Внутренний противник, награды и самый трудный воздушный бой

Сражения шли не только в воздухе, но и на аэродроме Внуково… в карты. В начале февраля шестеро азартных участников такого сражения в блиндаже технического состава эскадрильи капитана Шокуна были выявлены и получили заслуженную оценку в приказе командира полка: «Совершение данного аморального поступка свидетельствует о том, что товарищи, совершившие его, забыли о высоком звании Командира Красной Армии». Поэтому организатору карточной игры младшему воентехнику Чебакову десять суток домашнего ареста, а взыскания на других участников игры должен был наложить командир эскадрильи.

Другой воентехник – Манукян получил строгий выговор «за потерю бдительности, выразившуюся в хищении у него револьвера системы «Наган» в бане». Упоминание об этом здесь уместно, поскольку позже Манукян тоже попался на организации карточной игры. Товарищеский суд чести офицерского состава после строгих слов «за недостойное поведение, позорящее высокое звание советского офицера» объявил ему банальный выговор. Следует добавить, что некоторое время спустя «картежник» без нагана Манукян был назначен техником самолета в экипаж лейтенанта Урвачева.

Но и летный состав вскоре в лице Сергея Платова допустил «потерю бдительности», выразившуюся в хищении у него пистолета системы «ТТ». Сергей на дежурстве прилег отдохнуть, а пистолет положил на стол. Проснулся – нет пистолета. Проверка показала, что пистолеты постоянно оставляются «без наблюдения на тумбочках и стульях», правда, других случаев пропажи оружия не было, но командир 6-го иак строго-настрого приказал: «Личное оружие командному составу постоянно держать при себе в любых условиях и ни в коем случае не оставлять его без наблюдения <…>. Во время отдыха оружие сдавать под охрану суточного наряда».

Но до того личному составу полка пришлось занять в гарнизоне круговую оборону от наступления нового противника, о чем свидетельствовал еще один приказ командира полка: «В целях исключения заноса заразных заболеваний и вшивости извне прекратить общение военнослужащих с гражданским населением и допуск членов семей военнослужащих в гарнизон», а также «установить жесткий режим внутреннего распорядка».

Далее план обороны содержал еще двенадцать пунктов и среди них – пятнадцать суток карантина для прибывающего пополнения, а для всего личного состава прививки против брюшного тифа, паратифов, холеры и столбняка. Было приказано завести банные тетради для учета ежедекадного посещения личным составом бани и смены белья.

Но наиболее мощный удар по противнику должен был нанести «ежедневный телесный осмотр на вшивость начальствующим составом своих подразделений и еженедельно – медицинским составом». При обнаружении вшивости надлежало произвести немедленное расследование причин и через три часа доложить командиру полка «для принятия соответствующих мер воздействия на виновных». Был создан спецназ – команды для поддержания порядка и чистоты. Не забыл командир о мелочах, вроде строительства вошебойки и сушилок для обуви и портянок.

Реализация плана шла не без трудностей. Сначала, по всей видимости, вольные сыны неба и участники жестоких воздушных боев, летчики всячески избегали болезненных прививок. Тогда командир полка приказом разделил их на пары и установил поименный график, в котором указал, какая пара и когда должна пройти эту экзекуцию. Например, для Еременко и Урвачева роковой день был назначен на 23 апреля 1942 г.

Следующая схватка была более ожесточенной, и рассказ о ней можно было бы назвать: «Как капитан наказал подполковника». Видимо, возникли какие-то осложнения на банном фронте, и военком 34-го полка, а по совместительству и гарнизона Внуково батальонный комиссар Недригайлов по телефону потребовал от командира 646-го батальона аэродромного обслуживания (бао) подполковника Часовникова обеспечить баней личный состав полка и топку печей для летчиков.

Здесь следует заметить, что авиаполки прилетают на аэродром и улетают – меняют дислокацию, а бао остается на нем всегда и считает себя хозяином аэродрома, на котором ему принадлежит все, что не летает: бани, столовые, продуктовые и вещевые склады, автотранспорт, базы ГСМ и многое, многое другое. Люди, распоряжающиеся таким хозяйством, в нашем отечестве испокон веков считали себя хозяевами жизни.

