Брачные игры

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Но религиозный раскол Англии оказался не самой насущной проблемой, с которой столкнулась Елизавета – она унаследовала от Марии экономически обанкротившуюся нацию, слабую в военном отношении и зажатую в кольце врагов. На жаргоне того времени, страна была «костью между двумя собаками» – могущественными Францией и Испанией, и поэтому ей нужен был надежный союзник. Самым прямым и очевидным способом его приобретения был по традиции союзный брак, который к тому же предоставлял королеве возможность произвести на свет наследника и избежать риска потери власти.

Уже через четыре дня после смерти Марии испанский посол с уверенностью писал Филиппу: «Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в том, что все зависит от мужа, которого выберет эта женщина. И если кандидатура окажется подходящей, проблема религии решится. Если же нет, все будет испорчено». И вновь все посчитали, что королеве придется выйти замуж, и что окружающие ее мужчины сыграют ключевую роль в выборе мужа.

И вот 6 февраля 1559 года в Вестминстерском дворце парламентская делегация во главе со спикером Палаты Общин подала Елизавете прошение о том, чтобы она выбрала себе иностранного супруга, продолжила династию Тюдоров и обеспечила английский трон наследником. Это, по словам спикера, единственная и всеобъемлющая молитва всех англичан. Но Елизавета не намеревалась делить власть с мужчиной, и через три дня дала ответ, который стал шедевром ораторского искусства. В нем она выказала свое твердое намерение быть и королевой, и правителем. Если она и выйдет замуж, то найдет мужа, который будет заботиться о ее королевстве так же, как она. Если же она не станет женой, то Бог наверняка найдет наследника, который позаботится о будущем Англии. Наконец, она заявила: «Теперь, когда на меня возложены заботы о народе и управление государством, привлекать мое внимание к заботам о супружестве кажется опрометчивой глупостью. Чтобы удовлетворить вас, я уже воссоединилась в браке с мужем по имени королевство Англии. И когда я испущу свой последний вздох, для меня будет вполне достаточно, если на моей мраморной плите будут выгравированы слова: «Здесь лежит Елизавета, которая правила как девственница и умерла как девственница».

Это было невероятное заявление! Еще ни один король не отказывался от брака, лишая себя возможности получить наследника. Правда, никто из подданных Елизаветы не принял ее слова всерьез. В отличие от Марии, у 25-летней королевы еще было время, чтобы решить этот вопрос, и ее речь не остановила многочисленных претендентов на ее руку, которым только и оставалось, что выслушивать ее кокетливые и уклончивые ответы.

Тем временем королева вела себя далеко не как девственница, что тут же заметил испанский посол: «За последние дни сэр Роберт попал в такой фавор, что может делать все, что захочет. И даже говорят, что Ее Величество вхожи в его апартаменты днем и ночью». А к концу апреля он доложил, что «королева влюблена в Роберта и не отпускает его от себя ни на шаг». Из Лондона в Париж потянулись слухи об их связи.

Да, это был тот самый сын пресловутого «изменника» Джона Дадли, герцога Нортумберленда – Роберт Дадли, которого Елизавета совсем недавно произвела в должность шталмейстера, хозяина королевской конюшни, чем вызвала огромное удивление при дворе. Он был известен своей уничижительной кличкой «Цыган», которую получил за свою смуглую кожу, обаяние и плутовство. Казалось, после казни отца и брата репутация семьи была испорчена навсегда. Но елизаветинские придворные понимали, что должны принимать во внимание его «выдающиеся» способности, амбиции и стремления. Как заметил лорд Суссекс: «Его преимущество – это умение управлять лошадьми». Но, как говорят англичане, умение управлять лошадьми означает умение управлять женщинами, а королева была женщиной…

Елизавета и Роберт знали друг друга с детства. Это ему она дала детское обещание, что никогда не выйдет замуж, что впоследствии обернулось реальностью. Они также встречались при менее благоприятных обстоятельствах – в Тауэре, где оба были в заключении во время раннего правления Марии. Дадли не только стал свидетелем того, как были казнены его отец и брат с женой, но и сам был приговорен к смерти. Оба познали тюремное заключение и ожидание смерти, что и стало основой инстинктивного, неразрывного союза королевы и ее фаворита. И если она выбрала Уильяма Сесила в интересах страны, политики и чувства долга, то Роберта Дадли – исключительно на основе дружбы, взаимного сопереживания и любовного вожделения.

