Химия счастья

А: По поводу Березовского и России: у него, конечно, были глубоко национальные черты. С одной стороны, умение обманывать себя – очень русская черта. Такая счастливая эйфория, а с другой стороны, потом глубокое разочарование и глубокая депрессия, которая заканчивается плачевно. Россия как страна впадала в депрессию и в глубокое разочарование, а были периоды страстной эйфории – к примеру, в начале 1920-х, когда происходило что-то новое, а ужасов еще не было. Вот этот эмоциональный перехлест, мне кажется, очень Березовского сближает и с еврейством.

Ф: У Бориса на самом деле не было ответственности за то, что он сделал.

А: Это еще одна очень важная тема. Абсолютная безответственность, верно.

Ф: Я считал, что он по всем правилам игры должен считать себя ответственным за то, что произошло. Но это было не так. Он все равно считал, что это произошло, потому что не сделали так, как он хотел.

А: Действительно, Борис Абрамович был человек совершенно безответственный.

Ф: Ну, поскольку мы уже определили, что он был абсолютным эгоистом, на самом деле из этого все и следует. Ему в общем-то было плевать на весь мир, так, упрощенно. За пределы земного шара выходить не будем в рамках нашего небольшого интервью, но вот на весь мир ему было абсолютно плевать, кроме себя самого.

И в этом смысле, конечно, для меня тоже загадка, почему он решил покончить с собой. Первое интуитивное ощущение у меня было такое же, как у вас, – это невозможно. Естественно, были какие-то звонки от журналистов, и я абсолютно искренне говорил, что это невозможно, слишком он любил жизнь. Потом я подумал, что это такая демонстрация: “Раз вы все со мной так поступаете, я вам сейчас отомщу”.

А: Это глубокое объяснение. Отношения с миром. Мир не понял, не оценил. С одной стороны, мнение людей не очень волновало Бориса, потому что он сам по себе. С другой стороны, у него было желание, чтобы его любили. Это вещи не вполне сочетаемые.

Ф: Ему важно было, чтобы его любила элита, или те люди, которых он считал элитой. Ему было важно, чтобы его любили люди из его списка. Но этот список он вполне для себя, в общем, быстро менял и просто вычеркивал из списка людей. Мне кажется, Борису важно было, чтобы про него писали, чтобы про него помнили, чтобы о нем говорили.

А: Это морально оправдывает то, что мы делаем эту книгу о Березовском. Мы ведь расскажем много нехорошего, но для него главное было, чтоб про него говорили.

Ф: К разговору про мою книжку: с какого-то момента стало ясно, что пока Березовский жив, писать вообще ничего нельзя. Потому что за эти годы общения узнаешь очень много про человека…

А: У меня та же самая проблема. И непонятно, что можно писать, а что нельзя. Например, что можно писать про девушек, а чего нельзя писать про девушек. Для него это была важная часть жизни – девушки.

Ф: Я думаю, что для него это была самая важная часть жизни, просто самая важная часть.

Я не знаю, правдива эта история или нет, но история, как она была мне рассказана, заключается в следующем. У Березовского была вилла во Франции, а на соседней вилле жил Хонеккер. Во время прогулки Березовский вдруг видит Хонеккера, они знакомятся и разговаривают. И Хонеккер его спрашивает: “Господин Березовский, а что вас в жизни больше всего интересует?” Борис начинает ему вешать какую-то лапшу на уши про всеобщее счастье человечества. На что Хонеккер ему говорит: “Да перестаньте, господин Березовский! Понятно же, что всех нас больше всего на свете волнуют девочки”.

А: Это говорит 80-летний Хонеккер?

Ф: Рассказываю историю так, как она была рассказана. Может быть, в этой истории есть что-то выдуманное[228]. Иногда Березовский почему-то забавлялся вот такими явно выдуманными историями.

А: По поводу девочек. Юлик Дубов мне сказал, что он считает, что все девушки, которые встречались Борису, безусловно его любили. Я, честно говоря, в этом сильно сомневаюсь. Я вообще в бескорыстную любовь верю, видимо, меньше, чем Юлик. Какое у вас мнение на этот счет?

Ф: Я думаю, это просто смешно обсуждать. Юлик писатель, он на это имеет право. А я историк, я искренне надеюсь, что мне удается более или менее объективно смотреть на происходящее. А объективная сторона заключалась в том, что эти девушки менялись с такой частотой, что любовь просто не успевала там возникнуть, даже если у нее были шансы. Было какое-то количество постоянных девушек и какое-то количество абсолютно одноразовых, которых я встречал один раз и больше уже никогда не видел. Поэтому я не думаю, что тут можно говорить про какую-то любовь.

А: Но сам он влюблялся сильно и часто.

Ф: У него была теория. Я как человек, далекий от науки, был благодарным слушателем, потому что слушал, ничего в этом не понимая. Суть теории заключалась в том, что любовь – это химия в организме. Есть люди, у которых этого вещества мало, а есть, у которых его много. Есть люди, у которых этого вещества хватает на раз в жизни, а может, ни разу в жизни они не влюблялись. А есть люди, которые могут влюбляться каждые 15 минут и как будто в первый раз. И вот я, Березовский, отношусь ко второму типу.

А: Эту теорию я от него слышал: о том, что он влюбляется гораздо чаще, чем любой нормальный человек.

Ф: И что он абсолютно счастлив, что может влюбляться абсолютно искренне.

А: Он и был счастлив. Я с ним в последние годы не виделся и один раз встретился случайно. Он мне руки не подал, и я не смог с ним поговорить, но он всегда производил впечатление очень счастливого человека. Когда я узнал, что он покончил с собой, для меня это было недоразумение. Ведь он всегда был абсолютно счастливым. Он все время был в кого-то влюблен, он всегда умел объяснить самому себе и окружающим, что у него всегда все самое лучшее, самые красивые женщины, самые умные дети, лучшие дома и так далее и тому подобное. Он действительно был человеком независтливым – просто потому, что искренне считал, что у него все равно все лучше, поэтому завидовать не приходится.

Ф: Вот полное совпадение с тем, как я видел Бориса.