Кладбище танков

Кладбище танков

Фашисты очень скоро поняли, что через Обоянь им к Курску не прорваться. Решили взять восточнее — через Прохоровку. Это была последняя ставка гитлеровского командования в осуществлении операции «Цитадель». Они сосредоточили под Прохоровкой огромные силы: сто танков и самоходных орудий на один километр. Такой плотности не было ни на одном из фронтов. Кризис Курской битвы назревал. Советское командование решило не ждать наступления, а нанести в этом районе мощный контрудар.

12 июля началось знаменитое Прохоровское сражение. «Земля тряслась, как наши груди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой», — писал о Бородинском сражении Михаил Лермонтов. Через сто тридцать лет в сражении под Прохоровкой участвовали с обеих сторон одна тысяча двести танков и самоходных орудий да еще артиллерия.

Земля не только тряслась, она вставала от взрывов на дыбы.

В этом аду, в числе других подразделений, была батарея старшего лейтенанта Халтурина. На Прохоровском участке фронта его бойцы впервые «познакомились» с новыми мощными танками противника. Не только «сорокапятки» — даже 76-миллиметровые пушки, которыми была вооружена вторая батарея 1844-го полка, не могли пробить мощную лобовую броню новых немецких машин. И когда наблюдатель крикнул: «Танки!» — необстрелянные бойцы обеспокоено заерзали. Георгий Алексеевич поднял бинокль к глазам:

— «Тигры», «пантеры» — целый зоопарк… Лбы у этих зверюг крепкие… Целиться по гусеницам!

Первый снаряд, который поразил вражеский танк в гусеницу, был выпущен из пушки, наведенной уральцем Шутовым.

— Есть! — процедил он сквозь зубы, глядя на тяжелую машину, что завертелась на месте как зверь с перебитой лапой.

Следующий снаряд угодил «тигру» в бок, где броня была тоньше. Полосатый танк вспыхнул желто-красным пламенем с черной копотью. Бойцы ликовали. Теперь все наводчики орудий ловили на прицел гусеницы.

Нелегко было воевать 76-миллиметровыми пушками с тяжелыми танками противника, но миф о неуязвимости этих машин был развеян. Впрочем, артиллеристы, вооруженные подкалиберными снарядами, расправлялись с тяжелым танком одним метким выстрелом. «Тигр» вспыхивал, по выражению И. Иванова, «как солома, облитая керосином».

Ивану Дмитриевичу повезло. В числе немногих он видел все поле сражения, когда битва машин под Прохоровкой была окончена. Вместе с командирами бригады Иванов объехал место боя, и в его дневнике появилась такая запись:

«Это было кладбище бронированных слонов, еще истекающих кровью-бензином, дышащих огнем и дымом. С вывернутыми головами-башнями, согнутыми хоботами-пушками, они стояли, лежали на боку, вверх гусеницами. «Смотри-смотри! — говорил Михаил Григорьевич Сапожников. — Пять танков внизу, а шестой лежит на них. Как его угораздило?!» Скопище стали, нагромождение, свалка. Жуткое зрелище! Предсмертная агония фашизма!»

В послевоенных воспоминаниях Иванов писал об этом сражении:

«Мне все время хотелось увидеть в кино или на картине эту битву. Но сколько я ни смотрел фильмов, художественных полотен на тему войны — подобного не видел. Похоже, но очень отдаленно. Жаль, что я не сделал фотографий. Фотографировал Силин: у него, наверное, остались снимки. Посмотреть бы их».

Все, кто видел поле сражения после боя, долго жили под впечатлением этого зрелища. «

Я даже как-то пересмотрел свои фронтовые дела, — вспоминал Иванов. — Они, да и вся моя жизнь, показались ничтожными по сравнению с Прохоровским танковым сражением».