Вторая жена: Анна Болейн

И вот через шесть лет наступил долгожданный момент! Будучи совершенно уверенной в том, что они скоро поженятся, Анна, наконец, отдалась Генриху в королевской спальне! Она получила своего короля, а он получит своего сына-наследника. И Анна вскоре забеременела, как и обещала. На частной церемонии бракосочетания в Лондоне 25 января 1533 года присутствовали только близкие и друзья. В тот день английский король стал двоеженцем. Это был неординарный шаг – ведь в глазах Европы он все еще был женат на Екатерине Арагонской. Но его мало волновало, что думали другие. А через 4 месяца Томас Кранмер провозгласил брак между Генрихом и Екатериной Арагонской аннулированным, а брак с Анной легитимным, после чего она была сразу коронована. Согласно «Закону о наследовании 1533» ее будущие дети были объявлены прямыми наследниками престола.

Это был настоящий триумф Анны Болейн! До этого самого момента ни одна любовница не становилась женой короля Англии, а тем более королевой. Генрих тоже ликовал – ведь он получил в жены женщину, в которую был влюблен шесть долгих мучительных лет. В его глазах новый брак был свободен от налета инцеста, ставшего проклятием для его первого союза, и теперь он был абсолютно уверен, что получит долгожданного наследника. Поэтому когда посол Шепуи бросил ему в лицо, что он вряд ли сможет зачать не то что сына, а вообще ребенка, реакция Генриха была весьма бурной: «Разве я не такой же мужчина, как другие? Я не мужчина? Не такой, как другие?» В данном случае в короле говорил именно мужчина, который хотел отстоять свое мужское достоинство. Хотя Шепуи частично оказался прав.

В сентябре 1533 года королева у Анны начались роды. Генрих с нетерпением ждал сына и даже приготовил пригласительные письма и пышные празднества в честь рождения мальчика. Тем более, что астрологи обещали, что родится мальчик, и в честь этого Генрих даже собирался провести рыцарский турнир. Но вместо ожидаемого сына 7 сентября на свет появилась дочь. Но в королевской семье уже была одна дочь, 17-летняя принцесса Мария, и появление ещё одной девочки вызвало у импульсивного короля скорее гнев и печаль.

Рыцарский турнир отменили, а пышные торжества, подготовленные для принца, пришлось проводить в честь рождения принцессы. Ее крещение прошло в Гринвиче 10 сентября, а свое имя она получила от своих бабушек – Елизаветы Йоркской и Елизаветы Говард. Крестными родителями были архиепископ Томас Кранмер, маркиз Экзетер, герцогиня Нолфолк и маркиза Дорсет. Весь клан родственников Болейн и Говардов был на торжествах – в тот день сбывались все их заветные мечты. Никогда раньше они не были так близки к трону.

Каждая деталь крещения была продумана до мелочей и все прошло идеально, но были и некоторые осложнения. Например, римский посол отказался участвовать в мероприятии и признать Анну Болейн женой Генриха. Вместо этого он походя назвал ее «шлюхой», а ее дочь – побочным продуктом. Испанский посол Шепуи тоже не остался в долгу и с тенью злорадства отметил в своем донесении: «Крещение девочки, как и коронация ее матери, было весьма прохладно принято и при дворе, и в городе, никто и не помышлял о праздничных огнях и веселье, обычных в таких случаях». Даже один из церемониальных священников на вопрос, была ли вода для крещения холодной или горячей, ответил: «Горячей, но недостаточно». Сам король-отец отсутствовал на церемонии, но даровал малютке титул принцессы Уэльской. И вскоре все благополучно о ней забыли.

Несмотря на первоначальное разочарование, рождение девочки не было полной катастрофой. Анна доказала, чтобы может рождать здоровых детей, и вскоре Генрих начал привязываться к девочке. Самое главное, что они были вместе и были счастливы – ведь они так долго этого добивались! И теперь они собирались этим насладиться.

Но пока они наслаждались своей любовью, жизнь Екатерины Арагонской становилась все более невыносимой. Новоиспеченная супружеская пара лишила ее всякой финансовой поддержи, денег и друзей, и ее постоянно переводили из одного дома в другой. Одной из ее последних резиденций был Бактон Хаус в графстве Кембридж, но даже там Генрих пытался затоптать ее последние попытки сопротивления. Тем не менее Екатерина не сдавалась, и когда в декабре 1533 года ее посетил герцог Суффолк, она заперлась в одной из комнат и громко прокричала через двери: «Если вы хотите меня опять увезти, вам придется сломать эту дверь!»

