Заключение Елизаветы

В список опасных врагов Марии в те дни попала и ее собственная сестра Елизавета. Архиепископ Стефан Гардинер требовал её немедленного ареста, так как был уверен, что мятежники хотят привести ее к власти. Но было ли это настоящей, тайной целью Томаса Уайетта и остальных заговорщиков? Возможно, они изначально и планировали передать корону Елизавете, однако следователи Марии так и не смогли выбить из пленников свидетельств против нее. Да, некоторые из них навещали ее. Да, она получала письмо от джентльмена по имени Томас Уайетт, в котором тот сообщал о своем намерении поднять мятеж и предотвратить «испанский брак». Но Елизавета ему не ответила, по крайней мере в письменном виде. Вместо этого она с большой неопределенностью сообщила его посланнику, что поступит так, как ее направит Господь. Но этого было достаточно, чтобы заподозрить измену.

А тут еще в святую субботу испанский посол Саймон Ренар напомнил Марии, что для нее и принца Филиппа опасностью являются две «важные персоны», и заявил, что ноги Филиппа не будет на английской земле, пока Уильям Куртене и Елизавета не будут осуждены, казнены или обезврежены. Поэтому она должна сделать все необходимое, чтобы обеспечить его безопасность. А Мария не могла дождаться прибытия жениха…

С Куртене было проще – она его просто выслала из страны. Но что делать с сестрой Елизаветой, наследницей престола по завещанию их отца? Мария согласилась ускорить судебное разбирательство, но твердых доказательств того, что Елизавета принимала участие в восстании, по-прежнему не было. И тогда, в отчаянии, Мария приказала сестре явиться в Уайтхолл, на что та отказалась по причине плохого самочувствия. В Хэтфилд были посланы доктора, которые подтвердили болезнь, но сообщили, что путешествовать она может. Тем не менее Елизавета тянула время и добралась до Лондона, который находился всего в 23 милях, только через 11 дней. К тому времени восстание Уайетта уже захлебнулось и все его участники были арестованы.

Вначале Елизавету допрашивал архиепископ Гардинер, пригрозив отправить ее на следующий день в Тауэр, если она во всем не сознается. Она, со своей стороны, требовала суда со свидетелями и присяжными, которые докажут ее невиновность. У нее была только одна ночь на размышления, и ей опять нужно было выиграть время – ведь речь шла об ее жизни. И тогда Елизавета написала сестре письмо: «Я смиренно умоляю Ваше Величество, чтобы меня не осудили без права слова и надлежащих доказательств, что происходит в данный момент. И теперь меня без всяких доказательств отправляют в Тауэр – место, более подобающее для изменников, чем для верных подданных. Что до изменника Уайетта, то он, возможно, и писал мне, но, клянусь спасением души, я не получала от него никаких писем».

Это письмо написано Елизаветой в момент глубочайшего отчаяния и в полной уверенности, что ей осталось жить всего несколько дней или даже несколько часов – ее наверняка казнят, как совсем недавно казнили кузину Джейн Грей. Тем более, что ей дали понять, что у королевы открылись глаза и предателям больше не будет прощения.

Ее почерк был неконтролируемым, она делала много ошибок, и когда уже больше нечего было сказать, она вдруг обнаружила, что остановилась вначале второй страницы. И тогда, чтобы никто не смог дописать за нее детали «преступления», она нарисовала длинные диагональные линии, заполнившие страницу до конца. И только внизу оставила немного места для постскриптума, который подводил итог всему письму: «Я покорно жажду от вас только одного слова», а затем поставила подпись: «Самая верная подданная Вашего Высочества с самого начала, и так будет до самого моего конца. Елизавета».

На следующее утро, 18 марта 1554 года, Елизавету отвезли в Тауэр на лодке, опасаясь, что в Лондоне возбужденная толпа может прийти ей на помощь. Она с ужасом всматривалась в приближающийся силуэт крепости, так как знала – тот, кто сюда попадает, обычно не возвращается. Двадцатилетняя принцесса была абсолютно уверена, что видит дневной свет в последний раз.

Шел бесконечный дождь – река буквально набухла от прилива. А лодка уже приблизилась к воротам, которые когда-то захлопнулись за ее матерью (позднее они получили название «Ворота изменников»). Елизавета с трудом поднялась по скользким ступенькам, но еще труднее было контролировать охвативший ее страх. Наверху стояли солдаты – ее тюремные стражники, которым вверено было заключить ее в толстые, глухие стены Тауэра и лишить права на свободу.

И тогда она остановилась, гордо выпрямилась и обратилась к ним со словами: «Я – самая невинная из всех обвиненных, поднимающихся по этим ступеням, и я никогда не думала, что приду сюда как узник. Я молю Бога, чтобы он лишил меня вечной жизни, если я была в заговоре с Томасом Уайеттом. Я умоляю вас всех, будьте свидетелями того, что я пришла сюда не как изменница, но как верная подданная Ее Королевского Величества». Солдаты, растроганные обращением молодой принцессы, упали перед ней на колени и воскликнули: «Да здравствует Ваше Высочество!», и только затем Елизавета, в сопровождении верной Кэт Эшли, с молитвенником в руках и мольбой на губах, отправилась в приготовленные для нее апартаменты.

