Испанская Армада

Нападение на Кадис стало последней каплей для раздраженного Филиппа, и теперь уже ничто не могло его остановить. Холодная война закончилась, и на следующий год против протестантской Англии начался настоящий крестовый поход. Из Испании, Италии, Германии и Бургундии перебрасывались войска. В Лиссабон стекались добровольцы, желающие принять участие в войне под лозунгом «Нас поведет сам Господь Бог, чьё дело и святейшую веру мы защищаем». Филипп разработал свой собственный план, казавшийся ему абсолютно безупречным. По его замыслу, корабли Армады должны были войти в Ламанш и добраться до Фландрии (испанские Нидерланды), чтобы там объединиться с 30-тысячной армией Алессандро Фарнезе, герцога Пармского. Эти объединённые силы должны были пересечь Ламанш и высадиться в английском порту Маргейт, после чего герцог Пармский должен был прикрывать корабли Армады, чтобы те беспрепятственно вошли в устье Темзы и двинулись на Лондон. Филипп также рассчитывал на английских католиков, которые перейдут на его сторону.

Однако этот план был не до конца продуман и не учитывал двух важнейших обстоятельств: мощь английского флота и мелководье у берегов Фландрии. Некоторые командующие с самого начала сомневались в успехе этого предприятия. Герцог Пармский, например, был удивлен, что такое крупномасштабное наступление организовано без учета непредвиденных обстоятельств. Также будучи озабоченным огромными расходами, он советовал Филиппу отложить или вообще остановить наступление.

К тому же создатель и организатор Армады – 62-летний Альваро де Базан, маркиз Санта Круз, лучший адмирал Испании, умер за четыре месяца до начала операции. Вместо него Филипп назначил неискушенного в мореходном деле Алонсо Переса де Гусмана, герцога Медина Сидония. Правда, тот был самым родовитым придворным в Испании, послушным католиком и искушенным организатором. Филипп боялся независимых и отважных мореплавателей и предпочитал отдавать командование послушным бюрократам. У Медины Седонии тоже был свой «Френсис Дрейк» – адмирал Хуан Мартинес де Рикальде, второй главнокомандующий Армады и самый опытный капитан. Совместными усилиями командиры снабдили флот провизией, оснастили всем необходимым, а также разработали систему сигналов и команд для своего многонационального войска. 25 апреля 1588 года на палубах новой Армады было собрано 180 священников для освящения испанских знамен и причащения каждого завербованного солдата и матроса. Когда же все было готово, 20 мая «непобедимая Армада» вышла в открытое море из лиссабонской гавани.

Но главнокомандующий Медина Сидония тоже имел серьезные сомнения по поводу запланированной кампании, о чем написал Филиппу через девять дней после выхода в море. Неожиданный шторм загнал Армаду в один из северо-западных портов Испании, и, обеспокоенный недостаточными запасами продовольствия и болезнями среди моряков, он писал, что сомневается в успехе всего предприятия. Он также подчеркнул, что не имеет военного опыта и достаточно информации о противнике и его военных планах, и его мучает морская болезнь. Но придворные скрыли это письмо от короля, будучи уверенными, что Господь позаботится об успехе. Поистине никогда не знаешь, на чьей стороне Господь…

И вот 12 июля, почти через два месяца, огромный и неповоротливый испанский флот, наконец, добрался до Ламанша. Шесть мощных эскадр, состоящих их 125 военных и транспортных судов, буквально набитых 23 тысячами матросов, солдат и офицеров, в боевом порядке двигались вперед с полной уверенностью в легкой победе. Казалось, объединившись, армия и флот будут непобедимы! Разве англичане смогут оказать серьезное сопротивление?

Но Бог и удача были на стороне той, которая ненавидела войны всей душой. Елизавета считала их не только дорогостоящими, но и чрезвычайно опасными для ее правления. Потеря Кале в свое время разрушило репутацию ее сестры Марии, и она знала, что подобная катастрофа может подорвать ее усилия в управлении государством. Она также избегала войны, потому что была женщиной и не могла повести в бой войска. Вместо этого ей приходилось поручать командование разгоряченным мужчинам, которые не только не слушали приказов, но и могли направить войска против нее самой. А теперь сбылись ее самые потаенные страхи – она лицом к лицу оказалась перед угрозой открытой войны. За все четырнадцать лет правления это испытание было для нее самым тяжелым и угрожающим. А последствия завоевания Англии могли оказаться самыми плачевными не только для Елизаветы и протестантов, но и для всей Европы.

