Пятая жена: Екатерина Говард

Генриху было уже 48 лет, он был трижды вдовцом и в разводе с нелюбимой женой. И хотя у него уже был один сын, в тюдоровской Англии, где детская смертность была очень высокой, этого было недостаточно. Ему нужен был еще один наследник. Буквально через пару месяцев после женитьбы на Анне он уже искал ей замену. Как всегда, далеко ходить не пришлось. В 1539 года 17-летняя девушка по имени Екатерина Говард прибыла ко двору в качестве фрейлины королевы, и вскоре стало очевидным, что Генрих в нее влюблен.

Екатерина была кузиной Анны Болейн и племянницей Томаса Говарда, 3-его герцога Норфолка. Таким образом, тот пытался пристроить в жены королю вот уже вторую племянницу – в надежде на возвращение влияния семьи Говардов. Она была из богатой аристократической семьи – ее отец Эдмунд был третьим сыном 2-го герцога Норфолка. Но так как все богатство и высокий титул по традиции перешли к первому сыну – Томасу Говарду, то Эдмунду, чтобы прокормить семью из 11-ти детей, частенько приходилось побираться у своих богатых родственников. Екатерина была десятым ребенком, и ни о каком наследстве не могло быть и речи. Надежда была только на удачное замужество. И тут ей действительно сказочно повезло!

Весной 1540 года, когда брак Генриха с Анной Клевской трещал по швам, она стала его любовницей. Король посещал дом Екатерины каждый день и каждую ночь. Одна мысль о ней делала его молодым и жизнеспособным, а сама она казалась ему идеальной – молодая, красивая, добродетельная… Она была восхитительно уступчива в постели, и он называл ее «моя роза без шипов», хотя никогда не задавал себе вопроса, почему 17-летняя девственница так хорошо владеет языком любви в постели.

Уже через две недели после аннуляции брака Екатерина стала его пятой королевой. Это произошло 28 июля 1540 года – в день казни Томаса Кромвеля, что не помешало Генриху отпраздновать венчание и предаться страстной любовной неге. Генрих был так счастлив, что даже подарил ей земли Томаса и огромное количество драгоценностей и одежды. А затем, во время охотничьей экспедиции, представил ее ко двору. Час Екатерины пробил! Она получила все, о чем только можно было помечтать. Необычайная роскошь, к которой она не привыкла, буквально вскружила ей голову, и она, подобно ребенку, радовалась всем подаркам «Его Величества», проводя все дни в развлечениях и танцах и ни в чем себе не отказывая.

А что же Генрих? Он был не просто увлечен – его обуревала огненная страсть. Все его проблемы в постели мгновенно исчезли, и теперь молодожены в уединении наслаждались 10-дневным медовым месяцем. Это было лучшее время его жизни, бабье лето любви! Но, как и всякое бабье лето, оно оказалось коротким. Тень казненного Кромвеля с первых минут как будто нависла над головой молодой жены, предвещая ей ту же участь. И это неудивительно – для Генриха кровь и страдания всегда шли рука об руку с вехами счастья.

Репутация Екатерины была всем хорошо известна, и поэтому решение Генриха взять ее в жены вызвало у многих подданных неподдельное недоумение. При дворе начались распространяться слухи – люди шептались о прошлом молодой королевы. Оказалось, что у нее были грязные секреты. И вот уже вскоре некто Джон Лешлье представил донос на королеву (на основе ее любовного письма, которое якобы видела его сестра Мария), обвиняя ее в распутстве как до брака с Генрихом, так и после.

В день всех усопших, 1 ноября 1541 года, Генрих посетил мессу в королевской часовне Хэмптон Корт, где на своем кресле нашел письмо от Томаса Кранмера, архиепископа Кентерберийского. Тот быстро увидел возможность удалить неугодную католичку «легкого поведения». Содержание письма было сенсационным. В нем говорилось, что королева Екатерина – девушка с богатым прошлым, и до свадьбы с Генрихом переспала по крайней мере с двумя мужчинами – с Генри Мэноксом, учителем музыки, и Франциском Даремом.

