Принципы бесхозяйственности

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Принципы бесхозяйственности

ЦК партии принадлежит честь разработки принципов и стратегии внешней и внутренней политики государства, в том числе в народном хозяйстве. Если ЦК можно сравнить со ставкой Верховного главнокомандования, то штаб экономического управления — Госплан. Какими же принципами он руководствуется? Самыми благонамеренными: планомерность и пропорциональность, полная занятость, от каждого по способности, каждому по труду, рост зарплаты на основе роста производительности труда — это мы знаем из учебников. Но что мы видим на практике? Какая планомерность и пропорциональность, если нет соответствия между количеством и структурой рабочих мест и рабочей силы? Какая «полная» занятость, если только по официальным сводкам потерь рабочего времени недоиспользуется более 10 % штатных работников, каждый десятый, по сути дела, скрытый безработный? Многие ли у нас вкалывают «по способности»? А кто вкалывает и не вкалывает — велика ли разница в их оплате? Разве это «по труду»? А как растет зарплата на основе производительности, это мы видим из практики пересмотра норм и расценок. Так что благие принципы — блуд словесный. Реальное управление строится, скорее, на извращения этих принципов.

Из принципа всеобщей полной занятости последовательно проводится лишь первая его часть: всеобщая или поголовная занятость. Причем понятие «занятость» и конституционная обязанность каждого заниматься общественно полезным трудом практически толкуется как обязанность состоять на государственной службе, в контролируемой государством организации. Независимая работа, артельная или индивидуальная, обусловлены таким ограничениями, что фактически поставлены вне закона. Артели презрительно именуются «шабашниками» и нередко привлекаются к уголовной ответственности по существу за то, что зарабатывают больше, чем государственные рабочие. Индивидуальное ремесло обложено непосильными налогами и трудностями приобретения материалов и сбыта продукции. Кому не знакомы обычные сцены на остановках, у станций метро, у магазинов, когда милиция штрафует, гоняет старух с пучками редиски, укропа, цветами? Покупатели бегут за старухой, а старуха — от милиционера, от штрафа за торговлю в неположенном месте. Стыдища! Видно, что и милиционеру стыдно, но долг службы, не его это головотяпство, а так проводится в жизнь социалистический принцип: «всеобщей и полной занятости».

Статья 209 УК РСФСР предусматривает до двух лет лишения свободы или четырех ссылки за паразитизм и тунеядетво — суду подлежит каждый, кто свыше четырех месяцев не числится на государственной службе. Статья эта охотно применяется к «шабашникам», индивидуальным ремесленникам, дедушкам и даже как в случае с Татьяной Урусовой, бабушкам, воспитывающим своих внуков. Беззаконие властей, занавешенное искаженным толкованием понятия общественно-полезного труда, определило независимых тружеников в разряд нарушителей и преступников.

В осуществление всеобщей, поголовной занятости в плановом порядке создается изобилие дешевых рабочих мест, предприятия поставлены в условия, вынуждающие стремиться к расширению штатов и увеличению численности работающих. Переизбыток рабочих мест создает искусственный дефицит рабочей силы с вытекающими из него последствиями, сдерживанием производительности труда, хозяйственными махинациями, разложением работников. Под прикрытием мнимого дефицита накапливается, загнивает лишняя рабочая сила, получающая зарплату по существу лишь за присутствие, за то, что числится на предприятии. Любопытная ситуация: государство содержит армию платных тунеядцев и преследует, так сказать, «бесплатных тунеядцев», независимых тружеников, людей, не претендующих на государственный кошт. Главное, чтобы каждый человек работал на государство и во всяком случае обязательно находился под контролем государства, Такова практическая цель и следствие принципа поголовной занятости.

Своеобразно преломляется на практике и принцип соответственности зарплаты росту производительности труда — «каждому по труду». Содержание излишков рабочей силы, оплата простоев компенсируется недоплатой, эксплуатацией производительного труда. Возможность получать незаработанные деньги открывается в том случае, если другим не доплачивают заработанное. Как это делается на индивидуальном уровне мы видим на примере пересмотра норм. То же самое происходит на уровне производств. У нас полно нерентабельных предприятий, они убыточны годами, десятилетиями, половина совхозов убыточны — кто их содержит, на что они существуют? На государственные дотации и безвозмездные ссуды, т. е. за счет рентабельных предприятий. Стимулируется не производительность, а паразитизм и иждивенчество. Какой смысл выкладываться, если нет должного вознаграждения, зачем работать, если оплата и так гарантируется? Дураков, как сказал директор, нынче нет. Агитка дутых рекордов никого не волнует. Дотянуть до плана, до нормы и баста. А высоки план и нормы — мало, кто когти рвет, нарочно вполсилы, чтобы убедить вышестоящих в нереальности задания, скорректировать в сторону уменьшения. Напрочь пропадает заинтересованность в конечных результатах производственной деятельности. Инерция производителей — естественная реакция на уравнительный принцип так называемого стимулирования.