Но ее время уже ушло. Наступил трагический момент одной из самых великих любовных историй в английской истории. В молодости Екатерина прожила затворницей в ожидании своей участи, и теперь она опять стала той же затворницей. Но что удивительнее всего, она до последней минуты не теряла надежды, и посылала Генриху любовные письма. В одном из них она писала, что превыше всего в жизни ценит любовь, которую они разделяли.

Тем временем Папа Климент очень внимательно наблюдал за всеми этими событиями и не верил своим ушам. Как случилось, что его ярый защитник, только недавно восхваляющий его абсолютную власть, мог так подло ее растоптать? Он потребовал от Генриха явиться в Рим с повинной, а когда тот ответил надменным молчанием, отлучил его от церкви, объявив брак с Анной незаконным, а их дочь Елизавету – незаконнорожденной. Словно издеваясь над святейшим Папой, Генрих выпустил встречный указ, в котором назвал свой первый брак недействительным, а Екатерину – лишенной титула королевы. Теперь она опять стала «вдовствующей принцессой Уэльской» и была отправлена в монастырь. А их дочь Мария была объявлена незаконной дочерью короля и лишена всех прав на престолонаследие. Теперь ее называли «леди Мария» вместо «принцесса Мария», ее двор был распущен, а вся прислуга уволена. В конце концов, отношения между дочерью и отцом ухудшились настолько, что они вообще перестали разговаривать. Тем не менее Генрих использовал ее как средство давления на бывшую королеву, не позволяя им видеться, хотя обе женщины были очень больны. А когда сердце Екатерины было окончательно разбито и она умерла, то дочери даже не разрешили поехать на похороны. Ей пришлось оплакивать мать в одиночестве.

Новости о смерти Екатерины Арагонской, которая до последней минуты считала себя «королевой Генриха», дошли до двора 8 января 1536 года. И что же Генрих? Он был на седьмом небе от счастья! Не только был аннулирован их брак, но и бывшей жены больше не существовало, так что одной проблемой меньше. Они с Анной оделись в желтые наряды и устроили большой пир в ознаменование двух важных для них событий – смерть первой жены и новую беременность Анны.

А затем в Гринвиче был устроен рыцарский турнир – Генрих был буквально помешан на этом опасном виде спорта. 24 января он посетил турнирные бои, но проиграл – его противник сбросил его с лошади с такой силой, которой было достаточно, чтобы убить любого человека. В ту минуту судьба всей династии Тюдоров висела на волоске… Целых два часа Генрих пролежал на ристалище, и никто уже не надеялся, что он придет в себя. Но он был сильным и выносливым, и судьба даровала ему еще один шанс. Это был не просто несчастный случай, это было напоминанием о том, как хрупка их династия, будущее которой теперь целиком зависело от Анны.

Но какая ирония! Екатерина как будто послала на них проклятие даже с того света… В день ее похорон, 29 января, Анна, узнав о падении Генриха, упала в обморок и потеряла ребенка – из ее спальни в окровавленных простынях унесли 15-недельного мальчика. Возвратившись во дворец, Генрих только и нашел что сказать: «Вижу, Господь не желает давать мне сыновей». Еще недавно он преподносил неспособность Екатерины родить мальчика, как доказательство небогоугодности этого брака, но теперь неудачи Анны наталкивали его на то же заключение. Что если история опять повторяется? Екатерина потеряла пятерых детей, а вдруг то же самое произойдет и с Анной?

Несмотря на глубокую привязанность, вскоре они стали проявлять недовольство друг другом. Оживленность, своенравие и умение отстаивать свое мнение, которые делали Анну такой привлекательной в роли возлюбленной, делали ее слишком независимой для церемониальной роли королевской жены – ведь Генрих ожидал абсолютного послушания от всех без исключения. Анна, со своей стороны, упрямо отказывалась играть роль подчиненной, которая ее раздражала и возмущала. И вот уже королевская страсть, подогреваемая многолетним отказом, начала быстро остывать. Вот что записал посол Шепуи в своем донесении: «Мне сообщили, что король под большим секретом как на исповеди сказал, что вступил во второй брак под действием колдовства, по каковой причине считает его недействительным. Это очевидно, так как Господь не дал ему ребенка мужского пола, и посему он подумывает о новой жене».