Подполковник Часовников, возможно, считал так же, и поэтому в разговоре с батальонным комиссаром Недригайловым им «была допущена грубость при ответе и брошена трубка без разрешения в присутствии подчиненных и гражданских лиц», как вскоре было высечено на скрижалях официального документа. В. П. Недригайлов – настоящий комиссар, не отступил, вновь вызвал по телефону подполковника и приказал ему явиться на КП полка «для объяснений», но тот не явился. На следующий день начальник гарнизона Внуково, он же командир 34-го полка капитан Александров приказом объявил подполковнику Часовникову выговор за грубость и ходатайствовал перед командиром 6-го иак о принятии к нему мер за невыполнение приказа.

Возымел воспитательное действие этот приказ на командира батальона, или Александров проявил командирскую мудрость, но через три месяца появился еще один его приказ: «За хорошее обеспечение 34-го иап всем необходимым для нормальной боевой работы, ранее наложенное мной взыскание на подполковника Часовникова «ВЫГОВОР за проявленную грубость» – СНИМАЮ».

Победы в воздухе лейтенанта Урвачева командование тоже отметило:

«25.02.42. За достигнутые успехи по уничтожению немецких стервятников – 833 рубля. Приказ по 34 ИАП № 04».

А вскоре новый командир полка сделал свою первую запись в летной книжке лейтенанта Урвачева после проверки его техники пилотирования ночью:

«2.03.42. УТИ-4, задняя кабина, ночью. <…> Оттренирован на УТИ-4 ночью. Разрешаю произвести тренировку на самолете МиГ-3. Командир 34 иап капитан Александров».

Месяц спустя газета «Сталинский сокол» отметила: «Капитан Александров отличный мастер ночных боев. Его часть также хорошо освоила ночную работу». В свою очередь, командир полка приказом допустил «к выполнению боевых заданий на самолете МиГ-3 ночью, как в совершенстве овладевших ночными полетами» лейтенантов Урвачева, Байкова, Букварева и Тараканчикова.

Но до этого Указом Президиума Верховного Совета 4 марта 1942 г. всем этим летчикам «За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество – Орден «Красное Знамя». Этим указом орденами Красного Знамени в полку были награждены также Сергей Платов, Николай Мирошниченко и Петр Еременко.

Из наградных листов видно, что почти все они 1919–1920 гг. рождения, в Красной армии добровольцами с 1938–1939 гг. Правда, Мирошниченко и Еременко постарше – 1914 г. рождения. Все они ранее к наградам не представлялись, но имеют «денежные вознаграждения за уничтоженные самолеты противника». Постоянный адрес: «34-й иап». В разделе «Краткое, конкретное изложение личного боевого подвига и заслуг» сведения о количестве боевых вылетов, воздушных боев, сбитых самолетов противника, о налете, в том числе ночью, – главные характеристики работы летчика-истребителя.

Далее в наградных листах отмечалось, что каждый из них «делу партии ЛЕНИНА – СТАЛИНА и Социалистической Родине предан», «требователен к себе и подчиненным», «пользуется деловым авторитетом среди товарищей». Употреблены такие характеристики, как «умелый воздушный боец», «храбро сражается с немецкими фашистами», кое-кто «молодой растущий командир». Сергей Платов не только «бесстрашно сражается с фашистскими стервятниками», но и «культурен в быту». Георгий Урвачев «показал себя как летчик, обладающий большой силой воли. Инициативен». Сергею Байкову «припомнили» его бой 14 ноября 1941 г.: «Геройски сражался один с четырьмя самолетами противника и в этом бою два самолета противника сбил».

После награждения снова боевые вылеты на патрулирование и поддержку войск. При встречах с истребителями полка немецкие летчики продолжали вести себя «осторожно», что наглядно показали два боя Виктора Киселева. 7 марта он в районе Юхнова выше себя обнаружил Ме-110 и попытался сблизиться с ним для атаки. Но мессер рванул от него на запад, и Виктор для острастки успел дать ему вдогонку только пару пулеметных очередей.

А назавтра его и Сергея Платова, когда они возвращались после выполнения боевого задания на высоте 3000 м, попыталась внезапно атаковать с высоты 4000 м пара Ме-110. Но Виктор и Сергей вовремя заметили противников, «приняли их атаку с лобовым разворотом» и открыли по ним огонь. То есть они, находясь в тактически крайне невыгодной позиции ниже мессеров и зная их значительное огневое превосходствов в лобовой атаке (у Ме-110 впереди в два раза больше стволов, чем у МиГа), не уклонились от боя, и мессеры предпочли ретироваться, уйдя пикированием на запад.

На следующий день бомбардировщики, пытавшиеся нанести удар по нашим войскам, были встречены Найденко, Байковым, Тихоновым, Федосеевым и Урвачевым, в летной книжке которого после этого появилась запись:

«9.03.42 МИГ-3. Прикрытие войск, 1 полет, 1 час 05 минут. В групповом воздушном бою в районе Добрая – Рупасово сбил Ю-88».