В подобных условиях, казалось бы, нечего ожидать нормального экономического роста. Но статистика утверждает, что определенный рост есть и даже неуклонный, поступательный. Каким чудом? Это творит чудеса принцип планомерности и пропорциональности, который на практике сводится к централизованному планированию от достигнутого или по базе. Каждый плановый период к достигнутому уровню прибавляется определенный процент — очень просто. В разных конкретных ситуациях, конечно, бывает всякое, но общая установка незыблема: рост, во что бы то ни стало рост. Выполнено задание на сто или двести или семьдесят процентов — на следующий календарный период этот уровень берется за базу. Бюрократическое уродство такого планирования очевидно: чем лучше сработаешь, тем больше потом запланируют. А соседнее предприятие, предусмотрительно не забегающее далеко за стопроцентную отметку, без особых усилий справляется с незначительным ростом планового объема. Поскольку фонды экономического стимулирования, премии зависят не от объема производства, а от выполнения планового задания, больше зарабатывает тот, у кого меньше план, другими словами, больше получает тот, кто меньше дает. Планирование от достигнутого дает рост, но это шаг вперед — два назад. По существу, поощряется сдерживание производства, накопление и утаивание резервов, чтоб не застали врасплох выкрутасы планирования. Честный хозяйственник всегда проигрыше.

В условиях эксперимента Щекинский химический комбинат, работавший под девизом «людей меньшей — продукции больше», ввел в действие все резервы, в два раза увеличил выпуск продукции, в три-четыре раза поднял производительность труда. Через несколько лет комбинат вернули на круги своя: опять стали планировать от достигнутого, а фонд зарплаты сократили по численности работающих. В результате, коллектив стал получать зарплату меньше прежней. Упал интерес к труду, а план достиг крайнего напряжения, и прогремевшее на весь мир предприятие скатилось в число самых отстающих в Тульской области. Конфузней не придумаешь.

В Барнауле на котельном заводе мне показали министерский документ, где вторая строка — возможный объем производства при мощностях, а первая — плановое задание, которое на 20 % превышало производственные мощности и подписи ответственных товарищей из Министерства. Главный экономист простонал только, что едет в Москву. Он будет не требовать, а просить, чтобы Министерство признало, что 2х2=4 и уменьшило бы задание до разумного предела. Вопреки всякой логике такие прошения далеко не всегда венчаются успехом. Предприятию оставляют заведомо нереальный план со всеми вытекающими для руководства и всего коллектива шишками. А на следующий год опять «от достигнутого». Предприятие надолго погружается в черную полосу неурядиц. Люди годами не видят премий, падает зарплата, разбегаются рабочие. В таких случаях искушенный директор идет на риск: резко срывает производственную программу, план выполняется, скажем, всего процентов на семьдесят. Разумеется, если директор не слетит с кресла, все равно получит большой нагоняй. Однако из зол он выбирает меньшее. Нагоняй был бы при любом невыполнении. Зато теперь план будет значительно уменьшен, а это несколько лет гарантированной передышки. А там опять повторить.

Бюрократическое планирование от достигнутого извращает саму идею плана, превращая его из метода регулирования в тормоз хозяйственного развития. Накапливаются, утаиваются неиспользуемые материальные и трудовые ресурсы, утрачивается личная и коллективная заинтересованность в результатах производства, процветает показуха и жульничество. Отсюда повсеместный неискоренимый дефицит. Легче перечислить, чего в достатке, чем-то, чего не хватает. Первая в мире лесная держава — и острая нужда в пиломатериалах и бумаге. Огромные запасы руд, мощная металлургия, — традиционная нехватка металла. Больше всех выращиваем хлопка и льна — и годами перебои в хлопчатобумажных и льняных тканях. Необъятные бассейны рек — и нет речной рыбы в продаже. Богатейшие нефтяные промыслы — и жестокий голод с горючим. Этот перечень можно продолжать до бесконечности, но проще пойти в магазин и спросить, например, колбасу, молоко, масло, сыр, чтобы стало понятно смущение, какое испытываешь перед статистикой, согласно которой все у нас в целом выполняется и перевыполняется.

