«Костер»

«Костер»

Путешествие на «Джорджике», океан, Америка, Гавайские острова произвели на меня большое впечатление. Я вернулся в Ленинград и всем рассказывал о своем плавании. В самом деле, для того времени рейс был необычным. Наши суда редко посещали те места, в которых пришлось побывать мне. Получив отпуск, я пребывал в приподнятом состоянии моряка, сделавшего кругосветный рейс и имеющего право небрежно вставлять в свои рассказы слова — «пассат», «муссон», «экваториальное течение», «дуга большого круга»… Кругосветным мое плавание можно было назвать с натяжкой, потому как большой кусок параллели из Владивостока в Ленинград был проделан по железной дороге, но об этом обстоятельстве я дипломатично умалчивал. Вышел из Ленинграда на запад, а вернулся в него с востока. Все правильно.

Однажды я шел по Невскому и вдруг вижу: на углу канала Грибоедова, против Дома книги, стоит последняя буква литературного содружества КЭБ — Витька Богданов. Я очень обрадовался. Выглядел он ослепительно — в лихо заломленной фуражке, синем буртоновском макинтоше и каких-то умопомрачительных ботинках, сверкавших как два маленьких солнца. Я бросился к нему. Мы не виделись несколько лет. Как-то не приходилось. Наши пароходы попадали в Ленинград в разное время. Кажется, и он был рад встрече. Я пригласил Витьку пойти выпить по кружке пива. Разве мог я пропустить такой случай похвастать своим последним рейсом? Мы заняли столик в «образцовой пивной», и я принялся рассказывать. Витька слушал с завистью. Когда я наконец закончил, он хлопнул меня по плечу.

— Слушай, ведь это интересно! Особенно, как вы плыли на «Джорджике». Писать надо, писать!

Как это не пришло мне раньше в голову? Конечно, надо писать, и писать немедленно! Во мне проснулся старый «кэбовский» журналист.

— А ты что делаешь, Витюля, в настоящее время? — спросил я.

— В отпуске.

— Давай напишем вместе, а?

Он пожал плечами:

— Я-то ведь с тобой там не был. Как же писать?

— Ничего, я тебе все подробно расскажу, разделим тему на две части и будем писать, как писали «Вторую Карскую». Напишешь, а я, если что-нибудь будет неточно, поправлю. Идет?

— Давай! — и глаза у него загорелись. Видно, «писательский микроб», привитый Ефимом Береговым, жил в нем все это время.

Желание приступить сразу к работе было так велико, что мы, бросив свое пиво недопитым, купили бумагу и отправились ко мне. Решили написать рассказ. Долго спорили о том, что выбрать. Материала было много. Про Америку, про Гавайи или про океан? Остановились все же на путешествии через Атлантику. На одном эпизоде. Дело заключалось в следующем. На «Джорджике» советских моряков обидели. Когда в судовой типографии печатали памятные списки пассажиров, пассажирский помощник, антисоветски настроенный, демонстративно не внес в списки наши фамилии. Мы были возмущены и пожаловались старпому, заявив, что на лайнерах этой компании никогда впредь ездить не будем. Можно было думать, что мы путешествуем на их судах каждую неделю! Старпом извинялся от имени компании, заставил извиниться перед нами виновника, но изменить что-либо в списках было уже невозможно. Мы обиделись. И вот пассажирский помощник затеял традиционный концерт силами пассажиров. Он знал, что у нас есть прекрасный оркестр народных инструментов, певцы, танцоры, и очень надеялся, что мы примем участие в его концерте. Выступление моряков должно было быть гвоздем программы. Он обратился к нам. Мы отказались. Но все-таки концерт был объявлен. Тогда мы устроили свой концерт на передней палубе, для команды. Все пассажиры первого, второго и третьего классов устремились на наш концерт, и судовой концерт был сорван. Наша самодеятельность пользовалась огромным успехом. Было непринужденно и очень весело. Самые чванливые пассажирки первого класса с удовольствием отплясывали с нашими матросами и кочегарами. Незадачливый помощник скрежетал зубами от злости. На его концерте присутствовало лишь несколько малоподвижных стариков и старух.

