Герцог Анжуйский

Итак, Елизавета торжествовала победу над своими врагами – испанским королем Филиппом и Папой Римским Пием, чьи заговорщические планы были расстроены. Но до полной победы было далеко. Теперь опасность исходила от католических соседей – габсбургских Нидерландов, которые были самым большим рынком сбыта английской шерсти, и без этой торговли Англия не могла существовать. Народ Нидерландов тоже не любил испанское правление и в 1576 году объединился под знаменами протестантского принца Оранского, Вильгельма Молчаливого. Принц был в ужасе от жестокости испанских наместников и обратился к Елизавете за помощью. Но королева не хотела помогать слишком открыто, и высылала ему золото только тогда, когда Филипп одерживал преимущество в стране.

И тут на сцене появился Франсуа де Валуа, герцог Анжуйский, который после восхождения на трон старшего брата Генриха III, стал следующим наследником французского трона. В 1579 году, по призыву Вильгельма Оранского, Франсуа поддержал восставших фламандцев в борьбе против испанского правления, а 29 сентября 1580 года, в Плесси-ле-Тур, Генеральные Штаты Нидерландов подписали с герцогом конвенцию, по которой тот получал титул «Протектора Свободы Нидерландов» и становился их сувереном. Елизавета быстро поняла, что он может стать идеальной марионеткой для борьбы с Филиппом в Нидерландах, и разыграла свою дипломатическую козырную карту, к этому времени довольно потертую и изношенную, но все еще работающую – брак с герцогом.

Мать герцога Анжуйского, Екатерина Медичи, предлагала его английской королеве в качестве мужа еще шесть лет назад, когда ему было всего 18. Тогда он был слабым и тщедушным полу-ребенком, со следами оспы на лице, и 39-летнюю Елизавету такая брачная перспектива не заинтересовала. К тому же после страшной Варфоломеевской ночи Елизавета не хотела себя связывать с французским домом Валуа. Но однажды все изменилось, и резня гугенотов католиками осталась в прошлом. Екатерина Медичи убедила слабовольного сына, что у него появилась возможность стать королем Англии, Нидерландов и Ирландии, а так как в результате многолетних гражданских войн в казне не осталось денег, то Франция только выиграет от такого союза.

Новый раунд дипломатической игры начался с того, что герцог Анжуйский написал Елизавете несколько писем, так как его амбиции в Нидерландах требовали денег. Свою просьбу он начал издалека, и вместо упоминания о деньгах использовал язык любви – она была его «красавицей-королевой», а он – ее преданным и страстным рабом. Затем Франсуа послал в Англию своего близкого друга Жана Симье – чтобы продолжить соблазнение, ну и заодно от его имени вести финансовые переговоры. Жан Симье был выбран не случайно – он был известен как «самый большой льстец, изысканный в любовных играх и дворцовых флиртах». От имени герцога он преподнес королеве «безделицу в знак своего искреннего восхищения» – роскошную брошь, которую посоветовал прикрепить на груди, ближе к сердцу, и затем добавил: «Мой господин сказал, что будет ревновать вас к этому камню, потому что камень находится там, где ему самому хотелось бы быть. И я клянусь, что он узнает, как прекрасно место, где он хотел бы оказаться». Елизавета, еще ни разу не увидев его хозяина, была уже почти влюблена!

Франсуа прибыл в Гринвич рано утром 17 августа 1579 года. Его первой мыслью было немедленно явиться в личные апартаменты королевы, но вместо этого Симье убедил его сначала отдохнуть, а сам тем временем написал Елизавете письмо, которое было почти таким же захватывающим, как если бы герцог действительно пробрался в покои спящей королевы: «Я хотел прибежать к вам на прием прямо с дороги – весь в грязи и дорожной пыли, но Симье отговорил меня и уложил в постель. Я представлял, как забрался под простыни и, о Боже, вы тоже были там. Теперь я с большей легкостью мог бы вам передавать свои мысли, так как ему было бы намного легче все объяснить, чем мне».

Елизавета приготовила себя к тому, что встретит маленького уродливого мальчишку, каким она его помнила по портретам, но вместо этого увидела перед собой взрослого и привлекательного мужчину. Испанский посол Мендоза написал об этой встрече: «Королева, очарованная и влюбленная, несмотря на некоторые трудности, смогла принять герцога. Она сказала, что еще никогда не встречала мужчину, поведение и природа которого так бы ей подходила». Похоже, что Снегурочка растаяла и королева-девственница возжелала превратиться в застенчивую невесту.