Почва под ногами Анны зашаталась. Первые знаки немилости включали новую любовницу короля Джейн Сеймур (ее уже переселили в помещение дворца), а также отказ брату Анны, Джорджу Болейну, в присуждении Ордена Подвязки, который вместо этого был отдан другому претенденту. И хотя семья Болейн все еще занимала важные посты в Тайном Совете, Анна нажила там много врагов, включая герцога Суффолка и ее собственного дяди герцога Норфолка, а также сторонников леди Марии, которая к тому времени достигла зрелого возраста. Это было обычным явлением – придворные боролись за влияние, образовывали альянсы и фракции, чтобы потом расправляться с теми, кто может им повредить.

Анна уже была крайне уязвимой, но скоро она сделает одну фатальную ошибку, вызванную именно тем, что привлекло Генриха в самом начале – кокетством. Двор Генриха был буквально рассадником сексуального возбуждения – придворные постоянно дразнили друг друга. Такое кокетство, получившее название «изысканная любовь», рассматривалось всего лишь как невинное развлечение, и двусмысленность игры делало ее довольно волнующей. И Анна Болейн была ее величайшим игроком! Она не могла остановиться даже тогда, когда стала королевой. Совсем наоборот, как королева, она стала еще более желанной для мужчин, которые буквально роились вокруг нее. Но как принимать комплименты, не оскорбив при этом короля? Это была скользкая дорожка, и Анна конечно же поскользнулась…

29 апреля 1536 года она находилась в своих личных апартаментах, и, то ли от скуки, то ли по привычке, дразнила окружающих ее мужчин. В тот день ее внимание было обращено на придворного музыканта Марка Смиттена. «Почему ты такой грустный? Ты хочешь со мной поболтать?»– спросила она, пытаясь его смутить. Похоже, он был в нее влюблен, и чтобы еще более насладиться игрой, она заявила: «Я тебе не по зубам!»

Затем она перевела взгляд на следующий объект – Генри Норриса, который был джентльменом апартаментов короля и его старым ближайшим другом. Он был красив, богат, и служил воплощением мужественности. Анна начала прощупывать почву: «Скажи мне, Генри, почему ты все еще не женился на Мадж Шелтон?» «Всему свое время»,– ответил тот уклончиво, после чего Анна и произнесла свои роковые слова: «Ты приходишь сюда больше ради меня, чем ради Мадж. Я думаю, ты хочешь унаследовать туфли мертвого короля. Если с ним что-нибудь случится, ты наверняка захочешь мною овладеть».

Даже если это и было невинным кокетством, можно было легко сделать вывод, что Анна представляла себе, что король умрет, а Норрис после смерти короля пожелает жениться на Анне. А это уже пахло государственной изменой! Норрис был крайне умен и, видимо, осознав оплошность королевы, с испугом ответил: «Если я буду иметь такие мысли, мне отрубят голову», и быстро вышел вон из комнаты. Но вот уже вскоре острые языки начали болтать…

Очень быстро слухи достигли ушей главного министра Генриха – Томаса Кромвеля, который был безжалостным политиком и не останавливался ни перед чем, чтобы стать еще могущественнее при дворе. Он сразу же увидел возможность «послужить своему королю». Посол Шепуи, ненавидящий Анну как распутницу и еретичку, с видимым удовольствием расширил брешь, предупреждая Кромвеля: «Ударьте первым или ударят вас!». Он запишет потом в своем послании: «Я умолял его принять более действенные меры к своей защите, чем это делал кардинал. Кажется, Кромвель внял моим словам. Он стал извиняться за то, что способствовал женитьбе короля на Анне. Видя, как король желает этого брака, он всячески ему поспешествовал. Хотя король ухаживал и за другими дамами, все полагали, что в будущем он станет вести жизнь более добродетельную, нежели до этого, оставаясь верным супругом нынешней королевы. Кромвель сказал мне это таким холодным и безразличным тоном, что я заподозрил как раз обратное. Действительно, я заметил, что говоря это и не зная, какое выражение придать своему лицу, он прислонился к окну, возле которого мы стояли, и прикрыл рот рукой – дабы скрыть улыбку».

Да, Кромвель хорошо помнил, как неспособность кардинала Уолси добиться расторжения королевского брака привела к его падению, и как Анна буквально добила его учителя и предшественника. Нет, он не повторит такой ошибки и нанесет удар первым, как посоветовал ему римский посол. И вот он уже пришел к Генриху и сообщил, что королева вела себя довольно фривольно в своих апартаментах. В ответ Генрих назначил полное расследование, о котором Анна не должна была знать. Ведь если она ему изменила, то легитимность их будущих детей будет крайне спорной.