Вот про это мы и решили написать с Витькой. Я подробно рассказал ему про концерт, и мы по опыту «Второй Карской» разделили «сферы влияния». Целую неделю мы упорно трудились. Читали друг другу написанное, вычеркивали, сокращали, браковали, переписывали заново. В конце концов рассказ был готов. Витька с выражением прочел его мне.

— По-моему, здорово, — сказал он, откладывая в сторону рукопись. — Не хуже, чем у Новикова-Прибоя. Как тебе кажется? Во всяком случае, если сравнить те рассказы, которые печатают журналы, то наш даже лучше. Читал я тут недавно в «Резце» рассказик «Печка»… Ну, я тебе должен сказать, галиматья какая-то. Как только печатают!

— Да… Рассказ наш, конечно, хороший, — согласился я с Витькой. — Главное — необычная тема, новизна сюжета. Про море мало кто пишет…

Мы морально поддерживали друг друга. Она была необходима нам, эта поддержка, потому что и я, и Витька в душе не очень верили, что наш рассказ будет принят. Назвали его «Концерт».

— Я думаю, переделывать больше не будем. Можно отдавать на машинку? — спросил Витька. — Давай составим план, куда нам идти.

Мы наметили редакции журналов, куда должны были направиться: «Резец», «Смена», «Молодая гвардия», и последним в списке стоял журнал «Вокруг света». Получив от машинистки перепечатанный «Концерт», мы отправились по тернистому пути литераторов. Понесли первый рассказ.

В «Резце» какой-то тип в очках насмешливо посмотрел на нас, на блестящие козырьки, синие макинтоши и сказал:

— Рассказов не надо. У нас полный портфель рассказов. Теперь все пишут рассказы, и большею частью плохо.

— Почему плохо? — обиделись мы. — Вы почитайте, тогда будете говорить… Это про моряков.

— Все пишут про шахтеров, булочников, железнодорожников, моряков. Не надо. Журнал перегружен материалом. У вас все?

— Все. Жалеть будете. Продолжайте печатать «Печки» и подобную чушь, — сказал я, сжигая корабли. — Пошли, Витя.

Нам нечего было терять. Мы знали, что в «Резец» больше не придем. Очкастый с открытым ртом, вероятно пораженный нахальством авторов, уставился нам вслед.

В «Молодой гвардии» и «Смене» нас тоже постигла неудача. Там, пригласив сесть, нам вежливо и долго объясняли, что писать рассказы совсем не просто и лучше всего было бы, если бы мы годика два позанимались в каком-нибудь литературном объединении. «Концерт» мы, конечно, можем оставить, но прочитать и дать ответ быстро не обещают, вообще очень приятно, что моряки прямо с производства взялись за перо, но…

Когда мы покинули последнюю редакцию и вышли на улицу, я увидел, что Витька как-то сник.

— Может быть, на сегодня хватит? «Вокруг света» оставим на завтра?

— Витюля! Будь мужчиной. Вспомни Джека Лондона. Из скольких редакций его выгоняли, сколько неудач он претерпел, зато потом… Какая слава! Не сдаваться! Иначе я вынужден буду отдать тебя в литобъединение, как советовала эта подстриженная дева из «Молодой гвардии».

— Ну ладно. Двинули дальше.

В редакции «Вокруг света» происходило что-то непонятное. По комнатам метались сотрудники с перевязанными бечевой папками, рабочие оборачивали мебель мешковиной, выносили шкафы, за некоторыми столами еще работали редакторы, звонили телефоны… Мы подошли к одному столу и сказали, что принесли рассказ для журнала.

— Опоздали, морячки, опоздали, — засмеялся редактор, запуская обе пятерни в густую шевелюру. — Журнал закрывается. Вот так. Опоздали.

