«Пришла осенняя прохлада…»

Пришла осенняя прохлада

Дорожкой белой под уклон

В мою единственную радость —

Так запоздавшее тепло.

Зачем-зачем легли туманы?

Зачем несбывшиеся сны?

Калина — горькая, как память,

Дожди, как слезы, солоны.

Зачем осиновые листья

Качнул багровый ураган?

Зачем ты, иней серебристый,

Упал на дальние луга?

Перекликаясь с облаками,

Шумят снегов перепела!

Калина — горькая, как память,

Метелью белой зацвела.

…А тогда, четверть века назад, Миша пришел выпивший, с этой только что сочиненной песней, пел ее и упрашивал меня подобрать мелодию на пианино, а я не умела… тыкал по клавишам одним пальцем и плакал. Стал просить подыграть старшего сына, который учился во втором классе музыкальной школы, но тот тоже был беспомощен. Я потом серьезно поговорила с Глебом, чтобы старался получше учиться, потому что у папы хорошие стихи и песни, он сам записывать ноты не умеет, а кроме нас ему помогать некому.

Некоторые стихи были политически не безобидными, и когда на смену Брежневу пришел Андропов, Миша очень перепугался и хотел бежать в лес (мы жили у парковой зоны), немедленно жечь рукописи. Дело было к ночи. Я удерживала его, убеждая: огонь будет виден издалека, задержат — причем, не за политику, а за разжигание костра в неположенном месте. А заодно и предметом сжигания поинтересуются…

Хотел покончить жизнь самоубийством — наглотался таблеток. Я вызвала «Скорую». Врач спросил о мотиве. «Стихи не печатают». — «Хорошие стихи?» — «Хорошие». Врач больше ничего не сказал.

Когда в очередной раз Михаил получил мощный «отпих» в Пермском отделении Союза писателей, принес домой стихотворение «Журавушки» и плакал.

Мне тогда казалось, что это последнее, что он написал в жизни:

Раньше было — сожгут на костре,

А теперь от пожарищ устали.

И ведется отлов и отстрел

По поющим, отставшим от стаи.

Успокойся, душа, не боли!

В этой жизни случаются миги.

В Красной книге уже журавли.

В Красной книге…

Журавушки в книге.

Миша мечтал связаться с русским зарубежьем, надеясь найти там понимание. Неизвестно, было бы это к лучшему или худшему — но чего не случилось, того не случилось. У нас не было связей.

* * *

Приведенные ниже стихи перед своим отъездом в Вологду Миша оставил мне на память, частично записанные в виде песен на магнитофонную ленту. Все было смутно…

Я даже была готова к тому, что Михаил не вернется вообще. Часто слушала эту запись в одиночестве. Но детям тоже нравилось, особенно старшему сыну — ему уже было 12. Однако запись была очень некачественной. Потом магнитофоны устарели…

Запись считалась утерянной. Уже после смерти Михаила я разыскала старую бобину. На областном радио с помощью компьютера ее почистили, перевели на кассету и диск. Теперь можно слышать голос автора, его бардовское исполнение.