Пустозёрский костёр

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пустозёрский костёр

Тем временем жизнь пустозёрских «сидельцев» шла своим чередом. 2 сентября 1679 года в Пустозёрске была получена царская грамота, предписывающая содержать «Аввакума с товарыщи» в тюрьме «с великою крепостью», и, если их тюремные помещения пришли в ветхость, «укрепить тотчас».

А тюрьмы действительно обветшали. Согласно отписке пустозёрского воеводы А.Т. Хотенева, поданной 7 февраля 1681 года в Москве, «…в Пустоозерском же, государь, остроге тюрьмы, где сидят ссыльные Аввакум с товарыщи, все худы и розвалились же, а починить тех тюрем нельзя ж, все згнили, а вновь построить без твоего, великого государя, указу не смею». По этой отписке грамотой от 2 марта велено было: «тюремной двор построить вновь, буде починить не мочно. А строить велеть тот тюремный двор с великим береженьем, чтоб ис тюрьмы ис колодников кто не ушол, а строить преж велеть тюремной тын, а избы после с великим же остерегательством». Приказывалось также снестись с приказом Большой казны, которому по этому поводу 11 февраля была послана соответствующая память.

Согласно сведениям Пустозёрской переписной книги и письму местного воеводы Гаврилы Яковлевича Тухачевского, в остроге в это время имелось «на посаде и в жирах посадцких, тягловых, с монастырскими, опричь церковных причетников пятьдесят три двора, да нищих и вдов восемь дворов, а людей в тех дворех двесте шездесят восем человек, да без дворных и нищих сто семь человек». Кроме того, имелось шесть дворов причетников, в которых проживал 21 человек, и 23 пустых двора, жители которых сбежали или умерли. В Пустозёрске было четыре церкви — Введенская, Никольская, Спасская и Пречистенская и подворье Красногорского Пинежского монастыря — «для рыбного промыслу». Любопытно, что священником пустозёрской Введенской церкви был ученик и последователь Аввакума отец Андрей, служивший по старопечатным служебникам и живший в Пустозёрске еще в 1713 году.

20 января 1680 года в Пустозёрск были присланы «воры и мятежники» во главе с Логином Степановым, схваченные после подавления восстания в Соловецком монастыре: Игнашко Иванов, Митька Борисов, Данилко Терентьев, Васька Иванов, пушкарь Климка Фёдоров, Тишка Малафеев, Федька Семёнов, Петрушка Кузьмин и Федотка Микитин. В это время в Пустозёрске также находились «ссыльные люди» Ондрюшка Олонец с сыном и Стенька Мезенец с женою. До 9 октября 1680 года в Пустозёрске жил сосланный сюда после смерти Алексея Михайловича боярин А.С. Матвеев с сыном Андреем. В Пустозёрском остроге в отдельном доме проживала также супруга попа Лазаря Домна.

Несмотря на новые строгие запрещения властей, сочинения Аввакума и всей «великой четверицы» по-прежнему переписывались «добрым письмом», из них составлялись полные сборники и рассылались «верным». Сочинения Аввакума можно было теперь приобрести «из-под полы» даже в Москве в книжных рядах на Красной площади. Власти это всё больше и больше беспокоило.

* * *

6 января 1681 года, в праздник Богоявления Господня, в Москве произошло событие, которое, по-видимому, окончательно предрешило судьбу пустозёрских страдальцев.

В этот день каждый год с участием царя и высшего духовенства совершался торжественный крестный ход из Кремля на Москву-реку. «Из всех официальных праздников это был самый пышный, из всех царских выходов — самый торжественный, — пишет А.М. Панченко. — “Чающие движения воды” съезжались в столицу со всего государства. На кремлёвском холме собиралось до трёхсот-четырёхсот тысяч человек. Около полудня начинался крестный ход, который направлялся из Успенского собора к Тайницким воротам. Напротив них на Москве-реке устраивалась иордань. Шествие открывали стрельцы в цветных кафтанах, с золочёными пищалями, копьями и протазанами — по четыре человека в ряд, сто восемь рядов в описываемый день. На ложах сверкали перламутровые раковины, с обтянутых жёлтым и красным атласом древков свисали шёлковые кисти. За стрельцами, в преднесении икон, крестов и хоругвей, следовало священство в богатейших облачениях, от младших степеней — к старшим, с патриархом позади. Потом шли московские чины, начиная приказными дьяками и кончая стольниками, за ними царь в окружении бояр, поддерживаемый под руки двумя ближними людьми… На царе была порфира с жемчужным кружевом, на плечах — бармы, или диадима, большой крест на груди и Мономахова шапка с соболиной опушкой. Всё это блистало драгоценными каменьями; даже бархатные или сафьянные башмаки были густо унизаны жемчугом. На иордани, в “царском месте” (оно представляло собой миниатюрный расписной пятиглавый храм) государь переодевался в другое, столь же роскошное платье. Смена одежд была символической и имела прямое отношение к идее праздника — обновлению человека, призванного к чистой и безгрешной жизни. Во время богоявленских торжеств “орошалась душа”; наглядно это подчеркивалось окроплением и купанием в крещенской проруби. Однако нашлись люди, которые восстали против показного официального благополучия».

