О награде, летной и гарнизонной жизни и об «Аэрокобрах»

Но и проделанная боевая работа тоже не была забыта. Командир полка подполковник Александров, отметив, что старший лейтенант Урвачев «советский АСС», представил его к награде: «За уничтожение 11 самолетов противника, организацию боевой работы и подготовку молодого летного состава достоин правительственной награды ордена «Отечественной Войны I степени». Представление пошло «наверх» по инстанциям, между которыми неожиданно возникла полемика.

Командир 317-й иад Герой Советского Союза полковник Баланов счел нужным понизить степень награды: «Достоин представления к правительственной награде орден «Отечественной Войны II степени». Командующий 1-й воздушной истребительной армией ПВО генерал-майор авиации Борман, наоборот, повысить: «Достоин правительственной награды орден «Красное Знамя». Итог подвел старший по должности, командующий ВВС Западного фронта ПВО генерал-майор авиации Пестов: «Заслуживает награждения орденом Отечественной войны I степени».

В летной книжке «советского АССА» Урвачева появилась запись: «1.09.43 г. За проявленное мужество и отвагу в борьбе с немецкими захватчиками Орден Отечественной войны 1 степени. Приказ войскам ЗФ (Западного фронта. – В. У.) от 1.9.43».

Возможно, позиции двух участников полемики объясняют их боевые биографии. Никифор Баланов в Испании сбил три самолета противника, был тяжело ранен, награжден орденом Красного Знамени и удостоен звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина. В 1941–1943 гг. командовал истребительными авиационными дивизиями на Кавказе и был награжден только медалями «За оборону Кавказа» и «За боевые заслуги».

Александр Борман командовал 216-й иад, ставшей после воздушных сражений над Кубанью 9-й гвардейской авиадивизией, в которой воевали трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, четыре летчика, удостоенные этого звания дважды, и еще 39 Героев Советского Союза. Видимо, Борман привык к более «щедрым» наградам летчиков-истребителей ВВС, чем в ПВО Москвы. Он сам был награжден двумя орденами Ленина, тремя – Красного Знамени, орденами Отечественной войны I степени и Красной Звезды.

Тогда же, в сентябре, партийная комиссия 317-й иад вручила летчику Урвачеву билет члена ВКП(б). Представляется, что для него это не было формальным или конъюнктурным актом, а отражало его мировоззрение и жизненную позицию. Да и кандидатом в члены компартии он стал в апреле 1942 г., когда особо предусмотрительные ловкачи, как и полвека спустя, предпочитали держаться от нее подальше.

В сентябре – октябре из полка в другие части ПВО Москвы были переведены несколько ветеранов. Андрея Шокуна назначили командиром 178-го иап, Юрия Сельдякова – командиром эскадрильи 736-го иап, а Николая Мирошниченко – начальником воздушно-стрелковой службы 317-й иад. Их должности в полку заняли не менее опытные летчики: штурманом-заместителем командира полка стал капитан Виктор Киселев, а командирами эскадрилий – старшие лейтенанты Константин Букварев, Сергей Платов и Виктор Коробов.

Урвачеву было присвоено очередное воинское звание капитан, и он до конца года занимался облетом самолетов и световых полей прожекторов, перелетами в Тушино, Павлово, Алферьево, участием в летно-тактических учениях. Среди этих полетов:

«29.09.43, У-2. Розыск самолета, 1 полет, 1 час 19 минут, высота 200 м».

Он искал место падения самолета Василия Якушина Як-1, у которого при выполнении Василием учебного задания в крутом вираже обломилась правая плоскость. Летчик был мгновенно убит, и неуправляемый самолет врезался в землю.

Однако и Урвачев вскоре попал в переплет, правда, без трагических последствий, но показывающий некоторые реалии тыловой жизни. Командир полка Александров пригласил к себе жить в Клину свою сестру с двумя детьми, которые, находясь в эвакуации, мыкались в Бугуруслане, и послал за ней авиамеханика старшего сержанта Волкова. Посланец с подопечными за неделю смог добраться из Бугуруслана до Рязани, где они и застряли. Тем не менее через некоторое время Волков с одним ребенком все-таки прорвался в Клин.

Александров немедленно направил старшего сержанта с капитаном Урвачевым на У-2 обратно в Рязань за сестрой, которая осталась в ожидании спасителя на железнодорожном вокзале с ребенком без вещей и средств существования. Долетели благополучно, но узнали, что местные власти в приказном порядке уже отправили женщину назад в Бугуруслан, где она в соответствии с ее документами и порядками военного времени должна была находиться в эвакуации.