В те дни она отменила все аудиенции, и королевский двор переехал во дворец Ричмонд – загородную королевскую резиденцию, ласково прозванную ею «теплой норкой», в которую Елизавета всегда отправлялась в дни опасности. Она скрывалась в Ричмонде в окружении своих фрейлин и старой компаньонки Бланш Перри, которая отчасти заменила ей в детстве мать. Но даже в любимом дворце жизнь Елизаветы была в опасности. Ведь Папа Римский не только одобрял ее убийство, но даже призывал добрых католиков ее уничтожить.

Уже с весны английское командование готовилось к вторжению, и Елизавета разослала по всему миру своих шпионов, чтобы узнать как можно больше о передвижениях испанского флота. Тем временем более 100 кораблей собрались в Плимуте под командованием лорда-адмирала Чарльза Говарда, кузена ее матери Анны Болейн, не имеющего никакого морского опыта. Когда-то он работал послом во Франции, и поэтому привык командовать только за письменным столом. Также как и испанец Медина Сидония, он получил эту должность только благодаря своему аристократическому происхождению. К счастью, в команде у Говарда был самый отважный пират Англии, его помощник сэр Френсис Дрейк. Недавно он совершил кругосветное путешествие и был посвящен в рыцари за «заслуги перед отечеством», а вернее за то, что наполнил королевскую казну испанским золотом и серебром.

Но флот собрался в гавани Плимута после неудачной экспедиции – корабли Дрейка во время поиска испанской Армады попали в сильный шторм, и теперь на пристани царил полный хаос – корабли поспешно ремонтировали, в трюмы загружали провиант, а половина команды слегла с лихорадкой. К тому же численное преимущество было явно не на стороне англичан – у них были две отдельные флотилии, восточная и западная, состоящие из 135 легких суденышек с экипажем в 15 тысяч человек. А впереди было 12 знаменательных дней, наполненных неожиданными поворотами, когда судьба Англии висела на волоске.

День первый. 29 июля небольшое парусное судно, патрулирующее берега юго-западного графства Корнуолл, прибыло в Плимут. Капитан Томас Флеминг в то утро увидел паруса испанских кораблей и решил оповестить командование о приближении. Используя заранее уговоренный сигнал, на крыше церкви на горе Майкл разожгли костер. Огонь заметили на соседнем наблюдательном посту и разожгли еще один костер. Так по цепочке новость о вторжении дошла до всех морских баз, а также до Лондона.

Это известие застало англичан врасплох – они еще не закончили все приготовления, к тому же в тот день они обнаружили еще одну опасность, способную привести к катастрофе. Как назло, ветер дул из гавани в сторону города, и им ничего не оставалось делать, как ждать попутного ветра и течения. Королевство практически осталось без защиты! Если бы испанцы это знали, они могли разгромить англичан прямо в гавани – стоило только Армаде войти в порт и нанести один мощный удар. Именно это и предлагал опытный капитан Рикальде: «На счету каждая минута. Лучше задушить змею в зародыше». И если бы этот дерзкий план молниеносной атаки был осуществлен, история Англии была бы совершенно другой…

Но Медина Сидония и другие капитаны оспорили предложенный план – гавань слишком узкая, пролив таит в себе опасности, к тому же никакой информации о состоянии флота противника. Поэтому было принято решение плыть вперед. Рикальде, почувствовавший себя обманутым, написал адмиралу: «Не понимаю, почему мы не вошли в гавань. Мне неприятно, что мы выглядим трусами перед менее опытным противником. Вы совершаете ошибку! Короля здесь нет, а война – дело непредсказуемое». Но Медина Седония не мог рисковать, так как король требовал выполнения грандиозного плана до мельчайших деталей, не оставляя места для импровизаций.

Тем временем сам Филипп даже не подозревал, что между двумя командующими назрел серьезный конфликт. В тот день два заклятых врага – Елизавета и Филипп – готовились ко сну, и оба молились о том, чтобы выиграть сражение. Филипп находился в собственной часовне в Мадриде, окруженный всевозможными католическими реликвиями и мощами святых. Он не мог проиграть с таким подспорьем и не выполнить свою историческую миссию – освободить английских католиков и отомстить за всех мучеников, отправленных на плаху английскими королями. А тем временем во дворце Ричмонд, в окружении фрейлин, Елизавета читала свои молитвы – в надежде на послушание своего народа и на то, что Бог на ее стороне, а на стороне Филиппа – только дьявол.

День второй. На рассвете 30 июля, после утренней молитвы, испанцы продолжили свое путешествие по Ламаншу. Вокруг было спокойно, и на горизонте – ни одного английского корабля. Но испанцы насторожились – возможно, что англичане уже вышли из гавани, и в любой момент могли атаковать. Те действительно покинули порт – за ночь ветер сменил направление и корабли могли выйти в море. Но идти на лобовое столкновение они не собирались – ведь огромную флотилию без огромных потерь так просто не возьмешь. Вместо этого у них созрел более хитрый план: чтобы помешать испанцам занять глубокие и удобные береговые порты, они просто будут гнать их по течению, а при удобном случае вцепятся в них мертвой хваткой. Это был их единственный шанс.

