Боевая и летная работа с аэродромов Мукден и Аньшань

7 сентября на прикрытие передовых аэродромов взлетели из Аньшаня эскадрилья 913-го иап, а из Мукдена еще одна – 535-го полка, для летчиков которого это был первый, но неудачный боевой вылет. Из-за несогласованности действий они «пропустили» атаку четверки «Сейбров» на свое замыкающее звено, в результате чего над аэродромом Дапу был сбит и погиб при катапультировании старший лейтенант Иван Шикунов.

Боевые вылеты для Урвачева начались на следующий день:

«08.09.52, МиГ-15. Вылет звеном на боевые действия, 1 полет, 50 минут, Н – 11 000 м».

Звено прикрывало взлет и посадку летчиков 216-й иад на аэродроме Аньдун, для которых этот вылет сложился неудачно. Отражая налет самолетов противника в районе Ансю, они сбили «Тандерджет» и «Сейбр», однако сами потеряли пять самолетов, правда, их летчики катапультировались. Но звено Урвачева свою задачу выполнило, обеспечило благополучную посадку вернувшихся после боя МиГов и само потерь не имело. Назавтра у подполковника Урвачева снова боевой вылет:

«09.09.52, МиГ-15. Вылет звеном на боевые действия, 1 полет, 58 минут, Н – 11 000 м».

В этот день в 30 км от ГЭС Супхун в районе Дээгуадонга произошло сражение, в котором участвовали 60 F-84 под прикрытием 40 F-86 и около 100 МиГов из состава дивизий первого эшелона. По словам участника этого сражения летчика Льва Русакова: «Бой был кровавым и жестоким: мы их или они нас». В ходе боя был сбит 21 самолет противника, потеряны 6 МиГов и 3 советских летчика. Один из этих МиГов американцам удалось подкараулить и сбить при посадке на аэродром Аньдун, но его пилот командир эскадрильи майор Дягтерев катапультировался.

Урвачев никогда не рассказывал о воздушных боях в Корее, кроме того, что в этих боях иногда сходилось так много самолетов с обеих сторон, что небо, голубое и чистое перед боем, после его окончания было сплошь, как облаками, затянуто инверсионными следами от самолетов. 9 сентября над Дээгуадонгом дрались 200 самолетов.

После этого произошло то, что отмечал Евгений Пепеляев: «Американцы очень болезненно реагировали, когда в бою сбивали их самолеты. Известны случаи, когда после потерь в воздушных сражениях они по нескольку дней не приходили в район боев». Но Урвачев вскоре вновь в воздухе:

«18.09.52, МиГ-15. Перелет на КП в район боевых действий, 2 полета, 50 мин., 7000 м».

Через два дня, когда три восьмерки МиГов из 216-й дивизии после воздушного боя возвращались на свой аэродром Дапу, «Сейбры» попытались его блокировать. Навстречу им с аэродрома поднялись остававшиеся на нем летчики этой дивизии и летчики 913-го полка, взлетевшие с аэродрома Аньшань. В развернувшемся сражении старший лейтенант Александров открыл боевой счет этого полка, сбив один из «Сейбров».

22—26 сентября у подполковника Урвачева еще «4 полета парой в район боевых действий и обратно». 26 сентября американцам все-таки удалось блокировать аэродром Мяогоу после взлета с него эскадрильи 518-го полка. Поэтому ее летчикам после боя с шестеркой «Сейбров», один из которых они сбили, пришлось садиться на аэродроме 913-го полка в Аньшане. В последующем, взлетев с аэродромов первого эшелона Аньдун, Мяогоу или Дапу, летчики передовых дивизий нередко, выполнив боевое задание, приземлялись на аэродромах второго эшелона Мукден и Аньшань, дожидаясь, пока небо над их аэродромами будет расчищено, чтобы вернуться туда.

Накануне командир корпуса генерал-лейтенант Лобов нелицеприятно подвел итоги первого месяца боевой работы новой смены: «Вновь прибывшие соединения после ввода их в бой свою задачу выполняют недостаточно успешно <…>. В результате противнику решительного поражения с целью срыва его налетов на прикрываемые объекты не наносится, и наши части несут тяжелые и неоправданные потери».

Командир корпуса указал на слабое взаимодействие, медлительность, недостаточную активность и маневренность боевых групп при отражении налетов противника: «Только отдельные группы ведут бой, а остальные бесцельно болтаются в стороне <…>. Поэтому наши истребители не имеют ни численного, ни тактического превосходства, а следовательно, и успеха в боях». Причина в недостатке боевого опыта у летного состава, а также в неумении некоторых командиров управлять своими группами в воздухе, их пассивность и уклонение от боя, отсутствие смелости и решительности.