Однако вскоре ее отношения с Робертом стали национальным скандалом. Дело в том, что вот уже пять лет, как он был женат на Эми Робсарт, дочери богатого фермера из Норфолка. На его свадьбе еще присутствовал молодой король Эдуард, выросший в кругу богатых отпрысков вместе с Робертом. Но с тех пор, как Дадли стал королевским фаворитом, супруги виделись редко. И хотя до Эми доходили различные слухи, она ничего не могла поделать. Какая жена могла запретить своему мужу служить королеве Англии и видеться с ней? К тому же у нее был рак груди, что только добавляло к ее неимоверным страданиям. Но Елизавета даже слышать о ней не желала и как-то открыто заявила, что в случае смерти жены Дадли, пожелала бы выйти за него замуж.

Придворные еще могли терпеть заносчивого Роберта как коллегу, но в роли потенциального короля он был совершенно неприемлем. Больше всех волновался по этому поводу Сесил, который видел в таком браке большую угрозу как национальному процветанию, так и его собственному положению при дворе. Возможно, он ревновал Елизавету. Ведь только подумать – какой-то легкомысленный человек встал между ним и его обожаемой королевой. Нет, он этого не допустит, тем более, на него было возложено такое право. Об этом докладывал испанский посол: «Я встретил секретаря Сесила, и он сказал, что королева ведет себя так странно, что он собирается подать в отставку. Он настаивал, что самая большая опасность, грозящая королеве, исходит от ее близости с лордом Робертом. Он сделал себя хозяином государственных дел и юридическим лицом королевы, к огромному вреду королевства намереваясь жениться на ней. В дополнение он сообщил, что существует заговор убить жену лорда Роберта».

И действительно, 8 сентября 1560 года Эми нашли бездыханной в супружеской резиденции близ Оксфорда у подножия лестницы. Был ли это несчастный случай, самоубийство или убийство? Свидетелей не оказалось, так как прислуга была отпущена на целый день на местную ярмарку. Сам Роберт находился с Елизаветой в замке Виндзор, но, несмотря на это, на него тут же упали подозрения. Его первой реакцией был страх за свою репутацию. Что подумают при дворе и в остальной Англии? Фаворит убивает жену, чтобы расчистить себе путь к королевской спальне и, возможно, к трону!

Елизавета тоже немало заботилась о своей репутации – она не могла позволить, чтобы ее имя вываляли в грязи, и потому тут же назначила тщательное расследование всех обстоятельств дела. К ее счастью, следователи установили, что это был определенно несчастный случай – упав с лестницы, Эми сломала себе шею и получила травмы головы. Возможно, смертельно больная, она все-таки решила освободить мужа от тяжкой ноши. Или ей просто невыносимо было одиночество? Эту тайну она унесла с собой в могилу. И хотя невиновность Дадли была доказана, в народе ещё долго витали слухи о возможной организации убийства.

При дворе разразился большой скандал, который сыграл на руку тем дворянам и политикам, которые противились браку Елизаветы и Дадли. Некоторые члены Парламента, такие как Уильям Сесил и Николас Трокмортон, а также консервативные пэры, прямо и безапелляционно заявили о своем неодобрении. Ходили слухи, что в случае бракосочетания родовая знать даже собиралась поднять восстание. А Елизавета ценила власть и расположение народа гораздо больше, чем самую пылкую страсть, и поэтому выгнала своего фаворита со двора. Его враги торжествовали! Наконец, репутация заносчивого «цыгана» разрушена навсегда, и он больше не посмеет возобновить отношения с королевой. Но как это было далеко до истины…

В октябре 1562 года Елизавета тяжело заболела – в то время в Европе бушевала эпидемия черной оспы, которая наполняла кладбища покойниками, терзая постоянным страхом всех тех, кто еще не был болен, и оставляя на лицах тех, кого она пощадила, безобразные знаки, как клеймо своего могущества. По словам профессора Иммермана: «Оспа не щадила никого – ни знати, ни черни; она распространяла свою губительную силу также часто в хижинах бедных, как и в жилищах богатых, она проникала во дворцы государей и не раз угрожала европейским династиям».