Герцог Анжуйский застал Елизавету в тот момент, когда она узнала, что ее фаворит Роберт Дадли тайно женился на ее племяннице. Несомненно, она искала утешения и поэтому обратила на Франсуа свое внимание. Но помимо этого, она действительно была очарована герцогом – его необычным лицом, выразительными руками, французскими манерами и очарованием. К тому же он был единственным заморским женихом, который сам лично приехал в ее королевство добиваться ее любви!

Да, герцог Анжуйский действительно отличался от англичан, которые ее окружали. Томас Сеймур и Роберт Дадли, несомненно, были отважными и сильными мужчинами, но преследовали ее слишком уж настойчиво и бесцеремонно, скорее бросаясь на амбразуру и думая только о своих амбициозных целях, нежели о рыцарском покорении женского сердца. Он же осыпал ее бесконечными комплиментами: «Меня обманули! Мне сказали, что вы красивы, но вы выше красоты – как ангел выше людей. Многие женщины красивы, но вы – это воплощение совершенства! Я бы на всю жизнь остался перед вами на коленях и чувствую, что это место идеально мне подходит».

Для Елизаветы это было нечто новое, и, вопреки разнице в возрасте, они немедленно нашли общий язык. Она называла его «моим лягушонком» (римляне использовали лягушек для любовных чар – они вызывали пыл и постоянство), а он прислал ей сережку в форме лягушки, которую она потом долго носила. Когда он заболел, она по утрам носила ему говяжий бульон. А однажды подарила ему расшитый драгоценностями берет – чтобы он носил его, пока она не наденет на его голову английскую корону. Было очевидно, что она испытывала к нему самые нежные чувства, в глубине души понимая, что скорее всего это ее последняя страсть.

Но всего через две недели любовники были разлучены. Герцога срочно вызвали в Париж – он получил известие о том, что его друг был убит на дуэли. И перед тем как покинуть Англию, он передал королеве три любовных письма, перевязанных розовыми ленточками и полных сладчайших комплиментов и признаний в любви: «Слезы застилают мне глаза, и я не могу дальше писать. Моя любовь к вам бесконечна, и я навсегда останусь вашим самым преданным и любящим рабом, который когда-либо рождался на этой земле. Находясь на грани бед и бурь, я целую вашу ножку».

Елизавета, опьяненная таким вниманием, не могла дождаться его возвращения. «О, Франсуа, когда вы вернетесь, мои глаза ослепнут от слез»,– писала она ему. Но не сошла ли она с ума? Предполагалось, что это будет всего лишь международная политика, а вовсе не любовный роман с католиком-французом, который только злил ее подданных. А так как основой ее правления всегда была народная любовь, то сейчас переступить через нее означало уничтожить свое королевство. А тут еще слезы и уговоры фрейлин, и недовольство фаворитов. Особенно был разочарован Роберт Дадли, о чем написал один из современников: «Лестер определенно был отстранен, а его близкий друг сказал мне, что тот проклинает француза и молит Бога, чтобы королева прислушалась к голосу разума».

В поисках баланса и равновесия Елизавета поручила Тайному Совету взять на себя обязанность обсудить этот брак. Старый Сесил настаивал на браке, восклицая «Да славится Господь!», в то время как остальные члены совета боялись повторения Варфоломеевской ночи и разгула религиозных страстей. К концу дня мнения разделились, и Совет не смог предложить королеве однозначного официального решения. Она была искренне удивлена. Как? Все эти 20 лет министры убеждали ее выйти замуж, и теперь, когда она нашла для себя идеального жениха, они отказались его утвердить! «Я рассчитывала на большее, господа. Вы называете себя моим советом, и не даете советы, когда они мне нужны. Как же я сожалею, что совершила страшную глупость, разрешив вам рассматривать вопрос о браке. От вас нет никакой пользы! Только разборки и пререкания. Я рассчитывала получить единогласную и всеобщую просьбу продолжить переговоры о браке, а не ваши колебания и сомнения».