Мне почему-то показалось, что он рад тому, что мы опоздали. А может быть, это была излишняя подозрительность, возникшая после посещения других редакций. Не успели мы еще уйти, как из двери напротив выскочил небольшой коренастый человек. Увидя нас. он замер на пороге и, расплывшись в улыбке, закричал:

— Моряки! Зачем пришли? Материал принесли? Эх, черт возьми, неудачное время. Закрываемся, понимаете. Давай заходи. Садитесь. Я сам из моряков, служил когда-то на Балтийском флоте.

Мы ее ждали такого радушного приема. На душе как-то сразу полегчало, захотелось рассказать этому человеку о всех наших перипетиях. В маленьком кабинетике мы уселись на диван.

— Ну, так с чем пришли, что принесли? — спросил нас человек, усаживаясь за стол.

— Простите, а вы кем тут работаете? — поинтересовался Витька.

— Я главный редактор Селифонов.

Мы начали рассказывать ему о «Концерте», и потом как-то незаметно разговор перешел на плавание, пароходство, флот. Селифонов заразительно смеялся, когда я вспомнил про «Вторую Карскую» и содружество КЭБ.

— Все это интересно, ребята, — сказал Селифонов, становясь серьезным, — но вот беда: я даже не могу прочитать ваш рассказ. Оставлять его нам не имеет смысла, но кто-то должен вами заинтересоваться… Погодите, погодите!

Главный редактор сорвал с телефонного аппарата трубку, назвал номер.

— Здорово, Петро. Как жизнь молодая? Ничего? Ага, кончаемся… Слушай, я тебе сейчас двух моряков подошлю. У них интереснейший материал… Сам бы взял, да, понимаешь, не до того… Ну, ладно. Посмотри там… Пока, будь жив. — Селифонов положил трубку на место. — Вот что, моряки. Идите в журнал «Костер», есть такой, помещается в Доме книги. Идите прямо к главному. Он с вами поговорит. Успеха вам, моряки.

Надо было ехать обратно в Дом книги. По пути мы купили журнал «Костер». До сегодняшнего дня мы о нем не слыхали. Журнал был красочный, хорошо иллюстрированный. Но Витька, повертев «Костер» в руках, полистав его страницы, разочарованно сказал:

— Пионерский. Мы-то ведь для взрослых писали…

В «Костре» нас уже ждали. Когда мы вошли в небольшую комнату на пятом этаже, все находившиеся в ней сотрудники с любопытством повернули головы в нашу сторону. Посреди стоял светловолосый, светлоглазый молодой человек и улыбался.

— Мы хотели видеть главного редактора, — сказал я.

— Я главный редактор, — отозвался молодой человек. — Это и есть те моряки, о которых мне звонил Селифонов?

— Это и есть.

— Ну, так садитесь и рассказывайте, с чем пришли.

Мы уселись и сразу принялись говорить о «Концерте». О чем написан рассказ, как там развиваются события, что это подлинный материал и все правда. Молодой человек слушал нас не перебивая, с доброжелательной, слегка ироничной улыбкой.

— Знаете что, — вдруг сказал главный редактор, — не будем о рассказе. Вы оставьте его нам, мы почитаем, оценим, и если подойдет, то напечатаем. Морская тема очень нужна. — При этих словах я победоносно взглянул на Витьку — что, мол, я говорил? — Вы лучше нам расскажите, как живется, как у вас там на флоте, куда плаваете, кого видите, — продолжал главный редактор. — Сейчас чай с булочками принесут. Чайку попьем. Вешайте ваши пальто и рассказывайте. Не стесняйтесь.

Мы разделись, немного смущенные непривычной обстановкой, принялись за чай, который принесла женщина на огромном подносе. Через десять минут мы чувствовали себя в редакции как на судне. Люди там оказались простые, милые, с большим чувством юмора, а мы с Витькой славились как заправские «травилы». Уж чего-чего, а рассказывать всякие истории мы умели. Да и рассказать нам было что.

Просидев в редакции около часа, мы стали прощаться.

— Приходите через неделю. К этому времени мы прочитаем ваш «Концерт», — сказал главный редактор. — Судя по тому, как вы рассказываете, и писать вы должны неплохо.