Торжественный ход праздника был нарушен бунтом, о котором власти позднее вспоминали с содроганием. Вот как об этом сообщается в синодском «объявлении» 1725 года, написанном по поводу отобранной у московских старообрядцев иконы с ликом пустозёрского страдальца: «Долголетно седя в пустозерской земляной тюрьме, той безсовестный раскольник (Аввакум. — К.К.)… утоля мздою караул, посылал ко единомысленным своим в Москву, котории во время царствования… Феодора Алексеевича, пришествии его величества на иордань в день святаго богоявления, безстыдно и воровски метали свитки богохульныя и царскому достоинству безчестныя. И в то же время, как татие, тайно вкрадучися в соборныя церкви, как церковныя ризы, так и гробы царския дехтем марали и сальныя свечи ставили, не умаляся ничим от святокрадцев и церковных татей. Сея вся злодеяния быша в Москве от раскольников наущением того же расколоначальника и слепаго вождя своего Аввакума. Он же сам, окаянный изверх, в то же время… седя в вышеозначенном юдоле земляныя своея тюрьмы, на берестяных хартиях начертавал царския персоны и высокия духовныя предводители с хульными надписании, и толковании, и блядословными укоризнами».

Итак, совершилось нечто неслыханное! Во время Крещенского водосвятия, когда на кремлёвском холме и по берегам Москвы-реки собрались сотни тысяч людей, включая царя Феодора Алексеевича, противники никоновских реформ устроили разгром в опустевших Успенском и Архангельском соборах — главных храмах государства Российского. «Это был не столько разгром, сколько символическое осквернение. Сальные свечи в церковном обиходе не употреблялись; их считали нечистыми… Дёготь — общеизвестный знак позора, им мажут ворота гулящей девке. В глазах бунтарей официальная церковь утратила непорочность, уподобилась блуднице и не могла претендовать на духовное руководство» (Панченко).

В то же самое время старообрядец Герасим Шапочник поднялся на колокольню Ивана Великого и «метал» оттуда в толпу свитки с политическими карикатурами и «хульными надписями», обличающими царя, светских и духовных властей во главе с патриархом Иоакимом. Как выяснилось, оригиналы на берестяных хартиях изготовил сам протопоп Аввакум. Одна из таких карикатур, выполненная на бумаге, дошла до наших дней. На ней изображён круг «верных», а вне этого круга даны схематические изображения физиономий «вселенских» патриархов Паисия Александрийского и Макария Антиохийского и трёх русских новообрядческих иерархов — Никона, Павла Крутицкого и Илариона Рязанского. Подписи под изображениями гласят: «окаянный», «льстец», «баболюб», «сребролюбец», «продал Христа». Такого публичного позора власти простить не могли. Вскоре последовало решение об учреждении следствия по данному делу.

6 февраля 1682 года, в понедельник, в Москве открылся церковный собор. На нём присутствовали патриарх Иоаким, 8 митрополитов, 3 архиепископа, 1 епископ, 12 архимандритов и 10 игуменов. На рассмотрение собора правительство царя Феодора Алексеевича предложило план широкой, почти что революционной перестройки всей системы русской иерархии, который, впрочем, во всей полноте осуществлён тогда не был. Для противодействия старообрядчеству правительство желало увеличить число архиереев, с подчинением их патриарху и митрополитам, но собор предпочел учредить несколько новых независимых епархий для избежания распри между архиереями об их сравнительной «высости».

На Соборе 1682 года, как и на прежних соборах, делались от царя вопросы или предложения, на которые следовали соборные приговоры. 8 февраля 1682 года царь Феодор Алексеевич в письме собору спрашивал: «Как следует поступать с раскольниками?» — и получил разрешение собора поступать с ними «по государеву усмотрению». Тем самым собор передал в руки светской власти противодействие старообрядчеству, прося в то же время государя не давать своих грамот на строение вновь пустыней, уничтожить в Москве палатки и амбары с иконами, называемые часовнями, в которых священники совершают молебны по старопечатным книгам, и запретить продажу у Спасских ворот и в других местах «листочков» и «тетрадок» с выписками будто бы из Божественных книг. Вместе с тем особый отдел постановлений собора был направлен непосредственно против защитников древлего благочестия, которым запрещалось собираться на молитвы в частных домах и которых духовенство должно было отсылать к государственному суду для последующего наказания. Царская грамота того же 1682 года давала епископату новые, расширенные полномочия по борьбе с «расколом». Одним из итогов собора стало издание указа о старообрядцах, предписывавшего разыскивать их и сжигать в срубах.