Теперь под угрозой была тюдоровская династия. Пока Елизавета лежала в коме, в соседней комнате члены Тайного Совета находились в полной растерянности. Прошло всего три года с момента ее восхождения на престол, а королева все еще не вышла замуж и не назвала наследника. Если она умрет, то может наступить конституционный кризис и, возможно, даже гражданская война.

Но Бог всегда был на стороне Елизаветы, и ей опять повезло – кризис миновал. Когда она пришла в себя, ее первыми словами были указания Совету назначить на случай ее смерти лорда-протектора королевства. Она уточнила, что его зарплата должна быть 20 тысяч фунтов в год (что кстати превосходило сумму, затраченную на ее коронацию), и когда ее спросили, кому будет предназначаться эта сумма, она спохватилась и назвала его имя – Роберт Дадли. При этом заявив, что между нею и сэром Робертом «никогда не было ничего вульгарного». Надо сказать, что скандал, связанный со смертью его жены, к тому времени уже поутих. И вот он уже с триумфом вернулся ко двору, его репутация (в который раз!) опять восстановлена, а через два года он даже получил от королевы титул графа Лестера. Любовные игры с фаворитом доставляли Елизавете слишком большое удовольствие, чтобы навек от них отказаться.

Через три месяца после выздоровления сопротивляющуюся королеву опять заставили решать проблему престолонаследия. В январе 1563 года был назначен Парламент, который открывался в Вестминстерском аббатстве проповедью Александра Ноуэлла, главы собора Святого Павла. Ему и выпало произнести следующие слова: «Все самые величественные предки королевы обычно имели отпрысков, которые могли их наследовать, а Ее Величество не имеет. Если бы не было ваших родителей, где бы вы были? Увы, что бы стало с нами?»

Неизвестно, подговорили ли Ноуэлла политические советники Елизаветы, или он высказывался от себя, но такое прямолинейное заявление было крайне рискованным. Тем более, что год назад королева отчитала его за идолопоклонничество, когда он преподнес ей молитвенник с изображениями святых. На этот раз, хотя его резкие слова и задали тон Парламенту, на Елизавету это не возымело никакого действия, и она заявила непослушной Палате: «Господу было угодно смилостивиться надо мной, когда моя жизнь висела на волоске. Я не боюсь смерти – у меня такое же храброе сердце, как и у моего отца. И если бы не та огромная любовь, которую я питаю к народу, я бы давно уже с радостью умерла. Я повторяю, что я выйду замуж только тогда, когда мне это будет удобно. Если конечно Господь не заберет меня или того, за кого я намереваюсь выйти, или не случится что-либо еще. Что касается наследников, то с той же безграничной любовью, с какою я взяла заботу о своих подданных, я позабочусь и об этом, когда придет время». И, во избежание дальнейших разговоров о замужестве, она отменила все заседания Парламента, который больше не созывался до 1566 года, когда ей понадобилось повысить налоги.

Слышали, как однажды она сказала имперскому посланнику: «Если я буду следовать зову природы, то скорее стану незамужней женщиной-попрошайкой, чем замужней королевой». Но Елизавета преувеличивала – ей никогда не придется быть попрошайкой у мужчин. Стоило ей только поманить Роберта Дадли пальцем, как он опять был у ее ног. Правда, это породило серьезную фракционную борьбу. Томас Говард, 4-й герцог Норфолк, самый могущественный дворянин королевства и ближайший родственник королевы (внук уже известного нам дяди Анны Болейн и Екатерины Говард), тут же возглавил кампанию против ненавистного фаворита. Герцога всегда возмущало восхождение к власти этого выскочки Дадли, а теперь это возмущение усилилось тем, что сам он не получил высоких постов в Совете.