Все началось в Чезвос Хаус в Сассексе, в 1532 году, когда Екатерине было всего 11 лет. После смерти матери ее прислали сюда на воспитание к бабушке, вдовствующей герцогине Норфолк, чтобы научить ее всему, что нужно было знать девушке при дворе – писать, читать, вышивать, петь и играть на лютне. Много времени такое скудное образование не занимало, и поэтому воспитанницы искали, чем бы себя занять. Герцогиня смотрела на «шалости» девушек с равнодушием, однако понятия не имела, как далеко ее внучка преуспела в «любовной науке». По ночам в спальне ее посещали молодые люди…

Архиепископ Кранмер ожидал, что когда Генрих прочтет письмо, он будет вне себя от ярости. Но, к его удивлению, король просто отказался этому верить: «Кто-то пытается очернить имя моей жены. Как вы думаете?» Тот ответил: «Я тоже сначала думал, что это всего лишь сплетни. Но я думаю, что стоит провести расследование». Генрих согласился: «Тогда любое расследование должно быть проведено в строжайшем секрете, чтобы не вызвать скандала вокруг королевы». И хотя такая реакция покажется странной для короля с таким вспыльчивым нравом, но после истории со второй женой, Анной Болейн, Генрих подумал, что происходит то же самое – придворные в очередной раз интригуют. Но почему? Почему ему так не везло?

Но откуда Кранмер узнал об аморальности, происходящей в Чезвоз Хаус? Оказывается, существовал свидетель – Маргарет Беннетт. Ее немедленно привели на допрос, на котором она поведала, что через дыру в стене видела все происходящее – к Екатерине приходил молодой человек по имени Франциск Дарем, и они лежали в кровати обнаженными. Это все, что нужно было знать для расследования. Теперь Кранмер имел все необходимые доказательства, что Екатерина была не девственницей, когда выходила замуж за короля. Дело в том, что девственность была необходимым условием для брака с королем, или, по крайней мере, невеста должна была сообщить о своих предыдущих сексуальных связях. Причиной этого был страх заполучить нелегитимных детей.

Итак, наихудшие слухи подтвердились, и Кранмер предоставил на рассмотрение королю свидетельства предыдущего романа и помолвки Екатерины с ее личным секретарем Франциском Даремом, который поведал, что не единожды «плотски познавал ее». Мало того, он сознался, что после смерти короля собирался жениться на Екатерине. А предсказывать смерть короля считалось государственной изменой!

Теперь Кранмеру предстояло рассказать на собрании совета все детали прелюбодеяний любимой жены Генриха. Это известие так расстроило короля, что он, как простой смертный, упал на колени от рыданий. Снова его нагло предали! На минуту этот большой, властный и «сверхмогущественный» человек сделался крайне уязвимым и хрупким. Затем, правда, он быстро взял себя в руки, обвинил во всем своих советников и отправился на любимую охоту.

Екатерина тем временем даже не подозревала, что ее грязные секреты вывернуты на изнанку. Она узнала об этом только 7 ноября, через год после свадьбы, когда Кранмер пришел в ее апартаменты и сообщил, что ее обвиняют в супружеской измене с Франциском Даремом. Сначала она пыталась все отрицать, но архиепископ, чтобы добиться признания, предложил ей помилование: «Скажите мне всю правду. Я уверен, что король решит в вашу пользу». Она поддалась на эту уловку и призналась: «Он действительно меня поцеловал, и иногда ложился со мной в постель, 2-3 раза даже голым». Несмотря на свое легкомыслие, она все же понимала, что эти слова могут стоить ей жизни, как в свое время Анне Болейн. И вот чтобы избежать плахи, Екатерина делает отчаянный шаг и пишет полное признание, оставив решать Генриху – помиловать ее или казнить. Но поможет ей это или нет?

Когда Генрих прочитал это признание, его сердце было окончательно разбито, и он приказал до конца расследования посадить королеву под домашний арест во дворце Хэмптон Корт. Но даже тогда он не собирался лишать ее жизни, а только наказать – он любил Екатерину и поэтому успокаивал себя тем, что все эти события произошли задолго до их встречи. Но если Генрих удовлетворился признанием Екатерины, то Кранмер – совершенно нет. Он не верил, что роман с Даремом было делом прошлого, и был намерен узнать правду любыми способами. Во время допроса Екатерина не отпиралась, хотя заявила, что Дарем изнасиловал ее и принудил к внебрачным отношениям. Это было роковой ошибкой, так как если бы она чистосердечно призналась в предыдущей помолвке, ее брак с королем был бы просто аннулирован. Да, она была бы опозорена и отправлена в ссылку, но по крайней мере, осталась бы жива.