Вскоре решения церковного Собора 1682 года, предающие старообрядцев «градскому суду», были воплощены в жизнь. В Пустозёрск был направлен капитан стрелецкого стремянного полка И.С. Лешуков, который провёл спешный сыск по поводу распространения Аввакумом из земляной тюрьмы «злопакостных» и «злохульных» писаний, направленных против царя и новообрядческих иерархов.

14 апреля 1682 года, в Страстную пятницу, по настоянию патриарха Иоакима, Аввакум был сожжён в деревянном срубе вместе со своими единомышленниками и соузниками — священником Лазарем, диаконом Феодором и иноком Епифанием. В литературе об Аввакуме можно часто встретить следующую мотивацию приговора о смертной казни пустозёрских страдальцев: «…за великия на царский дом хулы». Однако эти слова взяты не из официального документа, а из записок графа А.А. Матвеева, написанных уже после 1716 года. Что касается официального приговора о казни Аввакума и его соузников, то таковой до сих пор не обнаружен. Вполне возможно, что его попросту не было — расправа творилась втайне, чтобы не вызвать нового возмущения среди последователей древлего благочестия.

И подобные опасения были небезосновательны, как покажут последующие события весны — лета 1682 года. «Теперь мы знаем, что крещенская “замятня” была не случайным эпизодом, не актом отчаяния, не предприятием одиночек, — пишет А.М. Панченко. — Это было грозное предвестие знаменитой “Хованщины”, стрелецкого восстания весны и лета 1682 года. В нём переплелись социальные и конфессиональные мотивы. Активнейшим его участником был любимый ученик Аввакума, посадский человек из Нижнего Новгорода Семён Крашенинников, в иночестве Сергий».

К месту казни собрались пустозёрские жители — увидеть и услышать в последний час великих учителей древлеправославия, апостолов Заполярья, и попрощаться с ними. Протопоп Аввакум благословился у своего духовного отца инока Епифания, попрощался со своими соузниками и сам благословил их на предстоящий мученический подвиг. Книги свои и прочее скудное имущество они заранее раздали местным жителям и единомышленникам. Все четверо попрощались с народом и низко поклонились, после чего их привязали по четырём углам деревянного сруба. «И обложиша сруб весь смольем и берестом, и соломою, и смолою, и зажгоша огнем». Сруб запылал. Горевшие заживо мученики единогласно запели задостойник «Владычице, приими молитву раб Своих». В пламени костра Аввакум сумел высвободить руку и, сложив её в двуперстное крестное знамение, высоко поднял над собой, в последний раз обращаясь к народу: «Будете таким крестом молиться — во веки не погибнете!»

В «Сказании о кончине блаженного Епифания и прочих с ним страдальцев в Пустозерском городке, како скончалися» говорится о чуде, произошедшем в момент казни: «Огнь же велми возшуме и возгореся великим пламенем на воздухе; они же стояще в пламени и до конца допевше стих той, и поклонишася в землю, и пламень объят их. Народ же весь Пустозерскаго городка, около стояща, и воини, и неции боголюбивии мужие видеша из сруба и из пламени — отец инок Епифаний подняся на воздух, аки носим Божественною некою силою, в верх к небеси, и невидим бысть. Онии же указующе друг другу, и овыя видеша, а овии не видеша. И егда сгоре сруб, и пламень умалися, и обретоша страдалцев трех телеса не згоревша, токмо опалишася, протопопа Аввакума, и священника Лазаря, и диакона Феодора, и от риз их овыя части не сгореша; а отца Епифания не обретоша тела, ниже от риз его что обретше, и удивишася сему. И которые видевше преславное сие чюдо из сруба с пламенем отца Епифания на воздухе вознесенна в верх к небеси, сказавше свое видение, и начаша дивитися сему преславному Божию милосердию, и прославиша Бога, дивнаго в чюдесех Своих, яко и в нынешняя последняя времена Бог прославляет и укрепляет древлецерковное благочестие».

Перед смертью Аввакум предсказал скорую кончину царя Феодора Алексеевича. Пророчество это в точности сбылось: две недели спустя, 27 апреля 1682 года, молодой царь неожиданно скончался. Народ увидел в этом событии Божие возмездие за казнь пустозёрских страдальцев.