Тем временем погода испортилась, и Чарльз Говард долго всматривался сквозь дождевую завесу в туманный горизонт. Когда в 3 часа дня впереди появились корабли Армады, он приказал проверить оружие и амуницию, и приготовиться к сражению. Тут нужно упомянуть, что англичане имели одно сильное преимущество – новую, высокую для того времени технологию изготовления оружия. Традиционно пушечные ядра изготавливались вручную из камня, которому придавали нужную форму. Англичане же, благодаря индустриальной революции, начали отливать их из чугуна в специальных формах. Пушки тоже были высокого качества – более мощные, точные и дальнобойные, чем в любой европейской стране тех времен. Но будет ли этого достаточно для того, чтобы рассеять корабли Армады, не говоря уже о том, чтобы ее разбить? Или Армада успеет соединиться с огромной испанской армией и вторгнется в Англию?

Пока английский флот готовился к первому сражению, гонец из Плимута во весь опор скакал во дворец Ричмонд, где верные советники Уильям Сесил и Френсис Уолсингэм первыми получили это устрашающее известие – враг у ворот, испанцы приближаются к берегам Англии. Оба советника вошли в покои Елизаветы и сообщили: «Вы молились о мире, но напрасно. Пришло время для священной войны», на что королева лаконично промолвила: «Я этого не хотела, но ожидала». Обычно Елизавета была крайне осторожна и больше склонялась к консервативной внешней политике секретаря Сесила, который теперь в бессилии разводил руками: «У нас ничего не получится, нам нечем атаковать». Но Елизавета понимала, что пора прислушаться к Уолсингему, который твердил: «Мы не можем сидеть, сложа руки. Пора нанести им удар. Ваше Величество, Вы должны принять бой ради Англии и ради себя». Да, время для раздумий прошло, и только английские корабли, эти деревянные стены, защищавшие Англию, были ее единственным спасением. И она отдала приказ: «Пусть Англия узнает вкус победы!»

День третий. В 9 часов утра 31 июля испанский впередсмотрящий заметил первые английские корабли, но они были совсем не там, где их ожидали. Под покровом ночи англичане разделились на две группы и обошли испанцев сзади, чтобы взять их в клещи. Испанский адмирал Медина Сидония поднял королевский штандарт, и по этому сигналу Армада построилась в боевом порядке в форме полумесяца, растянутом на две мили. С какой бы стороны ни подошёл противник, корабли могли развернуться и отразить атаку. Эту тактику они использовали при перевозке золота из Нового Света.

Чарльз Говард, со своей стороны, решил бросить испанцам перчатку в духе старой кавалерии – он послал вперед небольшой корабль под названием «Призрак», который дал один залп по испанцам и затем вернулся в строй. Этот залп положил начало первому морскому сражению с испанской Армадой. Затем Говард разделил английский флот на два отряда, которые должны были поочерёдно обстреливать испанские корабли. Англичане избегали абордажный бой, и было решено уничтожать противника из пушек на расстоянии.

И вот битва началась! У обеих сторон было одинаковое количество кораблей, но испанский флот состоял из высокобортных судов с пушками малой дальнобойности, напоминающими плавучие крепости, хорошо приспособленные к абордажному бою. В то время как английские корабли были ниже, легче и манёвреннее и оснащены большим количеством дальнобойных пушек, к тому же у них был еще один козырь в рукаве – необычная тактика боя, которая в этом сражении произвела настоящую революцию. За два часа англичане произвели 2 тысячи выстрелов по испанскому «полумесяцу», получив в ответ от испанцев только 750. И хотя они израсходовали все боеприпасы и не потопили ни одного испанского короля, главная задача была выполнена – отогнать Армаду от южных английских портов и не дать им пришвартоваться.

Испанские моряки не ожидали такого поворота событий – ведь они рассчитывали на традиционный абордажный бой и рукопашную схватку, и теперь, застрявшие на своих судах, могли только выкрикивать оскорбления в сторону англичан, так как с дальнего расстояния не могли причинить им никакого вреда.

Жители, наблюдающие за битвой на берегу, еще никогда не слышали такой оглушительной пушечной канонады. Самыми громкими звуками в их жизни были звон церковных колоколов или удар молнии. Но самый громкий взрыв произошел в 4 часа дня, когда испанский галеон «Сан Сальвадор» взлетел на воздух (есть версия, что один из недовольных моряков поджег порох, а сам выпрыгнул за борт), в результате чего погибло 200 человек. Другой галеон по имени «Розарио» был брошен на произвол судьбы – он столкнулся с другим кораблем, получил повреждение рулевого управления и вышел из строя.