Обратный полет закончился, едва начавшись, в деревне Борки в 1,5 км от Рязани, где накануне Урвачев посадил У-2. О том, что произошло, Александров доложил командиру 317-й иад: «В 7.40 после взлета упали обороты мотора. Высота 1–2 м не позволяла произвести разворот, а также мощность была недостаточна набрать больше высоты. Летчик решил, что препятствие не перетянет, выключил зажигание и дал левую ногу во избежание лобового удара, шасси зацепилось за плетень, а правой плоскостью за крышу». «Экипаж невредим», но, по словам летчика, пострадала корова хозяев дома, которая от пережитого стресса перестала давать молоко. Пострадал еще и старший инженер полка, получивший выговор за то, что выпустил в полет У-2 с выработанным ресурсом.

Однако жизнь продолжалась. На следующий день для участия в соревнованиях 1-й воздушной истребительной армии ПВО по кроссу и в целях повышения физического развития и выносливости личного состава командир полка приказал провести соревнования между эскадрильями «с захватом всего личного состава» и ежедневно тренироваться девушкам-бойцам на дистанции 1000 м, а мужчинам – 3–5 км.

А незадолго до этого в полку произошло то, что случалось не раз, – младший лейтенант Захаров утерял секретную полетную карту. Василий в полете для лучшего обзора открыл фонарь, и потоком воздуха планшет с картой был вырван из кабины. Может быть, на это никто не обратил бы особого внимания, но как раз накануне командующий истребительной армией посвятил свой приказ подобным неединичным, как он отмечал, случаям и потребовал «принять все меры по предупреждению потери полетных карт».

Поэтому командир полка в приказе по случаю с Захаровым принял «все меры», дотошность которых заслуживает внимания и дословного цитирования: «Командирам эскадрилий показать летному составу, как крепить планшет в кабине, указать, чтобы длина ремня привязанного планшета не позволяла планшету выпасть за борт кабины. Проверить доброкачественность ремней и самих планшетов, неисправные отремонтировать».

Одновременно начался очередной этап борьбы с заразой, и было приказано «всему летному и офицерскому составу провести прививки против сыпного тифа». Вспомнили и апробированный метод: «Во всех подразделениях проводить ежедневно осмотр на вшивость и один раз в неделю под контролем медицинского состава». А в гарнизоне следовало «провести решительную борьбу с грызунами, как переносчиками туляремийной инфекции», очистить территорию от мусора, отбросов и «впредь ее держать в надлежащей чистоте». Необходимо было сделать недоступными для проникновения грызунов в помещения землянки, склады, кухни и столовые, для чего заделать в них щели и дыры.

После принятия мер по борьбе с сыпным тифом и туляремийными грызунами потребовалось призвать к порядку очередного командира батальона аэродрома обслуживания. Начальник гарнизона начал приказ в канцелярской манере: «Со стороны командира 661-го бао наблюдаются случаи невыполнения моих приказов и приказаний». А дальше нудное перечисление невыполненного: не построен тепляк для ремонта самолетов зимой; не обновлена электропроводка в ангаре; не установлены розетки для переносных ламп; не построено караульное помещение у стоянки самолетов управления. Мелковато, конечно, но для заключительного удара по комбату и это сойдет: «За игнорирование моих приказов командиру 661-го бао майору Шевченко – выговор». Будет знать, кто в доме хозяин.

А настоящему хозяину до всего есть дело, и начальник гарнизона потребовал привести в порядок «продпищеблоки», обеспечить на них соблюдение санитарно-гигиенических требований, навести чистоту, убрать мусор, отремонтировать помойные ямы, засыпать наконец воронку от авиабомбы у красноармейской столовой и «провести меры для ликвидации мух». Было только начало осени, а хозяин уже задумался о подготовке к зиме и вызвал начальника коммунально-эксплуатационной части ефрейтора Болтунова для решения вопроса об отоплении домов, но тот вовремя не явился, и поэтому ефрейтора «арестовать на трое суток с содержанием на строгой гауптвахте».

Командиру бао майору Шевченко тоже было дано задание по подготовке гарнизона к зиме: утепление помещений, устройство завалинок, ремонт печей, вставка стекол и вторых рам в окнах. Особое внимание уделялось обеспечению комфорта для женщин: «В общежитии красноармейцев-девушек произвести дезинфекцию клопов и отремонтировать крышу. Девушек, работниц столовой перевести в комнату, где ранее проживали младшие специалисты управления полка и в которой отремонтировать печь».

В это время бойцы зенитно-пулеметной роты, которая прикрывала аэродром, начали самочинную борьбу с наступающими холодами – стали разбирать на дрова землянки и огневые позиции малокалиберной зенитной артиллерии. Начальник гарнизона тут как тут: «Считать подобные действия как сознательную порчу и уничтожение оборонных сооружений». Приказ: «Командиру <…> роты силами своего подразделения восстановить разрушенные землянки». Коменданту аэродрома технику-лейтенанту Борулеву проследить, доложить и обеспечить сохранность.