Их соперничество разделило королевский двор – сторонники Дадли носили фиолетовые ленточки, а сторонники Норфолка – желтые. И эти две фракции, вооруженные и обозленные, бродили с вызывающим видом по коридорам королевских дворцов. Но последнее слово всегда было за Елизаветой, которая быстро поставила на место недовольных мужчин. Когда Дадли позволил себе высказаться по поводу ее флирта с молодым и красивым придворным, она набросилась на него и громко, на весь двор, отчитала: «Здесь будет править только одна повелительница, и не будет никаких других повелителей! Убирайтесь вон! Хотя нет. Вы мне нужны вместо собачонки – когда люди видят вас, они знают, что я где-то поблизости».

Герцогу Норфолку досталось не меньше. Когда на заседании Тайного Совета он опять поднял вопрос о замужестве королевы и назначении преемника, Елизавета буквально взорвалась от ярости, назвав его предателем и пригрозив для убедительности арестом. Она добавила при этом, что не желает быть похороненной заживо и поэтому не назовет преемника. Но ничто уже не могло разрядить обстановку при дворе, так как за этими перепалками сквозила реальная проблема – престолонаследие.

Дадли какое-то время еще надеялся на положение принца-консорта, но с каждым годом его шансы уменьшались. Тем временем королева продолжала морочить ему голову и сводить с ума. То она приказывала: откажись от меня и не мешай моим брачным переговорам с принцами и королями, а в утешение возьми себе немецкую или французскую принцессу, то бросала очередную кость надежды – да, он будет первым кандидатом в мужья, если она захочет выйти замуж за англичанина. И хотя Дадли саботировал все попытки его женить, со временем он сделал правильную догадку – Елизавета никогда не выйдет замуж ни за него, ни за кого-либо другого. Ведь она сама сказала ему об этом, когда им было всего 8 лет…

И вот, потеряв всякое терпение, в 1569 году Дадли завел свой первый серьезный роман. Предметом его любовных возлияний стала Дуглас Шеффилд, молодая вдова из семьи Говардов, которая через пять лет родила ему сына. То ли эта любовь была недостаточно сильной, то ли он еще не потерял надежду стать принцем-консортом, но с самого начала Дадли заявил Дуглас, что не может на ней жениться даже ради наследника – ввиду того, что последует его «полное свержение» при дворе. Он даже письменно предложил ей свою помощь в поиске мужа, если конечно она того пожелает, закончив свое письмо словами: «Я все еще люблю тебя, как в самом начале».

А в 1573 году у Дадли появилась новая любовница – Летиция Ноллис, жена графа Эссекса Уолтера Деверё, который в тот момент находился в Ирландии. Там он с помощью небольшой армии в 1200 человек пытался завоевать и колонизировать Ольстер, причем делал это за собственный счет – только чтобы доказать королеве свою преданность и полезность. В то время, как королевский фаворит положил глаз на его любимую жену…

Летиция была внучкой Марии Болейн и приходилась Елизавете племянницей. Дадли начал флиртовать с ней еще летом 1565 года – в отместку за многочисленные флирты самой королевы. Но это вызвало только очередной приступ ревности: «Видит Бог, что вы слишком далеко зашли. Это я сделала вас тем, что вы есть. Одного моего слова достаточно, чтобы уничтожить вас навсегда». Да, она по-прежнему была его повелительницей и могла поставить его на место, отказать в браке, запретить ревновать. Но она не могла одного – запретить ему встречаться с другими женщинами. И тут дикая ревность делала ее совершенно бессильной.