Кто производит дефицит? Да тот же самый Госплан, который в титанической борьбе с дефицитом вынужден спасаться от него в закрытых спецмагазинах, чтобы прокормить своих сотрудников. Как будто нарочно создаются проблемы!

Планы на бумаге, дефицит на практике. Не Госпланом бы именовать, а Госдефицитом — настолько велика роль этого учреждения в образовании хаоса, который гнездится в самой природе нашего планирования.

Под эгидой пропорциональности на деле традиционно планируется диспропорция. Опережающее развитие тяжелых отраслей группы «А» по сравнению с так называемыми легкими, группы «Б», основных производств по сравнению с вспомогательными, промышленного строительства по сравнению с культурным и бытовым означает запрограммированное, хроническое отставание последних, недостаточные капиталовложения на выпуск товаров массового спроса, сельское хозяйство, дорожное, жилищное и культурное строительство. В этих сферах хуже условия и организация труда, меньше техники, ниже зарплата. Здесь выше текучесть рабочей силы, которая устремляется в более развитые отрасли, из сельской местности в города, из неблагоустроенных районов в более обжитые. Диспропорция наносит огромный ущерб всему народному хозяйству. Из-за некачественного ремонта простаивает основное производство: плохие дороги гробят транспорт и жгут горючее; на прорехи сельского хозяйства, строительства с промышленных предприятий внепланово отвлекаются огромные материальные и людские ресурсы, которые из рук вон плохо пользуются; из-за плохих бытовых условий некому работать на важных объектах, а дефицит товаров — одна из причин повального пьянства: куда девать деньги, кроме бормотухи и водки? Работники ориентируются не на труд, а на иные способы удовлетворения своих потребностей: приписки, воровство, использование производственных средств и рабочего времени в личных целях.

Отрицательные последствия плановых хозяйственных диспропорций всем очевидны, всем не нравится, по этому поводу масса партийно-правительственных постановлений, а воз и ныне там. По-прежнему доминирует стремление взять быка за рога. Важные хозяйственные проблемы по-прежнему решаются штурмом, наскоком, всеобщей мобилизацией без достаточного учета всех факторов, обеспечивающих оптимальное решение этих проблем и комплексное развитие всей экономики. В основе планирования остается деление хозяйственных объектов на ударные и неударные, основные и вспомогательные, главные и второстепенные, а это значит, что диспропорции и сопутствующие негативные явления определяют не только сегодняшний день, но и будущее. В сельском хозяйстве, например, с 60-х годов форсируется подъем животноводства. Повысили оплату, понастроили дворцы для скота, развернулась кампания резкого увеличения поголовья. И что же? Рогов и копыт стало больше, а мяса меньше. Скот нечем кормить — что возьмешь с голодного стада? Так не гнаться бы за поголовьем, а наоборот, сократить, чтобы прокормить оставшихся и повысить их продуктивность. Ясно как день: под рост поголовья надо оборудовать кормовую базу. Но это — капиталовложения. А их угрохали на пустующие дворцы. Денег на кормовую базу нет, зато есть директивы: каждая рогатая голова на строгом контроле партийных органов. Мычит в ответ захудалое стадо: фиг вам, а не молоко и мясо. От бескормицы и плохого содержания — массовый падеж. Скотникам наплевать. Кому нужна непродуктивная корова, только корм переводить. Для отчетности народят новых, чуть живых, отчитываются поголовьем, а там опять пускай дохнут. Памятниками бесхозяйственности стоят пустующие животноводческие комплексы, рассчитанные на тысячи голов, пустуют прилавки мясных и молочных отделов в торговле. Выброшены на ветер миллиарды капиталовложений — такова цена диспропорции между животноводством и растениеводством. Запущенная земля не родит. Даже лукавство статистики не сможет скрыть того факта, что продовольственное положение по ряду показателей хуже, чем 15–20 лет назад. Четвертый год стараниями уже четвертого генсека прикрывают этот срам продовольственной программой. Но программой сыт не будешь. Диспропорция между увеличением поголовья и отставанием кормовой базы по-прежнему дает о себе знать дефицитом основных продуктов питания.