И только один испанский командующий немедленно уловил новую английскую тактику. Это был опытный Рикальде, который опять был в ярости из-за того, что они не вернулись и не спасли корабль. Он выразил свои чувства в письме к Медине Сидония, убеждая его остаться, немедленно начать преследование и нанести англичанам быстрый лобовой удар. Будучи отважным моряком, он был уверен в победе. Но Медина Сидония опять проигнорировал его совет и, не догадываясь о затруднениях англичан с боеприпасами, отдал приказ двигаться дальше к берегам Фландрии, где его со своей армией ждал герцог Пармский. Хотя в душе он начал понимать, что планы короля Филиппа, хотя и выглядели безупречными на бумаге, оказались бесполезными во враждебных водах Ламанша.

Тем временем Чарльз Говард и Френсис Дрейк подводили итоги. У них тоже не было поводов для радости – лишь теперь они осознали, на сколько велики силы противника. «Мы устанем щипать их перышки»,– заметил Дрейк. Той же ночью Говард срочно написал Уолсингему отчаянное письмо с просьбой прислать ему больше боеприпасов, правда с полным пониманием, что его призыв может остаться без ответа. Состояние финансов в стране было плачевным, и Елизавете не хотелось обращаться к Парламенту с просьбой о повышении налогов на войну. Она и так уже потратила огромную сумму на постройку современных кораблей, и теперь надеялась, что потопить Армаду удастся без дополнительных затрат.

В ту ночь Говард приказал Дрейку зажечь факел на своем корабле, чтобы показывать флоту путь к берегу, но у того были совсем другие планы. Старый пират не забыл об экипированном испанском галеоне «Розарио», который был для него слишком большим искушением. И, нарушив приказ адмирала и бросив английский флот на произвол судьбы, он затушил факел и отправился на поиски трофеев. Дрейку несказанно повезло! Когда ночью в одиночку он поднялся на борт брошенного галеона, там его ждали бесценные сокровища – 50 тысяч золотых дукатов (2.5 миллиона современных фунтов), оружие и огромные запасы пороха. К этому можно было прибавить 20 тонн чистого чугуна, из которого сделан корабль и который можно было переплавить в пушечные ядра. Но на борту «Розарио» Дрейк обнаружил еще кое-что. Проверив палубные батареи, он заметил одну особенность – скорострельность испанских пушек была хуже английских в 5 раз. Но поможет ли эта информация в предстоящем сражении с самой мощной флотилией в мире?

День четвертый. 1 августа. Грабеж «Розарио» отнял время, и теперь английский флот существенно отставал от кораблей Армады. Но допустить захвата южных гаваней и портов было нельзя, и поэтому англичане бросились в погоню. Их быстроходные корабли догнали испанцев уже утром, при этом не зная, что Медина Сидония испытывает большие трудности – он по-прежнему не имел представления о том, где, как и когда они объединят свои силы с голландцами. Он каждый день писал герцогу Пармскому и извещал его о своем продвижении на восток, но ни разу не получил ответа. Оказывается, письма просто не доходили – дислокация флота постоянно менялась и получать сообщения оказалось просто невозможным.

Тем временем Елизавета вела свою привычную жизнь королевы, беспомощно наблюдая за тем, как разворачивались события в Ламанше. Война оставалась прерогативой мужчин, а ей нужно было выглядеть молодой, решительной и полной сил – чтобы предстать перед народом наместницей Бога на земле, земным воплощением девы Марии. Каждое утро из стареющей 54-х летней женщины лепили образ молодой, здравствующей, могущественной правительницы. Но за этой маской полубожества скрывался обычный человеческий страх. Теперь Елизавету мучали ночные кошмары – ей снились окровавленные женщины и дети, плывущие по реке, и она просила леди Бланшет остаться в ее спальне и даже спать с ней в одной постели. Чем дольше Армада находилась в проливе, тем больше возрастала угроза ее жизни – ведь ее могут посадить в Тауэр, или даже убить на месте. Только один вопрос не сходил с ее уст: «Что нам делать? Что нам делать?»