Кромвель не заставил себя долго ждать и начал поспешно составлять список подозреваемых. Первым был допрошен музыкант Марк Смиттен, забавлявший Анну игрой на лютне. Кромвель спросил его, пользуется ли тот особым расположением королевы, на что тот ответил, что не будет это обсуждать ни с кем. Что случилось дальше, не совсем ясно, но некоторые доклады говорят о том, что Смиттена пытали. Правда это или нет, но он сделал удивительное признание: «Королева затянула меня в свою кровать и отдалась моей страсти три раза». И даже если признание было получено с помощью пыток, Кромвель уже имел на руках свидетельство неверности королевы. Страх прошелся по спинам придворных, когда в конце апреля 1536 года было арестовано еще шесть человек, включая брата Анны – Джорджа Болейна, и ближайшего друга короля – Генри Норриса. Мужчинам были предъявлены обвинения в предательском прелюбодеянии и сексуальных отношениях с королевой, и начались пытки и допросы. Но заведенное на Анну дело все еще было слишком слабым. Кроме Смиттена никто не признался, а свидетелей, естественно, не было.

В тот же самый день была арестована и брошена в Тауэр и сама Анна Болейн. Можно себе представить, какой она испытывала ужас. Только вчера она была самой могущественной женщиной в Англии, а сегодня она в Тауэре, разлучена с мужем и не имеет ни малейшего представления, в чем ее обвиняют. Но затем дело приняло для нее ужасный оборот – она сама стала тем человеком, который подпишет себе смертный приговор. Пытаясь понять причины своего ареста, Анна начала вспоминать, что она могла сказать или сделать оскорбительного для своего мужа. Она вслух вспоминала свой диалог с Норрисом, не подумав о том, что была в апартаментах не одна – ей прислуживали несколько женщин, которые на самом деле были шпионками, передававшими Кромвелю каждое сказанное ею слово. Вот ему и передали: «Я думаю, ты хочешь унаследовать туфли мертвого короля. Если с ним что-то случится, ты наверняка захочешь мною овладеть». После этого дело против нее становилось более определенным.

А что же Генрих? Он был так потрясен идеей, что Анна могла быть ему неверна, что поверил всему! Он помнил, с какой страстью он желал Анну, и теперь мысль о том, что кто-то еще может ее желать, сделала его безумцем – его воспаленное воображение перешло все пределы. Он уже был совершенно уверен, что Анна переспала с сотней мужчин, и даже подозревал, что его хотели отравить. По крайней мере, он искренне верил, что Анна его обманывала. В своих глазах он был жертвой, а Анна – злодейкой. Мало того, он готов был пойти еще дальше и использовать некоторые физические деформации Анны (ходили слухи, что у нее было шесть пальцев на одной руке и три груди) для обвинений в колдовстве, что в средневековье практиковалось довольно часто. Но до этого так и не дошло…

15 мая 1536 года королевский холл в Тауэре был местом одного из самых знаменитых судебных разбирательств в истории Англии. Перед судом предстала сама королева! Судьей был ее собственный дядя, герцог Норфолк, а суд присяжных состояла из 26 мужчин. Сам Генрих отсутствовал – он помнил, как семь лет назад он был унижен Екатериной во время бракоразводного процесса, и не собирался повторить эту ошибку. Он надеялся на своих юристов, которые должны были добиться сурового приговора.

Анна все еще не имела представления, в чем ее обвиняют. Об этом она узнала только когда судебный клерк поднялся и прочитал против нее обвинения: ненасытный сексуальный аппетит, интимные отношения с приближенными, неоднократный секс с Норрисом, заговор выйти замуж за него после смерти короля, а также секс с ее братом Джорджем. Были даже предоставлены даты и мельчайшие детали ее развлечений. Это все должно было очернить ее до такой степени, чтобы отмыться было уже невозможно. Надо сказать, что настоящие преступления Анны были менее экзотичными – ей просто не удалось перейти от роли волнующей воображение фаворитки к покорной супруге, а также подарить Генриху сына и наследника. Но в атмосфере всеобщей паники и истерии никто и не думал о правдоподобности обвинений.

После зачитывания обвинительного заключения ее спросили: «Признаете ли вы себя виновной?» Она подняла руку и уверенно произнесла: «Не признаю». Теперь была очередь за присяжными. В обычном суде Анну несомненно бы оправдали – благодаря отсутствию доказательств. Но это не было судебным разбирательством вообще – каждый член суда присяжных был верен королю и состоял у него на службе, и поэтому они были уверены, что выполняют его волю. У Анны не были ни малейшего шанса. После трех лет замужества, за какие-то три недели, ее мир рухнул, и она оказалась на краю пропасти.