Командир корпуса приказал: «Всему летному составу перейти к активным наступательным боям с истребителями и штурмовиками противника, добиваться в боях тактического и численного преимущества». Командирам дивизий отстранить от вождения групп командиров частей и подразделений, не умеющих организовать бой, пассивных и недостаточно смелых и представлять материалы на снижение в должности тех из них, кто не справляется с управлением своими подчиненными в боевой обстановке.

В день подписания этого приказа, 26 сентября, некоторые его положения получили драматическое подтверждение. Шесть МиГов 518-го полка под командованием майора Переславцева в боевом порядке «клин» пар вылетели на перехват противника в районе юго-восточнее Дапу, где на высоте 10 500 м на встречно-пересекающихся курсах обнаружили 16 «Сейбров» и вступили в бой.

Однако после первых же маневров пара майора Переславцева и капитана Хлопова оказалась «нос к носу» на встречных курсах с парой капитана Баева и старшего лейтенанта Басалаева. МиГ Хлопова отбил хвост у самолета Басалаева и тоже стал разваливаться в воздухе. Летчики катапультировались. По заключению командира корпуса, столкновение произошло потому, что «управление боем со стороны ведущего и осмотрительность в группе отсутствовали, а также от неправильного построения боевого порядка».

В связи с этим приказ: заместителю командира эскадрильи майору Переславцеву предупреждение о неполном служебном соответствии, командиру звена капитану Баеву – пять суток домашнего ареста с исполнением служебных обязанностей, а на остальных виновников происшествия командиру дивизии наложить взыскание своей властью.

Тем не менее исследователи отмечают, что боевая работа, в которой участвовал подполковник Урвачев, имела несомненный результат: «Сейбры» уже не так вольготно себя чувствовали в районах аэродромов, поскольку за ними вели охоту летчики 32-й иад, в задачу которых входило прикрытие трех передовых аэродромов корпуса».

26—29 сентября Урвачев облетал 17 МиГов после сборки. В следующие полтора месяца было затишье, видимо, из-за нелетной погоды, а во второй половине октября у него четыре вылета на разведку погоды, три инструкторских полета на спарке и перелет Мукден – Аньшань и обратно.

Звтем он вновь участвует в боевой работе:

«15.11.52, МиГ-15. Перелет парой на КП в район боевых действий, 2 полета, 54 минуты, h – 5000 м».

Тем временем командование корпуса отметило, что 32-я дивизия, выполняя боевую задачу, повысила эффективность противодействия американской авиации, в результате чего с ноября «противник отказался от <…> блокирования аэродромов базирования МиГ-15, а действия отдельных групп «охотников» резко сократились».

Неделю спустя летчики дивизии провели несколько воздушных боев, прикрывая ГЭС Супхун от налетов американских «шутов» и «крестов». В одном из них эскадрилья капитана Миронова, в состав которой входили бывшие летчики 147-й иад и 34-го иап, сбила три «Сейбра» и один подбила, не понеся потерь.

Однако передовые аэродромы корпуса были все-таки уязвимы для атак американской авиации, поскольку располагались близко к морскому побережью и недалеко друг от друга. Поэтому начались поиски площадок для строительства новых аэродромов, в которых участвовал подполковник Урвачев:

«24.11.52, Як-11. Маршрутный полет на разведку аэродромов, 1 полет, 1 час 30 минут».

До конца года у него еще несколько перелетов на УТИ МиГ-15, Як-12 и МиГ-15 между аэродромами базирования полков дивизии в Мукдене и Аньшане, а также в Дапу. В начале 1953 г. погода была нелетной, а 10–14 января Урвачев выполнил пятнадцать инструкторских полетов с летчиками полков на спарке.

В это время поступил приказ, «не снижая боевой готовности для выполнения боевых задач», 20–25 января произвести смену дислокации дивизий. Полкам 133-й иад надлежало перейти «во второй эшелон 64-го иак, получив задачи, которые ранее выполняли летчики 32-й иад», а ее части должны были выдвинуться на передовую линию к реке Ялуцзян: 913-й иап – на новый аэродром Куаньдянь, а 535-й и 224-й полки – соответственно на аэродромы Аньдун и Дапу. Штабы, инженерно-технический, сержантский и рядовой составы со всем хозяйством дивизии прибыли к новому месту базирования по железной дороге, а летчики, и в их числе подполковник Урвачев, – на самолетах:

«21.01.53, УМиГ-15 Перелет звеном Мукден – Аньдун, 1 полет, 30 минут».

До конца января Урвачев, обеспечивая перебазирование дивизии, выполнил на УТИ МиГ-15 и Як-12 еще десять перелетов из Аньдуна в Аньшань и Дапу. Затем два полета на высотах 10 000—11 000 м на групповую слетанность пар и учебный воздушный бой.