День пятый. 2 августа. А в это время в 150 милях к югу испанская флотилия приближалась к глубоководному порту Веймут. К сожалению англичане не знали, что Медина Сидония не собирался захватывать порт или даже входить в его гавань, так как следовал четко разработанному плану. Поэтому они приготовились ко второй битве – чтобы помешать кораблям Армады высадиться в порту. Один из самых опытных командиров, Мартин Фробишер, направился с шестью кораблями к небольшому острову, как бы приглашая испанцев напасть. Он знал эти воды как свои пять пальцев, и поэтому пытался спровоцировать и заманить испанцев в ловушку из быстрого течения, которое было просто могильником для кораблей. План сработал, и испанцы потеряли здесь четыре корабля.

А в это время Дрейк и Говард зашли с тыла и открыли сокрушительный артиллерийский огонь. В испанские корабли полетели их же собственные ядра весом в 12 тонн, добытые с корабля «Розарио»! В то время как тяжелые и устаревшие пушки Армады не позволяли им ответить тем же. Наверняка испанцы сожалели, что не уничтожили английский флот еще в Плимуте. Но вот после пяти часов непрерывного обстрела англичане прекратили преследование и сделали передышку, добившись своей главной цели – отогнать испанцев от гавани Веймута.

День шестой. 3 августа. В то время как Филипп получал известия от Армады раз в две недели, и ему оставалось только молиться о победе, Елизавета принимала послов от главнокомандующего Говарда каждый день – они добирались до Ричмонда всего за 12 часов. Но новости были неутешительными. Адмирал докладывал, что хотя испанцы и были довольно потрепаны, они по-прежнему сильны, и для того, чтобы сражаться дальше «во имя Господа нашего и во славу нашей страны», он просил прислать снаряды для пушек и немного пороха. Но Англия не была готова к отражению захватчиков – казна была пуста, вместо регулярной армии в стране существовали только разрозненные милицейские подразделения, не имевшие даже оружия. В то время как испанская армия была хорошо подготовлена, оснащена и вооружена, и имела многолетний военный опыт удержания европейских стран под испанской короной. Если бы эта армия вступила на английскую землю, ей ничего бы не стоило завоевать страну в рекордно короткие сроки.

Но Елизавета боялась не только вторжения Армады, но и восстания католиков внутри страны, которые могли видеть с берегов Англии свое спасение. Эти потенциальные изменники, так называемая пятая колонна, составляющая половину населения страны, уже не раз проявляли свое недовольство, плетя против нее бесконечные заговоры. Она ужасно боялась смерти, и поэтому теперь соблюдала осторожность, граничащую с паранойей – фрейлин даже заставляли пробовать еду из ее тарелки.

В тот вечер Армада подходила к самому уязвимому и незащищенному из всех Британских островов – острову Уайт, который был отделен от большой земли проливом Солент. Если испанцы захватят беззащитный остров и бросят якорь в проливе, то все английское королевство может пасть к их ногам. И если не остановить их здесь, то другой защитной линии уже не будет. И тогда Дрейк, увидевший первые испанские корабли в проливе Солент, решил сменить тактику. Так как потопить движущийся корабль можно только с близкого расстояния, нужно было подходить ближе к вражеским галеонам и вести прицельный огонь. Дрейк начал практиковать стрельбу из пушек с различных дистанций, установив при этом, что самым близким расстоянием, с которого можно эффективно стрелять и избежать абордажного боя, было 33 метра. Он был готов на все, чтобы помешать испанцам бросить якорь в удобной бухте.

День седьмой. 4 августа. А в это время Медина Седония начал волноваться – ему все еще не удалось установить связь с герцогом Пармским. До этого момента он в точности следовал планам короля Филиппа, но когда на горизонте показался остров Уайт, Медина Седония решил отойти от генерального плана и бросить якорь в проливе. Несмотря на огромный риск – ведь англичане могли использовать свои знания местного побережья в свою пользу, он решил ждать известий от герцога Пармского именно здесь.

Английские главнокомандующие впервые разгадали планы противника. Мартин Фробишер попытался повторить свой недавний трюк и преградил испанцам дорогу – в надежде, что коварный пролив Солент помешает им добраться до цели. Испанцы клюнули на эту приманку и атаковали его корабли. Битва за остров Уайт началась. Англичане, в отчаянной попытке защитить свой остров, атаковали испанцев со всех сторон. Адмирал Говард, воспользовавшись советом Дрейка, направил корабли к центру испанской флотилии, чтобы мощным огнем артиллерии поразить ее в самое сердце, и тем самым разбить ее боевой порядок. А в это время Дрейк приближался к испанским галеонам с другой стороны, учитывая оптимальное расстояние для прицельного огня – достаточно близкое, чтобы повредить корпус противника, но не ввязаться в рукопашную схватку.