На этот раз скандал по поводу его возобновившегося романа с Летицией назревал с двух сторон. Ходили разговоры, что когда ее муж вернется, им обоим не поздоровится. Правда, Уолтер Деверё вернулся только через два года – по настоянию королевы и после крайне неудачной ирландской кампании. На следующий год Елизавета предложила ему должность графа-маршала Ирландии, и он опять туда вернулся – только для того, чтобы через две недели после прибытия умереть от дизентерии. И опять поползли слухи, что Роберт Дадли подослал кого-то, чтобы отравить графа. Полиция опять провела официальное расследование, во время которого не было найдено никаких признаков насильственной смерти, а только подтвержден диагноз «болезни, от которой в этой стране умерло много людей». Тем не менее слухи продолжали витать в воздухе.

Теперь, когда у Роберта Дадли появилась перспектива жениться на графине Эссекс, он окончательно расстался с Дуглас Шеффилд. Они пришли к соглашению об опеке их сына Роберта – тот воспитывался в доме Дадли и домах его друзей, но мог регулярно навещать свою мать. А в 1579 году Дуглас вышла замуж за сэра Эдварда Стаффорда и вскоре, забрав сына, уехала в Париж ко двору Генриха III, куда ее муж был направлен английским послом. Надо отметить, что Дадли очень любил своего сына – он дал ему отличное образование, часто посещал его на континенте, и в своем завещании оставил ему часть своих поместий.

Много позже, после смерти Елизаветы в 1603 году, Роберт Дадли-младший будет безуспешно доказывать, что его родители были женаты. В этом случае он мог требовать себе титул отца – герцога Лестера, и титул дяди – герцога Уорвика. Но его требования не были удовлетворены, и всю оставшуюся жизнь он прожил в Италии, при этом называя себя герцогом Лестером, Уорвиком, и даже Нортумберлендом (по своему деду), что в чужой стране ему вполне сходило с рук. Он женился, вырастил 13 детей и стал знаменитым итальянским ученым, кораблестроителем и картографом. Он был первым, кто начертил морские пути на мировой карте.

А пока его отец, граф Лестер, после 20-летнего романа с королевой Елизаветой, наконец, осмелился жениться! Секретная брачная церемония с Летицией Ноллис состоялась 21 сентября 1578 года в его загородном доме в Уонстеде, в узком кругу родственников и друзей. А вскоре осуществилась и мечта Дадли иметь легитимного наследника – в 1581 году на свет появился еще один Роберт Дадли, на этот раз с титулом лорда Денби. Правда, ребенок умер в возрасте трех лет, оставив родителей безутешными. Как ни странно, граф оказался хорошим мужем и отцом для четырех детей своей жены от первого брака. Но что самое интересное, один из этих детей, Роберт Деверё, через несколько лет станет последним фаворитом Елизаветы – несмотря на то, что приходился ей внучатым племянником. Но об этом позже.

А пока королева не подозревала ни о какой свадьбе. Сам граф не удосужился ей сообщить, и она узнала об этом от его недругов только через девять месяцев. Как же она негодовала! Нет, она не могла его простить – это было настоящее предательство! И хотя в эти минуты ею управляла оскорбленная женщина, она воспользовалась положением королевы и приказала отправить графа Лестера в Тауэр. Члены Совета немедленно заступились за него, напомнив, что все эти годы граф служил ей верой и правдой, и что жениться на ком-либо не является преступлением, хотя и не совсем благородно делать из этого тайну. К тому же такое решение могло принести ей непоправимый ущерб.

Но брак фаворита так сильно ранил сердце Елизаветы, что она прониклась к Летиции пожизненной ненавистью, хотя та была дочерью ее кузины (а возможно и сестры), ближайшей подруги и компаньонки Екатерины Кэри. Однажды при послах королева назвала ее «волчицей», а самого Лестера «предателем» и «рогоносцем». Неудивительно, что после таких заявлений социальная жизнь ее племянницы была сведена к нулю, а любые ее телодвижения создавали политические проблемы. Временами граф умолял своих коллег заступиться за нее, а иногда с горькой иронией жаловался: «Все мои известные и величайшие падения были объявлены устами ее Величества. Она пользуется каждой возможностью, чтобы лишить меня всего». Да, каким-то странным образом Роберт Дадли продолжал оставаться в центре эмоциональной жизни Елизаветы. Она все еще любила его, любила как никогда…