Одна из главных причин дефицита в народном хозяйстве — антистимулы, порождаемые системой плановых показателей, директивный характер которых извращает интересы и цели непосредственных производителей. Действующая система планирования и экономического стимулирования ориентирует предприятие не столько на удовлетворение общественного спроса, сколько на выполнение директив. А это не одно и то же. Госплан планирует министерствам, предприятиям рубли, тонны, метры и прочие показатели, по которым оценивается их деятельность. В результате тонн и рублей в статотчетностни много, а товаров, продуктов на прилавках мало. Как же так получается? Да как и всё у нас: ловкость рук и никакого мошенничества Можно дать больше цифр и меньше реальной продукции. И не только можно — предприятие вынуждено так работать.

Плановые показатели вала, объема работ являются основными фондообразующими показателями, от выполнения которых зависит оценка работы производственного коллектива, в частности, размеры зарплаты, премии, льготы, успех в соцсоревновании, карьера заводских руководителей. Чем дороже выпускаемая продукция, чем она тяжелее, чем больше метров, тонно-километров, тем это выгоднее предприятию, тем легче выполнять план. Продукция делится на выгодную и невыгодную. Все хотят производить наиболее выгодную для себя продукцию. Эта цель была бы совершенно оправданной и естественной, если б достигалась за счет снижения себестоимости. Однако плановые рубли и тонны достигаются методами, подчас близкими прямому вредительству. Машины и оборудование стараются делать потяжелей и дороже, создается никому не нужный запас прочности, ведущий к перерасходу и осложнениям эксплуатации. Металлурги налегают на производство крупного проката, он дороже, поэтому мелкий профиль в хроническом дефиците. Выгоднее сделать тысячу дорогих никелированных чайников, чем десять тысяч дешевых алюминиевых и последние исчезают в продаже. Кондитерская промышленность до предела засахарила свою продукцию, с сахаром она дороже и, значит, легче выполнить план. То обстоятельство, что избыточное потребление сахара вредит здоровью, нисколько не вредит предприятию: оно упрямо сластит свой вал, несмотря на протесты потребителей. На полиэтиленовых пакетах появились какие-то грязные пятна — цветочки, пакетики стали в два раза дороже. И так повсеместно: дешевая продукция исчезает с продажи.

Разумеется, государственные органы препятствуют этой тенденции. Предприятиям планируют широкую номенклатуру товаров, необходимых народному хозяйству и массовому потребителю. Однако в государственных планах запросы потребителя сильно деформируются диктатом производителя.

Прежде всего нелишне заметить, что государство само заинтересовано выкачать побольше денег с населения. Товарооборот проще увеличить удорожанием продукции, чем расширением ассортимента и лучшим учетом потребительского спроса. Не забудем, что социалистическое государство и есть главный производитель. Да и сами предприятия уже на стадии формирования плана делают все возможное и невозможное, чтобы выбить для себя наиболее выгодный план: объемом поменьше, продукцией подороже. Поскольку главное — рубли и тонны, а номенклатура все-таки дело второстепенное, то предприятия стремятся выполнять план за счет дорогих изделий и отбояриваются от производства невыгодной продукции. Ломается структура плановых поставок: избыток дорогих товаров и дефицит дешевых. Вышестоящее начальство, конечно, за это не хвалит, но директор знает, что за несоблюдение номенклатуры его пожурят, а за невыполнение объемного плана голову снимут. Интересы производителя реализуются в ущерб интересам потребителя, все становится с ног на голову: не производство для потребителя, а потребитель для производства, покупатель просит, а продавец говорит: бери что даю, иначе и того не получишь.

А государству навязывают туфту. Магия объемных цифр соблазняет предприятия и отдельных работников на художественные украшения своих показателей. Бюрократическое планирование и формальная оценка работы возводят отчетность в абсолют, она становится важнее реальной продукции. Трудно одолеть искушение к припискам. Аморальное планирование провоцирует встречный поток аморальной отчетности.

Завышение отчетных цифр практикуется широко, но среди современных хозяйственников примитивное надувательство выходит из моды, да и рискованно: слишком легко поддается проверке. Чаще прибегают к более хитрым приемам: отчитываются за продукцию, которую делают после победного рапорта, незавершенные изделия выдают за готовые, взаимообразно договариваются с родственным предприятием о приеме излишков его продукции в свою отчетность, а некоторые совхозы, например, наловчились закупать в госторговле сельскохозяйственную продукцию и продавать государству в виде плановых поставок. Всех уловок не счесть и не все становится достоянием гласности. Но и без того очевидно: приписки были и остаются неискоренимым явлением хозяйственной жизни. Вот и получается, что на бумаге планы выполняются и перевыполняются, а продукции не хватает.