Испанцы оказались в центре ураганного смерча. И тут, вдобавок ко всему, ветер начал гнать Армаду на мелководье – к восточному краю острова Уайт. Во время отлива воды там обычно по колено, и можно себе представить, что было бы с огромными галеонами на таком мелководье. Выбора не было – пришлось отступать. Медина Седония дал три условных выстрела, как сигнал к отступлению, после чего испанские корабли развернулись и направились на середину Ламанша. План Дрейка удался – остров был спасен! Все ликовали, и повсюду в церквях слышался колокольный звон.

Но решение Медины Сидония отступить опять привело Рикальде в ярость. Для него это была война, которую нужно было выиграть, и он считал, что они упустили лучший шанс пришвартоваться в безопасной английской гавани. Медина Сидония оспорил его возражения тем, что спас свой флот и вернулся к первоначальному плану короля. Приказ прежде всего!

День восьмой. 5 августа. Узнав о том, что испанцы изменили направление и теперь движутся в порт Кале, Елизавета еще больше запаниковала. Она отлично понимала, что ее правлению придет конец, если Армада объединится с герцогом Пармским. До сих пор она полностью полагалась на решения своих командиров и терпеливо ждала вестей от Говарда, но в тот день ее терпение кончилось и она решила вмешаться в ход событий. Совершенно не разбираясь в военном деле, Елизавета отправила на помощь флоту 3 тысячи солдат и мушкетеров. Для адмирала Говарда это было последней каплей. Ведь он просил ядра и порох, а не мушкеты, луки и стрелы, которые на море абсолютно бесполезны. К тому же сухопутные войска, состоящие из разношерстного сброда, не имели ни малейшего шанса в борьбе с мощной и опытной испанской армией.

День девятый. 6 августа. После двух дней пути по Ламаншу, испанцы, наконец, бросили якорь во французском порту Кале. Какое огромное облегчение, должно быть, почувствовал Медина Седония, оказавшись в этих водах! Кале был католическим городом, и губернатор приветствовал корабли Армады, предложив им провиант и пресную воду. К тому же до места, где их ждал герцог Пармский со своей 27-тысячной армией, было рукой подать – всего 21 миля на запад.

Тем временем английский флот следовал за ними по пятам, следя за каждым их движением. Но Говард и Дрейк понимали, что «отщипывать перья» и впустую гоняться за врагом больше нельзя. Чтобы спасти Англию, нужно было разбить Армаду полностью, не дав ей встретиться с голландскими войсками. Настало время для решительных действий.

День десятый. 7 августа. Елизавета с нетерпением ждала новостей, но министры сообщили, что до вторжения остались даже не дни, а часы. После чего она решила как можно скорее покинуть Ричмонд и перенести свой двор в самый центр столицы – в Сент-Джеймский дворец. Там, в окружении военной охраны, она могла себя чувствовать в большей безопасности. Но ни она, ни ее окружение не подозревали, что испанский флот тоже столкнулся с серьезными проблемами.

Гавань в порту Кале оказалась слишком маленькой для такого огромного флота, и испанской Армаде пришлось бросить якорь прямо в открытом море, под прикрытием береговых батарей. К тому же теперь, когда они уже почти достигли цели, из Пармы прибыл гонец с плохим известием. Герцог Пармский писал, что хотя все 300 барж для переброски его армии были готовы, он еще не погрузил на них провиант, и так как военные приготовления не закончились, он будет готов соединиться с ними только через неделю.

Медина Седония был крайне расстроен. Он проделал весь этот путь из Испании в Кале – только для того, чтобы услышать, что объединение войск пока невозможно! Теперь Армада попала в ловушку, в которой ей приходилось только сидеть и ждать. Без поддержки голландской армии их план просто разваливался – у испанцев не хватало людей для вторжения в Англию, а герцог Пармский не мог захватить Лондон без корабельных пушек. Король Филипп предполагал, что обе армии сумеют сами договориться о месте и времени встречи, но во вражеских водах Ламанша это оказалось не так то просто. В тот день Филипп получил письмо от герцога Пармского и, наконец, узнал о возникшей проблеме. Его это крайне расстроило, и он написал на полях: «О Господи! Хоть бы все это не оказалось ошибкой!»

Любопытно, что обе стороны конфликта считали положение противника более выгодным, но вскоре ситуация изменилась. Находясь всего в двух милях от Армады, Говард понимал, что атаковать корабли, стоящие в строе на якорях, было не только бессмысленно, но и опасно. И тогда в штабе руководства родился отчаянный план – напугать противника, вызвать панику на кораблях, а затем на следующий день ударить по нему тяжелой артиллерией.

