Выход к Славутичу

Выход к Славутичу

1846-й полк в Харьков не входил. Преследуя противника, он занял часть города Валки. Во второй части, за рекой, окопались немцы.

Командир полка ожидал дальнейших указаний, а пока приказал бойцам отдыхать. Передышка была кстати. Ночью попали под проливной дождь и вымокли до нитки. Расчет, в котором воевал Нежурин, расположился в доме, оставленном хозяевами. Кто-то от усталости тотчас упал и уснул, кто-то сушил мокрое обмундирование, кто-то разыскал брошенную сухую одежду.

Утром начали занимать позиции. На них простояли трое суток, перестреливаясь с противником. Когда враг отступил, двинулись вслед.

Так и шли, «вися на хвосте у фашистов», как вдруг — изменение маршрута. Полк построился в походную колонну и отправился южнее.

Переход длился долго. Наконец ночью подъехали к переднему краю. Впереди — вспышки огня, разрывы мин. Воздушные разведчики «вешают» в небе «фонари».

Оборону заняли в зарослях лозы. Грунт песчаный, сырой. Окопы вырыли в два счета. А когда рассвело, увидели бойцы, что находятся на берегу Днепра, в районе Старого Орлика. Рядом стоял 1844-й полк, а 1848-й уже был на острове Глинск-Бородаевский и вел из своих «сорокапяток» огонь по правому берегу.

За несколько дней до этого батарея старшего лейтенанта Халтурина шла в авангарде своего 1844-го полка — вместе с наступавшей пехотой. Вначале передвигались с остановками, порой довольно длительными: каждый раз ждали посыльного от разведки. После того как он докладывал обстановку, снимались и передвигались до следующего рубежа — на расстояние в пять-шесть километров.

Такой темп Халтурина не устраивал. По рации он связался с командиром полка и доказал необходимость идти вместе с авангардом пехоты. И вот разрешение получено. Передвигались осторожно, с большими интервалами между машинами. Зато не томились на долгих привалах, и бойцы, рвавшиеся в бой, повеселели.

Когда вышли к Днепру, немцы уже успели ушмыгнуть на правый берег. Авангард пехоты (до батальона бойцов) начал с ходу переправляться на остров. Плотами и лодками помогли партизаны, которые встретили красноармейцев восторженными объятиями.

Халтурин поставил орудия на закрытые позиции в посадке деревьев, в районе села Новый Орлик; пора было выполнять приказ командира полка: переправиться с разведчиком и связистом на остров, установить телефонную связь между штабом полка и авангардом пехоты, оборудовать наблюдательный пункт, пристрелять ориентиры в расположении противника и поддерживать артиллерийским огнем действия пехоты.

На берегу Днепра группе Халтурина удалось раздобыть лодку, но без весел. Комбат взял с собой разведчика и связиста, который закинул в лодку катушку с телефонным кабелем. Поплыли, гребя саперной лопатой.

Противник быстро засек утлое суденышко. Снаряды и пули ложились все ближе. Одолели всего метров триста, когда снаряд разорвался так близко, что перевернул лодку. Вынырнули комбат и разведчик. Связиста на воде не было.

«Когда мы с разведчиком добрались до берега и немного пришли в себя после купания в бурлящей от свинца воде, товарищи связиста сказали, что он не умел плавать. А ведь когда я подбирал людей для переправы, кликнул добровольцев. Много времени утекло. Я не помню фамилий связиста и разведчика, вызвавшихся на опасное задание. Но твердо помню, что оба они были уральцы», — вспоминает Халтурин.

Вторичная попытка переправы оказалась удачной. Под непрекращающимся огнем противника добрались до острова Глинск-Бородаевский. Халтурин выбрал место для наблюдательного пункта. Вскоре была налажена связь с огневыми позициями.

Вспоминает Л. С. Фазлутдинов:

«Комбат меня оставил на батарее вместо себя. Все части получили строгий приказ: использовать только телефонную связь. Оно и понятно. Рацию враг может засечь. Но с телефоном у нас произошел курьезный случай. Рядом с нами сел У-2. На нем прилетел пехотный генерал. Немцы с правого высокого берега Днепра заметили советский самолет, и как только мы начали по приказу комбата вести пристрелку, они стали палить по «кукурузнику». Самолет, разворачиваясь для взлета, зацепил наш телефонный провод.

Я даю указание о стрельбе, а из ровика на моих глазах выскакивает, как живой, ящик телефонного аппарата. Затем и трубка вылетела из моей руки и взмыла в воздух.

Телефонист успел зацепиться за конец провода, его рвануло, но аппарат удалось спасти. Однако пристрелка на какое-то время прекратилась. Когда трубка снова оказалась в моей руки, я услышал в свой адрес крепкие слова комбата. В таких случаях он не скупился. «Самолет…» — начал я. Но разгневанный комбат не дал договорить: «На вашем участке, как я вижу, никаких вражеских самолетов нет, а вот над нами они висят постоянно!»

Потом, когда комбат узнал, что тут у нас произошло, он весело смеялся».