В начале февраля последние вылеты подполковника Урвачева в Китае: вновь два маршрутных полета на групповую слетанность парой на высоте 10 000 м и шесть маршрутных полетов Аньдун – Аньшань – Аньдун. Как следует из летной книжки, для него это был конец «правительственной командировки» и последние в его летной биографии полеты на реактивных истребителях. Вскоре после этого он вернулся в Советский Союз.

Скорее всего, это было связано с болезнью уха, из-за которой Урвачев потом долго лечился, несколько оглох, был отстранен от полетов на истребителях и перешел в транспортную авиацию. Припоминается его рассказ о том, что в Корее не раз возвращался из вылета в окровавленном подшлемнике. Кровь текла из ушей из-за энергичного маневрирования с колоссальными перегрузками и перепадом высот от 14 000 м почти до земли. А противоперегрузочных костюмов тогда у советских летчиков еще не было. Борис Абакумов вспоминал: «Сильно нас выматывали 8—10-кратные перегрузки. <…> МиГи их выдерживали, а мы иногда теряли сознание. У американцев на каждый «Сейбр» было 2 человека сменных летчиков. Работали они в противоперегрузочных костюмах. Наша повседневная экипировка напоминала наряд трактористов».

Возможно, с Урвачевым случилось то же, что с Пепеляевым, который пишет, что «после полетов с неимоверными перегрузками в моей голове <…> лопнул кровеносный сосуд рядом со слуховым нервом.<…> С тех пор мое правое ухо почти ничего не слышит <…>. Лечение закончилось, и мне пришлось отказаться не только от высшего пилотажа, но и от полетов на боевых самолетах вообще. Вот так в 1962 году я прекратил свои полеты». Очень похоже на историю Урвачева. Через два года после Пепеляева, в таком же возрасте он был списан с летной работы из-за такой же, видимо профессиональной, болезни уха.

В Китае летчиков донимали также тяжелые климатические условия, жара и влажность. Командир 64-го иак докладывал о состоянии здоровья летчиков одной из дивизий: «16 % нуждаются в срочном направлении на госпитальное лечение, 22 % подлежат направлению в госпиталь или санатории, 40 % имеют признаки утомления и только 22 % признаны здоровыми <…>. Учитывая изложенное <…> после 3-х месячной боевой работы целесообразно предоставлять летному составу отдых в течение одного месяца».

Однако Урвачев сводил разговор о медицинских проблемах к шутке, дескать, наибольший ущерб физической форме наносился в столовой изысками и обилием китайской кухни, из-за чего у летчиков стремительно увеличивались вес и артериальное давление. Тем более что на всех аэродромах для летного состава помимо столовых были еще и бесплатные буфеты с холодными закусками, фруктами и прохладительными напитками. Кстати, в качестве «боевых ста граммов» в столовой летчики получали вино и коньяк практически в неограниченном количестве, но, по его словам, они этим не злоупотребляли.

Тем не менее Урвачев иной раз говорил о каких-то медицинских препаратах, которые давали пилотам для поддержания сил. Летчик Абакумов тоже пишет, что «летал с медицинской поддержкой: каждый день вводили глюкозу внутривенно и кололи стрихнин и мышьяк попеременно. Многим <…> товарищам давали тоже медицинскую поддержку. Вот ведь как нас вымотала эта реактивная авиация».

При отъезде из Китая подполковнику Урвачеву, как и всем «китайским народным добровольцам» из Советского Союза, вручили медаль Советско-Китайской дружбы с удостоверением, заполненным иероглифами, и листком с переводом: «Выдано Урвачеву Георгию Николаевичу за оказание братской помощи Советских специалистов в построении войск специальных родов Народно-Освободительной Армии Китая. Председатель Народно-революционного Военного комитета Народного Правительства Китайской Народной Республики. Мао Цзэдун. 12 апреля 1953 г.».

Как видно, не только в летных книжках, но и в наградных документах записи не очень вразумительные. Тем не менее эта медаль стала своеобразным отличительным знаком советских участников Корейской войны. В связи с этим вспоминается, как в середине 1980-х гг. автор этих записок в буфете Центрального дома литераторов обратил внимание на человека за соседним столом и спросил его, в качестве кого он воевал в Корее? Человек удивился:

– Откуда тебе известно, что я там был?

Автор указал на узкую красную ленточку с двумя желтыми полосами у него на груди. Он удивился еще больше:

– А откуда ты это знаешь?

– У моего отца такая, он воевал в Корее, Урвачев.

– Георгий Николаевич?! Жора?!

Лучший повод совместно выпить «боевые» сто граммов трудно было найти.