За спиной она услышала страшный звук засовов, от которого содрогнулось все ее существо, как будто она почувствовала запах собственной смерти. Ее комнаты находились всего в нескольких метрах от места казни ее матери, а из окна можно было увидеть эшафот, на котором казнили леди Джейн Грей – в устрашение остальным заключенным его оставили неразобранным. Как часто случалось в моменты психологического кризиса, она опять почувствовала себя больной, хотя и неустанно повторяла: «Я выдержу, я выдержу!»

Так она провела три долгих месяца, предаваясь мрачному отчаянию, изредка прогуливаясь по внутреннему дворику и постоянно умоляя о встрече с королевой, ее «доброй сестрой» – она только хотела попросить, чтобы в виде особой милости ее, как и мать, обезглавили не грубым топором, а мечом. Но ей не давали ни чернил, ни бумаги, и присылали неизменный отказ. Ее дни в Тауэре скрашивали только знаки искренней симпатии со стороны других узников и йоменов-стражников, которые преклоняли перед ней колени и шептали: «Господь спаси вашу милость», а маленький сын одного из стражей даже носил ей цветы.

Тогда она была не единственной узницей крепости. В одной из башен находились в заключении братья Дадли – сыновья герцога Нортумберленда, среди которых был и друг ее детства Роберт. Елизавета подолгу разговаривала с ним во время прогулок во внутреннем дворике крепости, и это стало началом их будущей любви.

А тем временем в Тайном Совете решалась ее судьба. С одной стороны, ближайшие советники Марии – имперский посол Саймон Ренар и лорд-канцлер Стефан Гардинер – пытались убедить королеву, что ее трон будет в опасности до тех пор, пока ее сестра жива. Расследование еще не закончилось, а они уже в один голос требовали от Марии казнить Елизавету, ибо «эта протестантка опасна и исполнена духа неповиновения» и всегда будет знаменем всех мятежных антикатолических сил. С другой стороны, сторонники Елизаветы в Тайном Совете убеждали Марию сохранить ей жизнь. И хотя королева была уверена, что сестра была вовлечена в заговор и умело заметала следы, без явных доказательств она все же не осмеливалась казнить наследницу престола. Обсуждение так ничем и не закончилось, и приговор не был вынесен.

На окончательное решение Марии повлияла предсмертная речь Томаса Уайетта, в которой были слова: «миледи Елизавета никогда не знала о заговоре… Мы восставали только против испанского брака королевы». И хотя ему предлагали прощение в обмен на лжесвидетельство, он, несмотря на жестокие пытки, гордо отказался.

В день казни Уайетта Елизавета все еще находилась в апартаментах Тауэра и была в полном неведении. Поэтому когда утром 19 мая 1554 года сэр Генри Бедингфелд, верный сторонник Марии, прибыл к ней с сотней мужчин, она была совершенно уверена, что час ее смерти настал… Но тут сэр Генри объявил, что прибыл для того, чтобы тайно перевезти ее во дворец Вудсток близ Оксфорда, так как в Англию прибывает испанский принц, и в стране не должно быть никаких волнений. После двух месяцев заключения она была, наконец, спасена!

Когда королевская баржа с Елизаветой отошла от Тауэра и повезла ее вниз по Темзе к королевскому дворцу Ричмонд, прослышавшие об этом лондонцы высыпали на берег, чтобы посмотреть на принцессу Елизавету и поздравить ее с чудесным избавлением. Сердобольные хозяйки приносили цветы и провизию в таких количествах, что вскоре баржа стала напоминать плавучий склад. А из Стил-Ярда – торговой резиденции ганзейских купцов протестантов, раздавался салют в ее честь.

Но и в Вудстоке Елизавета продолжала чувствовать себя узницей – сэр Генри всегда носил с собой связку ключей и запирал ее в комнатах, что неимоверно ее расстраивало, и тогда в пылу возмущения она называла его «мой тюремщик». Ворота сада были тоже заперты, и если она хотела пойти погулять, ее повсюду сопровождали вооруженные охранники. Елизавета часто жаловалась на нездоровье, приступы мигрени и слабость, но когда Мария присылала к ней собственных врачей, она предусмотрительно отказывалась от их услуг, опасаясь быть отравленной.

Ей не разрешали писать и получать письма, и даже книги привозились только по строго утверждённому списку. Но друзья и верные слуги не покинули ее, превратив расположенный неподалеку постоялый двор под названием «Бык» в свой штаб. Туда часто наведывались преданные Елизавете дворяне, передавая последние новости через прислугу, выходившую за ворота ее тюрьмы. Так она прожила целый год…