Всех ее «сообщников» признали виновными и приговорили к смертной казни – они были казнены 17 мая 1536 года. В тот же день приговорили к смертной казни и Анну – следственная комиссия из двадцати пэров признала королеву виновной в государственной измене, предательском прелюбодеянии и инцесте, а также в покушении на жизнь короля. Среди тех, кто судил Анну, был ее прежний возлюбленный и жених Генри Перси, теперь герцог Нортумберлендский. Он произнес «Виновна!» в унисон с остальными судьями, но это решение ему далось нелегко – впоследствии он тяжело заболел, пережив Анну всего на один год.

Затем герцог Норфолк зачитал приговор своей племяннице: «Вы будете сожжены здесь, в Тауэр-Грин, за измену нашему суверену, или вам отрубят голову. Вы желаете что-нибудь сказать?» Ему пришлось повторить эту фразу дважды, так как Анна была в состоянии глубочайшего шока. Но в самую трудную минуту своей жизни она все-таки проявила силу, медленно поднялась и произнесла следующее: «Мои лорды! Я невиновна во всех грехах, в которых меня обвиняют. Я всегда была верной и преданной женой королю. Я признаюсь, что ревновала его и подозревала, но Бог мой свидетель, я никогда его не предавала». Это был удивительный момент! Ее только что приговорили к смерти, а она признается в своих недостатках – в ревности и упрямстве. Многие историки это забывают, но в мире лжи, которая ее окружала, она пыталась по крайней мере остаться честной до конца, даже если это ее не спасет, и она станет первой казненной королевой. Все повторялось – для того, чтобы Анна вышла замуж за Генриха и стала королевой, понадобилось много крови. Для того, чтобы избавиться от нее, опять должна была пролиться кровь.

19 мая Анна Болейн взошла на эшафот лондонской крепости Тауэр, решив принять свою участь с достоинством. Она оглядывалась кругом, вероятно ожидая какого-то знака милости от Генриха. Но единственным знаком последней милости был палач с мечом, выписанный из Франции. Лишение головы мечом считалось менее болезненным способом умереть по сравнению с топором, так как часто палачу не удавалось убить жертву с первого удара. Это было также связано с тем, что королева не могла преклонить голову перед чернью, которая в тот день до отказа заполнила Тауэр.

В то утро Анна стояла на коленях, с гордо поднятой головой, устремив взгляд в вечность. Ее последние слова были обращены к королю Генриху VIII, супругу, который приговорил ее к смерти по сфабрикованному обвинению в адюльтере и инцесте. При таких обстоятельствах, то, что она сказала, кажется невероятным: «Я молю Господа и короля о прощении, и прошу народ молиться за короля, ибо он добрый, благородный, великодушный и милостивый правитель. Вы, Ваше Величество, подняли меня на недосягаемую высоту. Теперь Вам угодно еще более возвысить меня. Вы сделаете меня святой». Ей завязали глаза, и тут палач, уже державший обоюдоострый меч в руках, выкрикнул: «Подайте мне меч!», тем самым избавив ее от мучительного ожидания…

Вот уже спустя 500 лет после описываемых событий историки спорят о том, действительно ли Анна изменяла Генриху, или она пала жертвой кампании, организованной ее недругами. Могло ли ее падение быть результатом измены, колдовства и заговора? Несомненно, ее поведение было далеко не безукоризненным. Но давайте посмотрим, как ведут себя участники драмы перед лицом смерти. Ведь именно в такие моменты у верующего человека появляется желание покаяться перед Богом и использовать последнюю возможность, чтобы покаяться в грехах, ибо, в глазах верующих, отказ от покаяния являлся прямой дорогой в ад. И вот тут у обвиняемых наблюдаются противоречия. Марк Смиттен до последней минуты не оспаривал свою вину, а вот Анна даже на последней своей исповеди говорила о верности королю. Но кто из них прав? Зная крайнюю амбициозность Анны, можно предположить, что у нее была серьезная причина скрывать правду, и этой причиной могла быть ее дочь Елизавета. Признай она свою неверность королю, и Елизавете не видать королевского престола. Никогда. Могла ли амбициозная мать осознанно отправить себя в ад за лжесвидетельство на исповеди – в обмен на английский престол для своей дочери? Эту тайну она унесла с собой в могилу…