Выйдя из редакции в коридорчик, мы остановили первую пробегавшую мимо девчонку и спросили:

— Скажите, пожалуйста, как фамилия главного редактора «Костра»?

— Петя Капица.

— Кажется, ничего парень, этот Петя Капица, — сказал мне Витька, когда мы спускались вниз по лестнице. — Он мне понравился.

— Да, там, по-моему, все ребята ничего, — согласился я. — Хоть приняли как людей.

Через неделю, когда мы вновь пришли в редакцию, Капица сказал нам:

— Ну что ж, моряки. Нам понравился ваш рассказ. Напечатаем. Если есть что-нибудь еще — приносите.

— Конечно, есть, — заверили мы главного редактора и, не задерживаясь, отправились ко мне, чтобы приняться за второй рассказ. Мы назвали его «Случай в Гамбурге». В нем говорилось о фашистах, устроивших провокацию на советском судне. Они подбросили на борт коммунистические листовки и хотели обвинить капитана в нелегальном провозе их в Германию. Но благодаря бдительности вахтенного матроса провокация не удалась. Он заметил листовки, и их заблаговременно сожгли в котельной топке. «Коричневые» пришли с обыском и ничего не обнаружили. Случай был подлинный. Рассказ получился живой, интересный. Мы снесли его в «Костер».

У Витьки кончился отпуск. Он ушел в море. Я остался на берегу и с нетерпением ждал выхода в свет «Костра» с нашим рассказом. И вот наконец журнал у меня в руках. Лихорадочно листаю его страницы, ищу наши фамилии. Пока нет… А может, вообще нет? Скорее в оглавление. Вот!.. Страница тридцать шестая. О, какой шик! Заставка — по неспокойному морю плывет огромный красавец-лайнер, немного ниже замысловатым шрифтом выведено — «Концерт», и слева, мелко — наши фамилии. Здорово! Непередаваемое чувство счастья, гордости, какого-то детского восторга. Хочется показывать журнал каждому и спрашивать: «Читали рассказ «Концерт»? Хороший?»— и потом скромно заметить: «Это я, между прочим, его написал. Читайте в следующем номере «Случай в Гамбурге». Тот еще интереснее». Но это только в мечтах. Пока я читаю «Концерт» сам. Читаю несколько раз. Очень хорошо написали!

«Случай в Гамбурге» напечатали в следующем номере. У меня появилась уверенность, что я могу писать. Витька был далеко в море. Я начал работать один. Голову наполняли сюжеты морских рассказов. Теперь я часто заходил в «Костер». Мне было уютно в редакции. Ко мне относились по-дружески, охотно слушали морские истории, приглашали на совещания детских писателей, проводившиеся при журнале. Тут я впервые в жизни увидел таких известных писателей, как Каверин — он печатал в «Костре» свой роман «Два капитана», — хорошенькую голубоглазую Ольгу Берггольц, Евгения Шварца, Льва Успенского, поэтов Гитовича и Владимира Лившица. Я глядел на них с восхищением и гордился своей причастностью к литературным кругам. Правда, на писательских совещаниях я всегда молчал: стеснялся, чувствуя, что еще очень далек от того, чтобы выступать как равный и сказать что-нибудь дельное. Зато я слушал жаркие споры о том, какой должна быть детская литература, как надо писать, почему дети не принимают дидактики.

Когда кончился мой отпуск и я ушел в море, то стал чем-то вроде специального корреспондента. Посылал в «Костер» свои письма из-за границы и советских портов, куда заходило мое судно.

За два года сотрудничества в «Костре» я написал больше десяти очерков и рассказов: «Туман», «Первый рейс», «Драгоценный груз», «На остров Сахалин» и другие. В 1940 году в «Костре» был напечатан мой очерк «Сегодня в Таллине». Он был последним. Тревожное предвоенное время, утомительные рейсы, короткие стоянки прервали тогда мои занятия литературой и связь со ставшим для меня родным «Костром».