Арбуз и курица

Д: В 1995 году мы случайно снова встретились, когда убили Влада Листьева. Это было 1 марта. Надо сказать, что тогда поговорить некогда было – Березовский был мрачен, убит тем, что убили Влада и что сорвется проект “ОРТ”. А я был партнером Ирены и Дмитрия Лесневских и, в сущности, не играл первую скрипку, а готовил программу. Но так случилось, что я с Владом перед этим за неделю виделся, и у меня было ужасно подавленное состояние из-за того, что вот парня видел, руку жал, говорил, и так получилось противно. Но мы с Березовским там были вместе.

А позже мы делали программу “Версии”, делала Ирена Лесневская и Дима Лесневский, для Первого канала. И вдруг в какой-то момент меня выгоняют с Первого канала[104]. И выгоняет, как мне представлялось, Березовский. Потому что он же был ответственным за Первый канал перед Ельциным. А всего-то я сказал, что вранье, будто у Ельцина стенокардия, потому что стенокардия лечится таблеткой нитроглицерина, а человек исчезает надолго. Конечно, это вранье. И я сказал, что у Черномырдина было шунтирование, они нам об этом не говорят, а врачи обсуждают между собой.

Значит, Черномырдин высказался обо мне, Коржаков высказался, что надо выгонять меня, в общем – все-все. И насколько я понимаю, Ельцин, который никогда не вмешивался в дела прессы, тем не менее с отчаянием сказал где-то: “Ну неужели ничего нельзя сделать с этим Доренко?” Он это сказал, и вот Березовский пришел ко мне, чтобы со мной поговорить. И я его не принял – это вторая заочная встреча.

А: Он пришел прямо на телевидение к Ирене?

Д: Он пришел к Ирене Лесневской. А я спрятался в студии, ел там курицу и писал текст. Нас тогда Ирена бесплатно кормила куриными ножками. И я ел курицу, а Березовский, оставив охрану внизу, поднялся, как простой человек, наверх. И это тоже, кстати, не может не тронуть по-настоящему – он сидел и 40 минут ел арбуз. У меня ребята привезли из экспедиции арбуз.

А: Он был совершенно не чванливый, это правда.

Д: Он сел, моя продюсерша порезала ему арбузик и кормила его арбузом ровно 40 минут. Он сидел в 10 метрах от меня, соседняя дверь, и спрашивал: “Сережа уже освободился?” Продюсерша Ленка прибегала, говорит: “Ну, ты освободился? Дурак, тут сидит Березовский, ты понимаешь или нет?” Я говорю: “Лена, я пишу текст. Я его звал?” – “Нет”. – “Он приехал сам?” – “Да”. – “Я его обещал принять?” – “Нет”. Я говорю: “Пошел он в жопу, пусть ест арбуз. Захочу – приму”. Он поел арбуз и ушел.

А: Наверняка никак не выказав раздражения.

Д: Никакого, абсолютно никакого раздражения. Пришел, поел – ну, не получилось.

После этого он мне позвонил и попросил подъехать: “Понимаешь, мы мужчины, нам надо поговорить, Сережа”. Я приехал к нему в ЛогоВАЗ, и он мне говорит: “Понимаешь, в чем дело, сложилась такая ситуация: я твой поклонник, мне нравится, что ты делаешь. Но Коржаков, и Ельцин, и Черномырдин – все морщатся, и Ельцин говорит: “Ну, что-нибудь можно сделать с этим человеком, почему он у нас такой камень преткновения?” Проблема большая, на тебя жалуются”. Тогда на меня жаловались Лужков, Лукашенко, Черномырдин, Коржаков и Ельцин сразу. Он говорит: “Ну, как я тебя могу прикрыть? Пойми, я хочу, чтобы ты работал, но я не в состоянии, у меня нет столько сил, чтобы тебя прикрыть. Я тебя спрячу – делай криминальную передачу. Я всем скажу, что ты больше о политике не говоришь, ты говоришь о криминалке. Хочешь – просто буду платить тебе деньги, а ты уйдешь из эфира”.

Я ему говорю очень холодно: “Спасибо, Борис Абрамович”. И пошел на пресс-конференцию, которую мне помогли созвать, потому что я перешел тогда на НТВ. Мне помогли Малашенко и Гусинский. Я счастлив был – 33 камеры явились, а я считал, сколько на меня явится камер. И я сказал опять очень гадкие, обидные слова – что мужчина, умеющий торговать подержанными автомобилями, возомнил себя богом на том основании, что ему разрешают обтирать коридоры в Кремле. Я говорю: “Принципиально считаю, что это неправильно, моя родина идет неправильным путем”. После чего я ушел на НТВ и продолжал эту программу теперь уже на светоче свободной прессы.

А: То есть де-факто тогда ты с Березовским и познакомился?

Д: В сущности. Но перед этим у меня была с ним война и презрение к нему как к человеку богатому.

А: Поразительно, как он умел через это абсолютно переступать, перешагивать. Никакой рефлексии, никаких обид. Это очень хорошая сцена: приехал, 40 минут посидел, поел арбуз. Ну, нет значит нет, пошел дальше. Не кричал: “Я такой великий Березовский, дайте мне Доренко!” – ничего такого.

Д: Не-а, никогда в жизни ни с кем у него не было этого. Он просто грубо решал вопросы, которые задумал решить. Притом что эти вопросы не обязательно были практические.

А: На самом деле он в глубине души очень много раз, как мне кажется, говорил себе: “Я – это я, а кто они такие?” Люди устраивают скандал, когда считают, что они чуть-чуть главнее, а другая сторона этого не признает. А когда для тебя самого гигантская дистанция… Ты же не обижаешься на кролика, на поросенка. Ну что на них обижаться? О себе он все время говорил, что он – это он, а все остальные – это все остальные. Надо было, мне кажется, хорошо знать Бориса, чтобы это почувствовать и на это обидеться. Потому что в принципе он, конечно, повода для такой обиды не давал. Внешнего повода.

Д: Нет, не давал.