Для этой цели англичане приготовили испанцам «маленький подарок от Дрейка» – секретное оружие под названием «Поджигатели ада». Этот метод использовали с древних времен, а также в недавней войне в Антверпене. Дрейк решил скопировать и повторить предыдущий успех. Принцип был очень простым – с корабля снимали все ценное, обмазывали мачты и такелаж смолой, а затем начиняли взрывчаткой пушки, которые от жары начинали стрелять. Если подожженный брандер сталкивался с деревянным кораблем, на нем тут же вспыхивал пожар, а это для моряка самое страшное– либо утонешь, либо сгоришь.

Только морской волк Дрейк, обладающий безрассудной решимостью, мог бросить такой вызов Армаде. И вот в полночь его команда подожгла восемь брандеров, отправив их навстречу стоящим на якоре испанским кораблям. Медина Седония ожидал от англичан подобных действий и выставил караул из маленьких суденышек, но они смогли отвести от Армады только два брандера. Остальные шесть горящих кораблей поразили ее в самое сердце!

Испанцы в ужасе следили за приближением охваченных пламенем «адских машин». Не теряя ни минуты, Рикальде и Медина Седония отдали приказ поднять якоря, и, уворачиваясь от брандеров, отвести корабли подальше. Благодаря этому флот удалось спасти, но какой ценой? Пытаясь избежать столкновения, матросы в панике перерубали якорные канаты, отрезав для себя возможность бросить якорь снова, что было тактической катастрофой. В итоге пострадавшим от столкновения друг с другом кораблям Армады все же удалось сохранить боевой строй и отступить, а часть из них пришлось бросить на произвол судьбы у берегов Фландрии.

День одиннадцатый. 8 августа. В тот день состоялась одна из крупнейших в истории морских битв – Гравелинское сражение, названное в честь небольшого городка на побережье Фландрии. Ставки были высоки – на кону стояли судьба английской королевы, господство Испании в Европе и будущее христианства. Это сражение решало все!

Англичане впервые получили численное превосходство – к ним присоединились 35 кораблей лорда Сеймура с запасами ядер и пороха. Теперь они собирались уничтожить испанскую Армаду раз и навсегда. Сражение началось в 6 часов утра с оглушительного залпа по испанским галеонам из бортовых пушек флагманских кораблей. Затем в бой вступили остальные корабли флотилии – впервые они подошли к неприятелю так близко. Корабль Дрейка шел прямиком на флагман Медины Седонии, чтобы его потопить. Испанские галеоны тоже двинулись навстречу неприятелю, искусно маневрируя и перестраиваясь.

Погода мешала всем – небо закрывали облака, дул сильный ветер, а клубы порохового дыма сводили видимость к нулю. Но битва была ожесточенной и изнурительной, и каждая из сторон использовала свою излюбленную тактику. Англичане по-прежнему избегали абордажных схваток, обстреливая испанские корабли-крепости тяжелой артиллерией с близкой дистанции и причиняя им значительные разрушения. Испанцы же пытались брать на абордаж, так как их чугунные ядра даже не пробивали обшивку неприятельского корабля. Скорострельность испанских пушек была ниже английских в 5 раз – испанцы могли произвести из одной пушки только один выстрел в час. И поэтому ситуация складывалась не в их пользу.

Целых восемь часов англичане вели по испанским галеонам непрерывный огонь. Они нападали с удвоенной энергией и подходили все ближе и ближе, разбивая неприятельский строй. Это была настоящая бойня! Испанские суда едва держались на плаву – пушечные залпы приносили им значительные разрушения, а корабельные щепки и доски впивались в тела испанских матросов и солдат, причиняя страшные раны с неровными краями. 85 испанских докторов работали без остановки, пытаясь оказать помощь раненным.

К пяти часам дня испанская Армада была близка к капитуляции, и, казалось, вот-вот падет под градом пушечных ядер. Но тут у англичан опять закончилась амуниция, и Чарльзу Говарду пришлось остановить атаку, так до конца и не уничтожив врага. У Медины Сидонии запас пороха и ядер тоже подходил к концу, и поэтому он тоже не решился атаковать дальше.

Итог Гравелинского сражения для испанцев был плачевным. По официальным данным, они потеряли 16 кораблей, 600 человек убитыми и 1000 ранеными, хотя считается, что эти цифры занижены, и ранения могли получить более 6 тысяч человек. Англичане со своей стороны не потеряли ни одного корабля, а потери личного состава составили 100 человек.