Планирование от достигнутого, приоритет валовых показателей и порождаемые ими антистимулы, с одной стороны, создают дефицит, а с другой — вызывают чрезвычайное расточительство трудовых и материальных ресурсов. Предприятия совершенно не заинтересованы в экономии, в снижении себестоимости продукции. Наоборот. Полное и рачительное использование всех резервов приведет к повышению планового задания, снижение себестоимости удешевит продукцию, которую надо будет выпускать в большем количестве, чтобы выполнить план в рублях, экономия сырья и материалов обернется урезыванием лимитов и фондов материально-технического снабжения, снижением поставок в следующем плановом периоде. Поэтому предприятия накапливают и припрятывают резервы — от машин и рабочей силы до болтов и гаек. Выбивая поменьше производственный план, одновременно стараются выбить побольше плановых фондов снабжения. Меньше дать — больше взять, эта тенденция предприятия зеркально отражает аналогичную тенденцию государственных органов в отношении предприятий. В борьбе за существование, против волюнтаризма и нелепицы планирования выработано немало контрмер. Все они сводятся к тому, чтобы преуменьшить свои возможности и завысить свои потребности. Каждое предприятие стремится с большим количеством ресурсов делать меньший план и, поскольку это обеспечивает гарантированный успех и высокую оценку деятельности предприятия, на это и направлены главным образом искусство и усилия его руководителей. Для коллектива лучший руководитель тот, кто лучше ладит или обманывает вышестоящие инстанции. Не обманешь — не проживешь, не подмажешь — не поедешь — кредо спекулянтов и взяточников отнюдь не чуждо нашим директорам. Многие ли из них указывают экономию средств и материалов? Нет, им вечно всего не хватает. Но ведь не бывает же, чтобы чего-то не оставалось — куда девается? Утаивают, обменивают, уничтожают, наконец, — лишь бы не показать экономии, не лишиться поставок на будущее.

Давно на всех уровнях говорится об экономии горючего. Повышены цены, введен жесткий режим отпуска, машины стоят от того, что нечем заправиться, и в то же время по-прежнему горючее рекою льется на землю. Те же шофера, которые дерутся за каждый литр бензина, получив его, нередко с таким же усердием любым способом стараются от него избавиться. Дело в том, что плановое задание им устанавливают в тонно-километрах, а измеряются километры по расходу бензина (спидометру мало веры, шофера его «приручили»). Больше километров, больше зарплата. Километры приписывают, бензин сливают. Прежде водители охотно отдавали или продавали бензин частникам. В 1983 г. вышел Указ, карающий на незаконный отпуск или приобретение горючего штрафом от 20 до 100 рублей. Отдавать бензин стало рискованно, его просто сливают на землю и получают за это премии. Все это знают, но администрация автобаз смотрит на это сквозь пальцы: лишние километры помогают выполнить план, расход бензина гарантирует, что лимит на него не уменьшат. Закон и ревизионные проверки бессильны — разве уследишь за каждым водителем, где и сколько он сливает бензина?

Так же обстоит дело с использованием сырья и материалов на всяком производстве. Предприятия берут от снабжения все, что можно, что надо и не надо. Запас карман не тянет, авось пригодится. А не пригодится — можно списать или выбросить. Ржавеют на заводских дворах залежи дефицитного проката, новая техника, дорогое импортное оборудование, зарывают в землю строительные материалы, мокнут под дождем и снегом минеральные удобрения, а где-то в них остро нуждаются, и никто практически не несет за это ответственности. На овощных и продовольственных базах на миллионы рублей «списываются», т. е. выбрасываются, разворовываются продукты питания, и это тоже сходит с рук. Никакие санкции, никакой контроль не способны прекратить разбазаривание народного труда. Ибо происходит это не по причине низкой сознательности трудящихся, а является неизбежным следствием пороков хозяйственного механизма и централизованного управления. Ни трудящиеся, ни предприятия, ни даже министерства не могут нести полной ответственности за бесхозяйственность, ибо она им навязана. Не они определяют экономическую политику.