Лошадь в каске
Лошадь в каске
Зима сорок второго — сорок третьего выдалась снежной и суровой. Но холодно на морозе да тепло на сердце бойца: линия фронта двинулась на запад. Враг бежал, причем так лихо, что бросал технику — не до нее.
В поселке Касторное наступавшая бригада увидела множество вражеских машин: грузовики, тягачи, легковые. Моторы их еще не остыли. В некоторых автомобилях попадались награбленные вещи, бутылки коньяка, лимоны. Но все эти трофеи были ничто по сравнению с горючим в баках. Нехватка бензина тогда ощущалась остро.
Стоявшие впритык автомобили походили на стадо фантастических животных. И шоферы под командованием начальника химслужбы А. П. Полякова «доили» их до тех пор, пока не заполнили несколько десятков трофейных канистр.
А фашисты в это время, барахтаясь в снегу, как мухи в молоке, уносили ноги подальше от наступавших красноармейцев. Юго-восточнее Касторного в окружение попали около девяти вражеских дивизий. И хотя кольцо не было сплошным (основным силам удалось просочиться в район Горшечное — Старый Оскол), завоевателям некогда было вспоминать о коньяке с лимонами. Наступление на Воронежском участке фронта было настолько стремительным, что враги уже не успевали хоронить своих солдат. Живые на ходу срывали с мертвых одежду, чтоб натянуть на себя. Но тряпки, спасая от русских морозов, не могли защитить от пуль и снарядов.
В письме, датированном 28 февраля 1943 года, Иван Иванов писал матери:
«Идем на запад. Немцы всюду: убитые, раненые, пленные. На дорогах валяются в лужах крови, голые, с заросшими рыжей щетиной лицами. И лежат уже головами не на восток, как их учит фюрер, а — на запад».
В Касторном кто-то из шутников поднял и прислонил к забору замерзшую лошадь. На голову ее положили немецкую каску, на шею повесили множество фашистских крестов, медалей, а ноги обули в огромные камышовые башмаки — зимнюю обувь фашистских солдат. Глядя на это чучело, олицетворявшее «доблестного воина вермахта», бойцы смеялись, острили, давая выход ненависти к врагу.
Подразделения бригады часто встречались с колоннами пленных, идущими на восток. Представители «высшей расы» выглядели довольно жалко: головы укутаны цветным женским тряпьем, шинели изодраны, грязные. Провожая их взглядом, Аристарх Поляков думал: «Дождались изверги своего часа…»
Однако почти каждый населенный пункт приходилось брать с боем и, как говорили бойцы, выколупывать фрицев из подвалов и чердаков. Проще было с сателлитами. Сражаясь на стороне фашистов в начале войны, они вели себя нагло. Никогда не забудет Георгий Алексеевич Халтурин случай, когда шестеро румын пытались взять в плен целую роту красноармейцев. Колонна пехотинцев уходила по украинской степи от наседавшего врага. Вдруг увидели приближающихся всадников. Скакали они так открыто, что бойцы их приняли за своих. Но метров за полтораста всадники разъехались, начали окружать колонну с криками: «Русь, сдавайся!»
Опьяненные наступлением, румыны, видимо, считали, что война вот-вот закончится победой фашистов, и спешили выслужиться перед хозяевами. Наверно, скача во весь дух, уже видели, как им вручают высокие награды. Но русские почему-то не побросали оружие и не пошли за ними, как стадо в загон. Вместо наград «герои» получили пули.
Было это в июле сорок первого. Сейчас же, в начале сорок третьего, у сателлитов, похоже, пропала вера в победу над русскими. Когда бригада вышла к станции Льгов, на путях догорал состав. Вездесущие подростки сообщили, что в этих вагонах сожжены румыны. Иван Иванов не поверил и с разрешения начальника политотдела сбегал с ребятами на место, навел справки. Действительно, фашисты обманом завели румын в вагоны, закрыли их, обложили соломой, облили бензином и подожгли. Тех, кто пытался вылезти в окна, расстреливали.
Так гитлеровцы расправились со своими союзниками, которые потребовали, чтобы их вернули домой.
В начале сорок третьего союзники немцев начали сдаваться в плен. В Касторном сдалось много венгров. Они бросали оружие и выскакивали из домов с поднятыми руками. Вначале их отводили в штаб полка под конвоем, а потом стали просто показывать на горку, где располагался штаб, и жестами объяснять, что именно там их и ждут.
В плен сдавались и немцы. В Касторном один из сержантов пятой батареи запряг десяток пленных фашистов в сани и заставил привезти воду из реки для бани.
«Если уж за дело взялась высшая раса, то парок будет на высшем уровне», — шутил он.
Но процессию с бочкой увидел офицер политотдела, и «парилку» в штабе устроили для Халтурина. Получив нагоняй, он шел по улице села и вспомнил, как бойцы в Тюмени впрягались не в сани, а в пушки. Их вынудили это сделать немцы, напав на нашу страну… А унизительные работы, которые заставляли выполнять фашисты?.. А составы, увозящие женщин и детей в Германию — в рабство?..
Георгий Алексеевич разжал стиснутые зубы и глубоко вздохнул. Все же командиры правы, запрещая унижать пленных. Немцы — враги до тех пор, пока держат оружие. Как только бросили его и подняли руки вверх — они пленные. Издеваться над безоружными — не уважать себя.
Но как это внушить бойцам, когда каждый день они хоронят товарищей, когда получают письма, сообщающие о смерти родных, когда видели растерзанную женщину и рядом с нею ребенка, которого убили мимоходом, будто прихлопнули пролетающую мошку…