День двенадцатый и последний. 9 августа. В 11 утра, несмотря на предыдущие потери, Армада выстроилась в виде полумесяца и приготовилась к очередному сражению, но тут опять вмешалась фортуна, которая с самого начала была не на их стороне. Ветер изменил направление, и морское течение понесло испанские корабли на песчаные берега голландской провинции Зеландия. Катастрофа казалась неминуемой, но затем ветер опять переменил направление и погнал Армаду к Северному морю, все дальше от голландских берегов и армии герцога Пармского. Ветер сделал то, чего не смог добиться английский флот – испанцы покинули Ламанш. Трое суток английские корабли преследовали противника, а затем повернули назад – у них на борту заканчивались вода и провиант, но еще много дней они находились в полной боевой готовности. Ведь им не были известны намерения испанцев – те могли пополнить запасы у берегов Норвегии и вернуться.

Долгое время считалось, что именно это положило конец планам Армады – корабли не могли вернуться в Ламанш против ветра. Но недавно в дневниках Рикальде была найдена удивительная запись – после Гравелинского сражения он настаивал на второй попытке, выразив свое мнение на военном совете: «Наш долг вернуться в Ламанш и выполнить приказ. Мы должны еще раз сразиться с врагом». Но Медина Седония ответил, что они обязаны спасти корабли короля, даже если тот будет в ярости. На что Рикальде только и мог сказать: «Будь проклят тот, кто так решил!» И хотя Медина Седония пишет в своих дневниках, что решение пойти на север, а затем вернуться в Испанию, было принято военным Советом единогласно, было ли оно на самом деле таковым, если Рикальде пишет: «Я возражал, спорил, но меня не поддержали»? Так или иначе, опасаясь новых атак со стороны английского флота в проливе Ламанш и не предупредив об этом герцога Пармского, Медина Седония объявил 10 августа, что уцелевшие корабли Армады возвращаются домой, а сам наглухо закрылся в своей каюте.

Обогнув Шотландию, 21 августа Армада вышла в Атлантический океан. Но возвращение домой было непростым. Все, что могло пойти не так, пошло не так. У испанских моряков не было навигационных карт, многие корабли еле держались на плаву, продовольствие кончалось, бочки протекали, воды не хватало. К тому же у берегов Ирландии флот попал в сильный двухнедельный шторм, в результате которого разбилось 40 кораблей, и погибло 12 тысяч человек, в том числе половина личного состава, включая старших офицеров. Матросы тонули, умирали от голода и от рук англичан и ирландцев. В то время как уцелевшие корабли в полном беспорядке продолжали путь домой. Уже 600 лет Испания не видела подобной трагедии!

Филипп все еще не знал о печальной судьбе своей Армады, хотя прошло больше трех недель со дня решающей битвы. Он по-прежнему верил в победу и, стоя на коленях, молился по три часа в день. Его надежды сильно пошатнулись, когда 31 августа он получил послание от герцога Пармского, в котором тот сообщал, что вторжение так и не состоялось, поскольку армия и флот не смогли объединиться. А еще через три дня король узнал, что «непобедимая» Армада возвращается домой. Он никого не обвинял и только с горечью заметил: «Я посылал Армаду против людей, а не против Господних морей и ветров».

Наконец, 23 сентября, после долгих мытарств, первые уцелевшие корабли достигли города Сантандер на севере Испании. Всего вернулось 65 кораблей с 10 тысячами человек на борту. Но даже для тех, кому все-таки удалось вернуться на родину, испытания не закончились: уже встав на якорь в испанских портах, экипажи кораблей умирали от голода. А в порту Ларедо один корабль сел на мель, поскольку у выживших матросов не было сил спустить паруса и бросить якорь…

Герцогу Медине Седонии повезло – его корабль вернулся в Испанию целым и невредимым, после чего король освободил герцога от обязанностей, позволив ему вернуться домой, чтобы восстанавливать силы. Но дома его ждал жгучий позор. Когда он проезжал по Кастилии, люди бросали ему вслед обидное прозвище «герцог Куриц», а ночью ломились в ворота его резиденции с криками: «Дрейк идет! Дрейк идет!» Но зато он выжил, и, несмотря на полное отсутствие опыта, показал себя в боях мужественным и мудрым командиром, хотя в английской литературе его и описывают как «труса прячущегося под кроватью каюты». В последующие 20 лет он служил испанской короне в разных должностях (адмирал океана и капитан-генерал Андалузии) и умер в возрасте 64 лет, пережив и Филиппа, и Елизавету.

Для Хуана Мартинеса де Рикальде, измученного и больного тифом, этот поход оказался последним. Он умер от тифа и боевых ранений через три дня после того, как его команда пришвартовалась в порту. Даже в свои последние минуты он горевал о том, что Армада повержена и многие корабли разбились о скалы. Перед смертью, в надежде опорочить Медину Сидонию, он отправил свои дневники королю. Тот прочел записи и сделал пометку на полях: «Я сожалею об этом. Читать это слишком больно», а затем положил в ящик. Долгие 400 лет их никто не читал…