Но спираль расследования раскручивалась все больше. В ноябре Дарема арестовали и посадили в Тауэр – ему предстояло ответить на трудные вопросы. Но, несмотря на невероятные пытки, он продолжал отрицать, что их связь продолжалась в настоящем. С другой стороны, он не собирался оставаться единственной жертвой в этом деле, и на очередном запросе поведал, что знает, кто имеет связь с королевой сегодня! Уже после свадьбы, во время поездки королевской четы на север, у нее было любовное свидание с неким Томасом Калпепером. По уверениям Дарема, Екатерина уже давно перескочила от него к Томасу, и даже рассматривала его как кандидата в мужья, хотя тот был ее дальним родственником по матери. Дарем пошел еще дальше и раскрыл организатора свиданий любовной парочки. Это была не кто иная как Джейн Болейн, виконтесса Рочфорд – вдова Джорджа, казненного брата Анны Болейн. Признание Дарема было подобно взрыву бомбы!

И неудивительно – ведь Томас Калпепер был одним из самых близких доверенных советников Генриха. Будучи джентльменом королевских покоев, он заботился о личных потребностях короля – одевал его и даже спал у его кровати. Как же так? Неужели он крутит роман с королевой прямо под носом у короля? Его комнату тут же обыскали, и среди его пожитков было найдено письмо, которое явно было написано любящей его женщиной. В нем было признание, что когда она его не видит, то не находит себе места, ее сердце разрывается от тоски, и она скучает за ним и ужасно волнуется за него. Подпись гласила: «навеки твоя, до конца жизни Екатерина». Да, это было письмо от королевы Екатерины Говард, жены Генриха, и оно вполне годилось в качестве смертного приговора.

Но неужели Екатерина рисковала своей жизнью только ради секса? Скорее всего, ее детское увлечение переросло в настоящую страсть, к тому же ей нужен был близкий доверенный человек, с которым можно было поговорить. А возможно, ей было просто скучно, так как у старого Генриха уже не было сил удовлетворять все потребности молодой бестии. В любом случае, было необычайно глупо писать письмо мужчине, который был пажом ее мужа, и особенно, когда муж – Генрих VIII!

Томаса Калпепера немедленно арестовали, и он был допрошен с пристрастием, то бишь с применением пыток. Вначале он отрицал всякую связь с королевой, затем говорил, что к этому его подстрекала леди Рочфорд, а затем в протоколе допроса перед нами разворачивается настоящий роман: Томас и Екатерина встретились на тайном свидании, проговорили всю ночь и признались друг другу в любви. И хотя Томас отрицал секс с королевой, он признался: «Я намеревался согрешить с королевой, а она намеревалась согрешить со мной». Он надеялся, что, признав вину частично, он получит прощение от Генриха, но вместо этого он тоже подписал себе смертный приговор.

В протоколе содержится еще одно откровение: «Королева просила его быть осторожным, и на исповеди никогда не говорить о том, что происходило между ними, ибо король, будучи главой церкви, непременно узнает об этом». Но чего боялась Екатерина? Что священник нарушит тайну исповеди и сообщит мужу о ее неверности? Или, что став главой церкви, Генрих получил какие-то сверхъестественные способности, и мог слышать исповеди своих поданных? Думали ли так другие? Если да, то это говорит об огромной значимости верховенства короля в средневековую религиозную эпоху, когда в сознании своих подданных Генрих стал фигурой почти равной Богу!

1 декабря 1541 года Фреанциск Дарем и Томас Колпепер предстали перед судом, а уже 10 декабря были казнены. Придворному Томасу отрубили голову, а бывшего жениха Франциска подвесили, выпотрошили и четвертовали. Это было стандартной казнью для изменников короны – беднягу подвешивали, кастрировали, вырезали внутренности и потом четвертовали, а затем, согласно традиции, его голову вываривали и выставляли для устрашения на Лондонском мосту. Сегодня возле замка Тауэр можно найти паб, название которого сохранило эту средневековую варварскую традицию, кстати официально отмененную только в 1870 году. Паб так и называется – «Подвешенный, выпотрошенный, четвертованный» и является еще одним маленьким экспонатом истории великой британской империи.

