось необычайно звучное словосочетание: «монский капитастик». Понравилось. Впоследствии Владимир Владимирович часто рассказывал об этом своём «открытии» знакомым.

Ещё Маяковский начал философствовать. И даже стихотворение сочинил под названием «Мелкая философия на глубоких местах». Самая первая «мелочь» была направлена против заклятого недруга поэта – главного редактора газеты «Известия ЦИК» Юрия Стеклова, который писал длинные статьи-передовицы (Маяковский называл их «стекловицами»):

«Есть / у воды / своя пора:

часы прилива, / часы отлива.

А у Стеклова / вода / не сходит с пера.

Несправедливо».

Владимир Владимирович ещё не знал, что Стеклова уже сменил Скворцов-Степанов, но поэту, как он сам потом признавался, очень хотелось «досадить» редактору, не пропускавшему в печать его стихотворений.

Вторая «мелочь» была направлена против поэта, к которому у Маяковского тоже было немало претензий, и которому тоже захотелось «досадить». А возникла такая необходимость, когда в воде появилось огромное существо:

«Это кит – говорят. / Возможно и так.

Вроде рыбьего Бедного – / обхвата в три.

Только у Демьяна усы наружу, / а у кита внутри».

Завершался стих такой «мелкой философией»:

«Я родился, / рос, / кормили соскою, –

жил, / работал, / стал староват…

Вот и жизнь пройдёт, / как прошли Азорские острова».

3 июля, наконец, показалась земля.