С казнью «великой четверицы» стояние за старую веру не закончилось. Зарево пустозёрского костра озарило и всколыхнуло всю Россию. На Дону, где проповедовал игумен Досифей, поднялось мощное народное движение за возвращение к древлеправославию. Начались выступления и в столице, а вскоре здесь вспыхнет знаменитая «Хованщина» — последняя попытка преодолеть раскол Русской Церкви и вернуть Московское государство к вере отцов. «Сожжение Аввакума также, вероятно, послужило толчком к выступлению в Москве. Аввакум был широко известен среди московского люда, в том числе и среди стрельцов, своими духовными посланиями. Он также был знаком и с князем Хованским. Пользуясь борьбой придворных партий и слабостью власти, князь Хованский и некоторые старообрядческие руководители с помощью стрельцов предприняли попытку восстановить старую истинную веру» (Безгодов). Однако этой попытке не суждено было увенчаться успехом…

* * *

После смерти Аввакума Анастасия Марковна до января 1693 года (с октября 1664-го) жила с семьёй в Холмогорах и в Окладниковой слободе на Мезени. При содействии князя В.В. Голицына семье Аввакума 4 января 1693 года царским указом было разрешено выехать с Мезени, и Марковна с сыновьями Иваном и Прокопием поселились в Москве. Около года она жила в Елохове у «свойственника своего», посадского человека Меркула Лукьянова, в приходе Богоявленской церкви, в последующее время проживала в собственном доме, в приходе Троицкой церкви, «что на Шаболовке», на участке капитана Якова Тухачевского. Умерла в 1710 году и погребена при той же церкви. В XIX веке её намогильная плита ещё сохранялась.

Старший сын Аввакума Иван вместе с братом Прокопием был освобождён 14 января 1693 года на «добрые поруки» в город Романов. До своего освобождения прослужил дьячком при церкви Богоявления Господня в Окладниковой слободе. Однако когда братья явились в Стрелецкий приказ, боярин И.Б. Троекуров «приказал им словесно жить в Москве свободно». Живя в Москве, Иван Аввакумович, по-видимому, выступал тайно в роли старообрядческого наставника. В 1717 году Иван был арестован по делу о «распространении раскола», осуждён «в Кирилов монастырь в вечное пребывание» и, измученный допросами и переездами, умер 7 декабря 1720 года в возрасте семидесяти шести лет, находясь в Петербурге в Петропавловской крепости за караулом. Прокопий, судя по всему, в 1717 году был ещё жив и проживал в Москве. Он отличался меньшей стойкостью в приверженности к старой вере. О судьбе других детей протопопа Аввакума нам ничего не известно.

* * *

В XVIII веке Пустозёрский острог пришёл в запустение и постепенно исчез с лица земли. Но память о страдальцах за старую веру долго ещё жила среди пустозёрцев; известно было и место, где они сгорели. На месте казни мучеников был поставлен памятный крест, который существовал ещё в начале XX века. Согласно надписи на нём, крест был поставлен «1788 года марта 1 дня… тщанием господина мезенского купца Петра Протопопова».

Последние жители покинули это место в 1960-х годах. Сегодня на месте Пустозёрска голый песок, мох да низкий кустарник. Лишь кое-где виднеются останки деревянных восьмиконечных крестов. Официально городище Пустозёрск является государственным памятником архитектуры под открытым небом. Ещё в 1960-е годы благодаря учёному-археографу, исследователю печорской старины В.И. Малышеву здесь был поставлен каменный обелиск исчезнувшему городу, сложенный из фундамента последней пустозёрской церкви. В 1989 году краевед из Нарьян-Мара Михаил Фещук вместе с товарищами собственноручно изготовили и установили памятный знак в честь мучеников за древлее благочестие — бревенчатый сруб, из которого поднимаются к небу две резные шестиметровые лиственницы, символизирующие двуперстие, увенчанные узорным навесом, удивительно напоминающим поморские намогильные кресты-голбцы. Между столбами на цепях подвешен колокол, звонящий в память о мучениках за старую веру. В 1991 году группа староверов-поморцев из Рижской Гребенщиковской общины установила древлеправославный восьмиконечный крест из лиственницы на месте сожжения пустозёрских отцов, а в 2007 году в Нарьян-Маре была построена и освящена старообрядческая часовня во имя протопопа Аввакума и пустозёрских мучеников, которую первоначально предполагали установить на месте казни пустозёрских страдальцев, но по ряду причин так этого сделать и не смогли. Возможно, это удастся в будущем, поскольку и в наши дни к этому поистине святому месту не иссякает поток паломников со всех концов России.