Екатерину тем временем лишили титула королевы. Перед тем, как ее перевезли из дворца Хэмптон Корт в Сионское Аббатство, ей удалось вырваться из-под стражи и добежать до Королевской Часовни, где Генрих в это время слушал молебен. Она пала на колени и начала слезно молить о пощаде, в то время как ее муж неподвижно стоял наверху, в королевской ложе, не говоря ни слова, только подарив ей полный ненависти взгляд…

Больше двух месяцев она ожидала решения Парламента, который признал ее виновной, так как, согласно закону, в течение 20 дней ее брака с королем она не сообщила о своем сексуальном прошлом. Приговор был быстрым– ей даже отказали в праве защищать себя в суде, а просто приговорили к смерти актом Парламента. Примерно в это время Генрих отметил в своей библии, книге притчей Соломоновых, следующие слова: «Ибо мед источают уста чужой жены, и мягче елея речь ее, но последствия от нее горьки как полынь, остры как меч обоюдоострый». Для него это было одним из самых сокрушительных предательств, и теперь он чувствовал себя старым, злобным и подозрительным.

10 февраля 1542 года Екатерину отвезли на лодке в Тауэр. По дороге туда она наверняка видела отрубленные головы своих возлюбленных, когда флотилия проплывала под Лондонским мостом. Затем ее провезли через тауэрские «Ворота изменников» и поместили в тюремную камеру. Казнь была назначена на 7 часов утра 13 февраля, и на плахе ее ждал обыкновенный топор. Ввиду этого она изъявила довольно странную просьбу – чтобы ей в камеру принесли деревянный блок. Она хотела произвести хорошее впечатление в свой последний день и умереть с достоинством. Ей не отказали, и, вместо последнего покаяния, королевская распутница всю ночь практиковалась, как лучше уложить свою грешную головку на неумолимую деревянную поверхность…

Ранним морозным утром Екатерину вывели во двор Тауэра. Она взошла на эшафот с относительным достоинством, хотя выглядела бледной и потрясенной, но затем силы оставили ее, и стражам пришлось помочь ей подняться по лестнице. Она произнесла короткую речь, в которой признала, что ее наказание справедливо, а затем попросила пощадить ее семью и помолиться за ее душу. Она была всего лишь молодой девочкой, но своими предсмертными словами она выказала достоинство, которое было явно не по годам: «Я умираю королевой, но предпочла бы умереть женой Калпепера». Затем, заплатив палачу золотой суверен, она встала на колени, после чего ее голова слетела от первого же удара топора…

За ней тут же последовала казнь вдовы Джорджа – Джейн Болейн, которая к тому моменту сошла с ума и уже ничего не соображала. Оба женских тела были захоронены в необозначенной могиле в ближайшей часовне Святого Петра. Там же лежали тела Анны и Джорджа Болейн, казненных всего несколько лет назад. Как гласит легенда, привидения Екатерины Говард и Джейн Сеймур до сих пор бродят по коридорам замка Хэмптон Корт.

Не поздоровилось и дяде Екатерины – 3-ему герцогу Норфолку, а также его старшему сыну – известному поэту Генри Говарду, графу Сюррею. Несмотря на услуги, оказанные ими в удачных экспедициях против Шотландии и Франции, они были арестованы и заключены в Тауэр. Дело в том, что после казни Екатерины клан Сеймуров снова взял верх при дворе, и, воспользовавшись болезнью короля, Эдуард Сеймур обвинил Сюррея в попытке захвата власти в стране и реставрации католичества. Его казнили 19 января 1547 года, за девять дней до смерти Генриха.

Через неделю, 27 января, приговорили к смерти и его отца, могущественного герцога Норфолка, а его огромные поместья конфисковали. Но ему повезло – на следующий день Генрих умер, и Сеймур, став лордом протектором, не рискнул начинать правление своего племянника Эдуарда с кровавых казней. Норфолк просидел в Тауэре целых шесть лет и был освобожден, помилован и даже восстановлен в звании герцога и в Совете следующей королевой – Марией I, старшей дочерью Генриха. Но ему недолго пришлось наслаждаться жизнью на свободе – через год он умер, оставив своим наследником внука Томаса Говарда, ставшего 4-м герцогом Норфолка. Тот тоже сыграет немалую роль в истории Англии и закончит жизнь на плахе, как и его отец граф Сюррей. Но об этом позже.