Одновременно с этими важными делами майору Александрову, как командиру полка, надо было успевать заниматься организацией охраны и обороны воздушного пространства в зоне ответственности вверенного ему полка и с этой целью самому подниматься в воздух на боевом истребителе. Как-никак война идет.

В конце года командование приняло решение перевооружить одну эскадрилью 34-го полка на самолеты П-39 «Аэрокобра». В связи с этим подполковник Александров и одни из самых опытных летчиков полка капитан Киселев, старшие лейтенанты Букварев, Тараканчиков и Коробов 17 декабря во Внуково, где стоял 28-й иап, вооруженный «Аэрокобрами», освоили этот тип самолета и вылетели на нем самостоятельно.

Через неделю десять «Аэрокобр» поступили в полк, и на одной из них первым поднялся в воздух начальник воздушно-стрелковой службы капитан Урвачев, за 19 минут выполнил два полета по кругу на высоте 400 м, и командир полка записал в его летную книжку: «Вылетел самостоятельно на самолете Р-39 (аэрокобра) с оценкой отлично». За ним это проделали шесть молодых летчиков из эскадрильи Сергея Платова, которая и была перевооружена этими самолетами.

Истребитель «Белл П-39» «Аэрокобра» поставлялся из США в СССР по ленд-лизу, отличался оригинальной компоновкой с двигателем за спиной летчика, носовым колесом шасси и с автомобильной дверцей кабины, открывавшейся вбок. В США «Аэрокобры» якобы из-за низких летных характеристик нашли ограниченное применение в основном в качестве штурмовиков, а ВВС Великобритании вообще отказались от них.

Однако в Советском Союзе самолеты этого типа успешно применялись летчиками-истребителями, которые использовали их сильные стороны: высокие скорость и маневренность на малых и средних высотах, а также мощное пулеметно-пушечное вооружение. Так, на этих самолетах с начала 1943 г. и до конца войны летал трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин и его 9-я гвардейская истребительная авиадивизия. Это, видимо, подтверждает известные в авиации истины, что из самолетов различных типов лучший тот, в котором лучше пилот, и что воюют не самолеты, а летчики.

Вместе с тем неоднозначной особенностью эксплуатации «Аэрокобры» было использование смеси спирта и глицерина. Это, а также предосудительное гастрономическое пристрастие стало пагубным для двух бойцов. Сержант Якшанов и младший сержант Ивасюк при заправке этой смесью самолета П-39 употребили ее «до полного опьянения и, потеряв всякий облик военнослужащего, были отправлены в санитарную часть для отрезвления». Пили они вместе, но взыскания «за халатное отношение к служебным обязанностям, пьянку и дискредитацию звания младшего командира» получили различные. Якшанову был объявлен выговор, и его портрет снят с Доски почета, а Ивасюк отдан под суд чести сержантского состава.

Через четыре месяца в полку объявился умелец-авиамеханик сержант Екимов, который соорудил аппарат для получения спирта из гидросмеси, предназначенной для самолетов. Однажды они вместе с сержантом Харламовым отведали этого спирта, в результате чего означенный сержант Харламов опьянел и не смог нести боевое дежурство. Исход был предрешен: «За расхищение государственного имущества и организацию пьянки, порочащей высокое звание воина Красной Армии, Екимову объявить строгий выговор». А Харламова, видимо, командир полка посчитал пострадавшим и наказывать не стал.

В декабре в соответствии с приказом по 1-й воздушной истребительной армии ПВО в 34-м полку для борьбы с самолетами-разведчиками противника были назначены четыре пары перехватчиков (охотников). Среди них самой звездной по количеству звезд на погонах и бортах самолетов была боевая пара в составе двух капитанов – Киселева и Урвачева. Ведущими других пар стали старшие лейтенанты Тараканчиков, Пантелеев и лейтенант Зуйков. Ведомыми летчиками – младшие лейтенанты Шишлов, Коптилкин и Ионцев. Было приказано выделить охотникам лучшие самолеты, оснастив их новейшими рациями, приборами «свой – чужой самолет», авиагоризонтами и радиокомпасами.

По итогам 1943 г. 34-й иап вновь был самым боевым в составе 1-й воздушной истребительной армии ПВО. На его счету наибольшее количество самолето-вылетов по боевым заданиям – 747, налет – 635 часов и сбитых самолетов противника – пятнадцать. Но на этот раз и потери своих самолетов самые большие – пять. Правда, полк закончил год полностью укомплектованным самолетами по штату: 12 – МиГ-3, 13 – Як-1, 10 – П-39 «Аэрокобра» и У-2. Кроме того, сверх штата в его боевом составе были Як-7, Як-9, И-16, И-153 «Чайка», и вскоре к полку «приблудился» еще один «американец» – Р-40 «Киттихаук».