Это был замкнутый круг! Члены Совета ответили ей, что они все единодушно ее поддерживают, как бы она ни решила поступить, если только она согласится им сказать, действительно ли она готова сочетаться браком с герцогом. Но Елизавета настаивала: «Как я могу вам это сказать, если вы не даете мне совета? Кроме того, я считаю неуместным сообщать вам о своих чувствах. Это вы должны были требовать и умолять меня выйти замуж. А поскольку вы скрыли от меня свои чувства, я не намерена открывать вам свои». Как докладывал посол: «Она оставалась очень опечаленной после этого разговора, и была так рассержена и меланхолична, что это заметили все, кто к ней обращался. Она была этим очень озабочена».

Несмотря на это, брачный договор все же был составлен, и Совет согласился со всеми концессиями, предъявленными герцогом Анжуйским, включая разрешение проводить католическую службу в личной часовне. Однако в договоре появился еще один пункт – его подписание должно быть отложено на два месяца в связи с возможными препятствиями. Елизавете нужно было не только время, чтобы народ согласился на этот брак, но и полная гарантия, что, в случае нападения на Англию Испании, французы придут на помощь. По этому поводу для переговоров в Париж был послан начальник разведки Френсис Уолсингем, которому разочарованная Екатерина Медичи сообщила: «Конечно, я уважаю чувства королевы, но боюсь, что наш союз может быть узаконен лишь у алтаря! Это удержит Испанию от объявления войны обеим нашим странам. Так что передайте королеве, что я с нетерпением жду дня, когда смогу ее назвать своей дочерью».

А тем временем английский народ был резко настроен против этого брака и общественное мнение начало выражать крайнюю ксенофобию. Раздавались громкие голоса протеста против католического вероисповедания жениха: «сердце английского народа будет уязвлено таким браком… каждый знает, что этот человек – сын Иезавели наших дней…», а на улицах можно было услышать крики: «Эй, лягушки! Скачите подальше отсюда!»

На улицах Лондона даже появился ядовитый памфлет, в котором говорилось, что Елизавету затягивают в католическое «логово идолопоклонства», и что если она умрет при родах, то герцог Анжуйский может стать королем Англии. Кроме того, в нем было сделано предположение, что «француз вероятно болен сифилисом». Прочитав сей возмутительный документ, Елизавета буквально накалилась от гнева и приказала, чтобы автору, Джону Стаббсу, отрубили правую руку. Прежде чем это сделали, бедняга долго и безуспешно пытался доказать свою преданность королеве.

В конце концов, Елизавета запуталась – она уже не понимала, нужен ли ей этот брак или нет, и никто не мог ей в этом помочь. А еще ей было страшно! И даже сама мысль о браке начала вызывать у нее отвращение. В результате долгой агонии она написала герцогу Анжуйскому письмо, в котором объясняла, почему общественное мнение никогда не примет этот брак. Она прощалась со своим «лягушонком», со своим очаровательным принцем, которого, как она думала, больше не увидит никогда …

Но ситуация в Нидерландах заставила Елизавету продолжить дипломатическую брачную игру с французами. Ей хотелось показать испанскому королю Филиппу, что у нее все еще есть союзники, и она готова на все, чтобы защитить Англию от нападения.

И вот после двухлетнего отсутствия Франсуа вновь прибыл ко двору королевы – на этот раз с одной единственной просьбой: дать ему денег на кампанию против испанцев в Нидерландах. При этом он осмелился повторно предложить свою руку и сердце, и когда Елизавета повернулась к французскому послу, ее ответ ошеломил всех присутствующих: «Вы можете написать вашему королю, что герцог Анжуйский будет моим мужем». С этими словами она надела на руку герцога кольцо и поцеловала его в губы. Это уже была официальная, публичная помолвка при свидетелях. И вскоре по всей Европе были разосланы с этой удивительной новостью курьеры, а в Антверпене звонили колокола.

Но почему в возрасте 48 лет Елизавета опять решила обручиться? Ведь еще два года назад она оставила всякие серьезные намерения выйти замуж за герцога Анжуйского. Да, он был полезен с политической точки зрения, к тому же она находила его общество вполне привлекательным. Но стала ли она жертвой собственной политической игры или любовной фантазии, осталось неизвестным.

