“Курск”

А: Когда ты ушел с ОРТ? В 2000 году?

Д: В 2000 году, в августе, после подлодки “Курск”. Меня выгнали с работы. Кто-то слил, что я нанял каких-то проституток в августе, которые сказались вдовами людей с “Курска”[191], и Путину донесли, что Доренко нанял проституток.

А: Серьезно? Я не знал.

Д: Все это время я был во Франции, я вообще не был в Москве. Я так никогда и не смог Путину это объяснить, у меня не было больше контакта.

А: А что у тебя было по поводу “Курска”?

Д: Ну что же, там горе великое было, и притом горе, касающееся армии. Тут надо понимать, что это мое слабое место, я человек из гарнизонов. Я виделся с Путиным 31 августа 2000 года. И, выходя из кабинета, как бы невзначай сказал: “Владимир Владимирович, кстати, еду в Видяево”. А он говорит как бы: “Ну, едь, едь, давай”. Я выхожу и тут же начинаю лгать. Меня встречает Волошин: “Ну как там была беседа?” Я ему говорю: “Дал задание – ехать в Видяево. Александр Стальевич, я вас прошу организовать, чтобы меня там как генерала встречали все”. Он говорит: “Ну, хорошо”. Ну что, журналист должен же быть пролазой… И я полетел в Видяево и сделал программу, из-за которой меня выперли с телевидения.

А: В чем был пафос, который им не понравился?

Д: Думаю, я очень критиковал все власти за ложь и за черствость. Надо сказать, что я точно понимал, что меня выгонят. У меня была температура 40, на нервах, я выпил пачку аспирина, сбил температуру и сказал: “Да, меня выгонят. Но ничего, с богом, пошли опять, ну, на смерть”.

А: Березовскому передача, конечно, понравилась?

Д: Да. Но он считал, что якобы ради него я ее делал. А на самом деле ради гарнизона, и ради вдов, и ради ребят, которые там служат, это правда.

А: Вскоре после этого он уехал.

Д: Он уехал уже тогда. Сначала во Францию, а потом, дальше, в Англию.

А: А ты уже больше на телевидении не работал?

Д: Я никогда больше не работал на телевидении. Я в 2001 году сказал, что дам понять через людей Путину, что я не хочу ему быть врагом. А Боря почему-то не понял, что я от него ухожу.

Интересно, как мы несколько раз с ним прощались, как бы навсегда. В тот раз это было в воскресенье, 8 апреля 2001 года. Следующее воскресенье была Пасха, это 15-го, а 14-го был разгон НТВ, в 2001 году. Мы с ним встретились в Марбелье, и был Бадри, и было потрясающее номерное вино “Рибера-дель-Дуэро”, какое-то очень густое, красное такое. И я отвел его к набережной и сказал: “Борь, понимаешь, я вынужден с тобой проститься как союзник. Видишь ли, я несколько раз за свою жизнь пытался эмигрировать… – А он меня отговорил эмигрировать в Канаду. – Видишь ли, у меня не получается. Единственное, что меня утешает в чертовой эмиграции, это обратный билет. Я весь отсюда, понимаешь? Я возвращаюсь в Россию. В России субъектна только власть, субъектен только президент. Поэтому надо быть с президентом. Не пить на брудершафт, а просто дать понять, что я не враждебен президенту, а ты, – говорю, – враждебен. Жить в России и быть за президента – значит не быть с тобой”. – “Я все понимаю, все понимаю. Ну давай, ты внедрись, а потом… Ты внедрись”.

То есть он не верил в искренность моих слов. Я несколько раз искренне с ним прощался, и он всегда был убежден, что я внедрюсь, а потом он мне позвонит.

А: Он не верил в то, что человек может сделать заявление и всю жизнь ему следовать. Для него слова не имели такого значения. Заявление “Я уезжаю в эмиграцию” означало “Я, может быть, уеду, может быть, не уеду, а если уеду, то, возможно, скоро вернусь”.

Д: Самое ужасное, что он всем так и объяснял: “Это я Сережу послал внедряться”.

А: Боря, безусловно, не верил ни в расставания навсегда, ни в стабильность позиции, так как он сам легко мог поменять позицию на противоположную. И он не верил в неизменность отношений. Он был убежден, что любого человека за 40 минут сможет убедить в чем угодно. Фактически его жизненные трагедии во многом связаны с тем, что ему встретились люди, которых он убедить не смог. Тот же Рома Абрамович, которого точно за 40 минут ни в чем не убедишь.

Д: Да, Роман очень tough, тяжелый. Он сам очень понимает, чего хочет.

А: Было непонимание, что есть люди, которых переубедить невозможно. Сам он точки зрения менял легко. Но, ты знаешь, иногда встречаются персонажи, взгляды которых не меняются вовсе.