Вскоре Урвачев, Коробов, Тихонов, Федосеев, а также летчики 1-го истребительного полка погранвойск НКВД Бычин и Красавичев, временно прикомандированные к 34-му иап, вступили в бой с тремя Ю-88 и двенадцатью Ме-110 из группы NJG.4 тяжелой истребительной эскадры «Хорст Вессель» во время их налета на станцию Уваровка. При первой же атаке «Юнкерсы» поспешно скрылись, а мессеры встали в оборонительный круг, но МиГи разорвали его, и в летной книжке Урвачева новая запись:

«19.03.42, МИГ-3. Вылет на противника, 1 полет, 55 минут. В групповом воздушном бою в районе Уваровки сбил Ме-110».

Пилотом мессера был лейтенант Коттманн, стрелком – унтер-офицер Браун.

Это был последний из четырех сбитых Урвачевым «Мессершмиттов-110». В одном из боев с таким самолетом он едва не погиб и рассказал об этом случае в ответ на вопрос о том, какой бой он запомнил как самый трудный? Вот его рассказ.

«Мы крутились с немцами в «собачьей свалке» – групповом воздушном бою. Вижу – один Ме-110 вывалился из общей кучи и со снижением пошел в сторону фронта. Подумал, что самолет подбит или летчик ранен. Помедлил, раздумывая: «Догнать, добить?» – и развернулся за ним. Это была ошибка. Не надо было преследовать – он уже вышел из боя, а если гнаться, то надо было не раздумывать, а сразу уцепиться ему за хвост.

Вскоре мы ушли от общего «места действия» и остались одни. Медленно, но догоняю его, и вдруг он неожиданно стал разворачиваться на меня в лобовую атаку. А у 110-го впереди четыре пулемета и две пушки против моих трех пулеметов. Я стал отворачивать, и мы встали с ним друг за другом в вираж на высоте метров триста. На этой высоте мой МиГ, как утюг, делает вираж почти за полминуты. Однако и 110-й не очень поворотливый – он в два раза тяжелее МиГа, поэтому в бою на горизонталях наши шансы обычно были равны.

Но я сразу понял, что налетел на очень сильного летчика. Он, виртуозно пилотируя, стал догонять меня на вираже. Я видел, что через минуту, после двух виражей, он встанет ко мне в хвост и промахнуться ему будет невозможно, а шесть стволов мессера не оставляли мне никаких шансов уцелеть. Главное, я попался – ничего не мог сделать, чтобы выйти из-под удара, в результате любого маневра я только быстрее оказался бы у него в прицеле. Даже парашютом не воспользуешься – высоты нет.

Сделали еще один вираж, второй и… ничего! Глянул назад в одну сторону – никого, в другую – немец с крутым набором высоты уходил от меня, глянул наверх – оттуда на нас пикировал Як с красными звездами. Когда он, выйдя из пикирования, встал рядом со мной крыло в крыло, я в его кабине увидел знакомого летчика Говорова из соседнего полка нашего корпуса. Так мы парой пришли на аэродром и сели. Выбравшись из кабины, спросил:

– Откуда ты взялся?

– На трех тысячах метров шел от фронта после прикрытия войск – вижу, у земли мессер гоняет МиГа. Вот я и спикировал.

– Почему с пикирования не пошел за немцем? Вместе мы бы его свалили!

– Жора, я же от фронта шел – горючее на нуле и ни одного патрона».

Этот бой подтверждает заключение разведсводки штаба ВВС Московского военного округа о тактике действий ВВС противника: «Лобовых атак истребители противника не выдерживают и резко уходят вниз, исключая самолет Ме-110, который имеет сильное вооружение в носовой части, иногда сам идет на лобовые атаки». Вот Урвачев и нарвался на такое «иногда», не ожидая от немца атаки в лоб.

О том, что такое «сильный летчик» и «виртуозно пилотируя», он пояснял: «В воздушном бою обычно после двух-трех маневров понимаешь уровень летной подготовки, психологическое состояние и даже характер противника. Немец, за которым я погнался, наверняка был решительным, уверенным в себе человеком. Он перехватил инициативу и навязал мне свои условия боя. А встав в вираж, явно прибавлял обороты внешнему по отношению к виражу двигателю и прибирал его на внутреннем двигателе, чтобы вираж был круче. Это легко сказать, а сделать и не сорваться в штопор – может только классный пилот».