Интересный человек
А: Ты начинал дипломатическую карьеру еще в советское время, когда существовали очень ясные правила жизни. А 90-е, как сейчас кажется, были, во-первых, эпохой смены правил, во-вторых, эпохой жизни почти без правил. Насколько легко тебе дался переход в совершенно новую действительность? Или, наоборот, ты с радостью прыгнул в новую жизнь?
В: Начнем с того, что я вообще немножко опоздал, потому что работал в МИДе.
А: Если можно задать такой вопрос: ты работал только в МИДе или… где-то еще?
В: Нет, только в МИДе. И в общем-то надо было раньше мне встрепенуться, сообразить, что времена на дворе другие, но этого не произошло. Мне нравилось, я с удовольствием работал. Потом в 1991 году, как раз за месяц до путча, я поехал в Лондон, в посольство. Сначала занимался там политическими вопросами – писал телеграммы по разоружению. Было интересно. Шикарнейший был коллектив, на мой взгляд, не считая посла, – но это мое личное мнение. У меня с ним как-то не сложилось, это был Леонид Митрофанович Замятин.
А: Очень известный персонаж.
В: Небезызвестный, да. У нас с ним, мягко говоря, не было теплых отношений, но это неважно. И только осенью 1991 года я почувствовал, что время действительно изменилось. Не просто, как бывает, некоторое изменение парадигмы, а массивное ее изменение. Полностью все поменялось, и я, в общем, занимаюсь чем-то не тем. И тогда я сначала в посольстве возглавил экономический отдел. То есть я стал больше заниматься экономическими, финансовыми вопросами, общением с людьми из этого сектора Великобритании. Это было гораздо более актуально. А к лету 1992 года принял для себя решение, что надо менять жизнь кардинально, уходить с госслужбы, начать заниматься бизнесом.
Что такое бизнес, я тогда понимал не то что приблизительно, а вообще процентов на пять. Были у меня мысли довольно-таки наивные, что благодаря тому, что я какое-то время провел за границей, какие-то языки знаю, с иностранцами хорошо умею общаться, у меня все замечательно получится – такой оптимизм был большой. Я начал к этому готовиться и в октябре 1993 года ушел с госслужбы. С тех пор ни на кого не работал, слава тебе господи, и не собираюсь возвращаться. Я начал заниматься тем, что называется бизнесом. Мне это далось легко. Я за собой знаю, что мне вообще радикальные решения даются легко. Этому предшествовала определенная подготовка, в том числе интеллектуальная, моральная.
А: Коллеги из МИДа отпускали легко?
В: Мне дико повезло, я попал в идеальный момент. С начала 90-х, ты помнишь, была такая эйфория: мы сейчас сольемся с Западом, мы теперь друзья навсегда. И вот такие люди, как я, нужны, потому что они как раз будут наводить мосты. И отпускали меня чрезвычайно легко, и англичане меня приняли легко. Интересно, что целый ряд сотрудников посольства, дипломатов в результате стали бизнесменами или менеджерами каких-то компаний и остались в Лондоне.
А: У вас работал Александр Лебедев, у вас работал Андрей Костин. Действительно сложилась неплохая компания.
В: У нас была замечательная плеяда людей. Нас даже называли иногда “лондонской мафией”, и мне это нравилось, потому что в этом не было негативного оттенка – имелось в виду, что люди давно друг друга знают, хорошо относятся друг к другу и помогают друг другу.
А: Как ты познакомился с Березовским?
В: С Борисом я познакомился в 1994 году.
А: Ты уже знал про него? Что-то про него слышал?
В: Знал, конечно. Я был в информационном потоке, несмотря на то, что был в Лондоне, и несмотря на отсутствие тогда интернета. Мне о нем рассказывали, и я видел фотографии. И, я помню, очень переживал, когда произошло покушение.
А: Тогда вы еще не были знакомы?
В: Мы познакомились буквально через месяц-полтора после взрыва. У нас был общий знакомый, мой близкий товарищ, который в то время с работал с Березовским. Он мне позвонил и говорит: “Слушай, мы приезжаем в Лондон с Борисом, ты не мог бы нам помочь организовать ряд встреч и вообще пообщаться?” На что я ответил: “Конечно, с удовольствием”. Я тогда о перспективах не задумывался, просто интересный человек. Я их встретил в аэропорту Хитроу, помог организовать ряд встреч, мы много общались.
А: Ты тогда уже работал на себя? В посольстве уже не работал?
В: Я уже почти год работал на себя. Как ты знаешь, Борис в принципе сходился с людьми быстро, в темпе. Он почти все делал в мощном таком темпе, на скорости. Поэтому мы быстро начали общаться, говорить обо всем и как-то подружились, в общем-то.
А: Он тебе понравился сразу?
В: Он мне очень понравился. Он интересно мыслил, быстро мыслил. Я у него начал учиться. У Бориса, конечно, была колоссальная харизма, но и интеллектуально с ним было очень интересно.
А: Вы говорили больше о бизнесе или вообще о ситуации в стране?
В: Он вообще всегда был дико жадный до информации, просто губка. Другой вопрос, что он мог эту информацию не задерживать, а забывать и спрашивал то же самое.
А: Да, он спрашивал одно и то же, это правда.
В: Он был не деталист, но он и не был поверхностным. Поэтому больше мы говорили в одну сторону: он расспрашивал меня. В тот период он был очень жадный до понимания. Борис знал, что понимает Запад плохо, и вообще мир вне России плохо понимает, он отдавал себе в этом отчет. Меня он считал человеком, который понимает, как устроен Запад, что у них в головах, как все это работает. Поэтому он задавал очень много вопросов. На английском он говорил довольно прилично.
А: Он окончил английскую спецшколу, говорил неплохо.
В: Прилично. Иногда он поворачивался, спрашивал какое-то слово или спрашивал: “А как это сказать?” Но в основном все нормально. Акцент русский, но ничего.
А: Как ваши отношения развивались дальше?
В: Они развивались, Петя, очень хорошо, мы стали друзьями. Хочу без ложного пафоса сказать, что Борис был в моей жизни одним из наиболее близких мне людей.