В тот же вечер противники этого брака проинструктировали фрейлин королевы красочно обрисовать ей все ограничения замужней жизни и ужасы деторождения, в результате чего королева провела бессонную и ужасную ночь. Только на одну единственную минуту ее сердце взяло верх над разумом и она позволила себе представить, что все могло быть по другому. Но и эта минута, к сожалению, длилась недолго. На следующий день при холодном свете разума романтическое видение улетучилось, и Елизавета с большим сожалением отказалась от возлюбленного своей мечты. Уже утром она объявила герцогу, что не может выйти за него замуж, так как благополучие ее подданных для нее важнее, чем личное счастье. После чего тот в отчаянии снял кольцо и швырнул его на пол… Это было величайшее поражение герцога Анжуйского! Он лишился сразу двух корон – английской и ирландской, в Париже его ждала разочарованная мать Екатерина Медичи, а в Нидерландах – «сборище алкоголиков», как он называл голландцев. Помимо этого, он так и не сумел создать дом, куда можно было бы вернуться…

С этого момента Елизавета больше не могла дергать за ниточки своего принца-марионетку. Но хотя она и выбросила своего «лягушонка» обратно в воду, он уплыл не слишком далеко, и остался еще на три месяца, запросив за свое унижение 60 тысяч фунтов, причем половину наличными перед отъездом. В результате переговоров Уильям Сесил предложил ему выплатить 10 тысяч сразу, а остальное – в течение 100 дней. На прощание королева сказала своему возлюбленному: «Я бы отдала миллион фунтов, чтобы моя лягушка резвилась на берегах Темзы, чем гнила в болотах Нидерландов». Это была их последняя встреча…

В честь этого события Елизавета написала грустную и нежную поэму «На отъезд моего господина»: «Я пребываю в горе и не смею показать, как я терзаюсь. Я влюблена и не могу признаться, что не испытываю ненависти. Я притворяюсь и не выдаю своих намерений. Кажется, что слова навсегда застряли в горле, но я веду беседу сама с собой. Я есть и меня нет. Я холодею и горю с тех пор, когда я отвернулась от себя и превратилась в себя другую. Моя вторая жизнь, как тень от солнца, она летит и впереди бежит, она везде со мной. Она в моих поступках, и я слежу за ней, она – за мной. Нет способа, чтоб вырвать двойника из сердца. Пока с закатом жизни не погибнем оба. Господь, пошли мне более легкую жизнь, иначе я умру, забыв о смысле слова «любовь».

А ее возлюбленный Франсуа, получив отступные отправился на поиски счастья в другое королевство – Нидерланды. 10 февраля 1582 года он прибыл в Флиссинген, но вместо того, чтобы на полученные деньги помогать народу Нидерландов бороться с испанцами, он попытался установить в стране абсолютную власть. Когда провинции Зеландия и Голландия отказались признать герцога своим сувереном, он решил силой взять Антверпен, Остенд и другие голландские города. Взятием Антверпена он командовал лично, и когда 18 января 1583 года его отряды вошли в город, ворота захлопнулись, и горожане принялись из окон и с крыш осыпать французов камнями, палками и прочими тяжелыми предметами, а городской гарнизон открыл по неприятелю смертоносный огонь. Свыше полутора тысячи солдат погибли от рук разъяренных жителей Антверпена, и только нескольким французам, включая самого Франсуа, удалось бежать.

Это событие положило конец военной карьере герцога Анжуйского, и в июне того же года он покинул страну. Его мать, Екатерина Медичи, написала ему тогда: «Лучше тебе было умереть в юности. Тогда бы ты не стал причиной смерти стольких отважных благородных людей», но, несмотря на это, все же помогла ему вернуться в Париж, где он в феврале 1584 года помирился с братом, королем Генрихом III. Тот после долгих лет отчуждения даже заключил в объятия свою «le petit magot» («обезьянку»), как он дразнил Франсуа в детстве.

А вскоре герцог ощутил серьёзное недомогание и 10 июля скончался в Шато-Тьерри в возрасте 29 лет, так никогда и не став французским королем, в отличие от своих старших братьев. Елизавета была искренне опечалена этим известием, и написала его матери: «Если бы видели картину моего сердца, вы бы увидели тело без души». Больше она уже никогда не будет притворяться, что собирается выйти замуж…