2. Женитьба

9 июня 1936 года Эйлин и Эрик поженились. При всей нелюбви к церковным обрядам, они оказались не в состоянии нарушить обычай и просто зарегистрировать свой брак у клерка - это вызвало бы отторжение у родных с обеих сторон. Молодых обвенчал священник англиканской церкви Святой Марии. Из уважения к родным и близким и отдавая дань традициям Эйлин и Эрик вступили в брак по старинному обряду. Один из биографов видит в этом парадокс, противоречие между публичным и частным отношением Оруэлла к религии³²⁹. На самом деле Эрик и Эйлин просто отдавали дань английским предрасудкам и традиции.

Бракосочетание было скромным. Приехали мать и сестра Эрика (отец чувствовал себя плохо и на поездку не решился), мать Эйлин и ее брат с супругой. Блэры подарили новому семейству часть семейного серебра, вывезенного еще из Индии. После свадьбы состоялся совместный обед, перед которым, как позже рассказывала Эйлин, мать и сестра Эрика попросили ее подняться с ними на второй этаж и так, чтобы не слышали остальные, «сказали ей, что им ее очень жаль»...³³⁰

И к самому акту бракосочетания, и к своей дальнейшей совместной жизни оба супруга относились с известной долей иронии. Уже в день свадьбы Эрик писал своей старой знакомой: «Как раз сегодня утром я женюсь - в самом деле я смотрю одним глазом на часы, а другим на книжку с молитвами, которые я изучаю уже несколько дней в надежде отвлечь себя от мерзости свадебной службы»³³¹. Супружеские отношения были довольно сложными. Эйлин и Эрика тянуло друг к другу, временами они были нежны, и казалось, что это действительно счастливый брак. Но оба они были людьми со своими нравами, сложившимся стремлением сохранить собственные привычки, самостоятельность, приверженность всему тому, что у каждого из них выработалось годами. Оба они были упрямы в отстаивании своего и только своего. Буквально на следующий день после свадьбы начались ссоры, примирения, новые ссоры, взаимные обиды, которые, впрочем, очень быстро забывались.

Эйлин вскоре писала подруге с некоторым садистско-мазохистским и в то же время ироническим оттенком: «После замужества у меня исчезла привычка к пунктуальной корреспонденции на несколько недель, потому что мы ругались постоянно и ожесточенно, и я думала, что сэкономлю кучу времени, если напишу всем всего лишь по одному письму, когда я убью его или разойдусь с ним». Эрик тоже откровенничал: «Иногда я изменял Эйлин и плохо обращался с нею, да и она временами плохо со мной обращалась, но это был подлинный брак в том смысле, что мы боролись вместе. Она понимала все, что касалось моей работы и т. д.»³³².

Д. Горер, который часто встречался с ними в это время, писал, что «единственным годом, когда... он был действительно счастлив, был первый год с Эйлин. Они только поженились, и он продолжал работать над “Дорогой к Уиган-пирсу” в их новом доме... - старом, маленьком и в своем роде спартанском коттедже в Воллингтоне»³³³. Как оказалось, то ли Эйлин, то ли Эрик - не был способен к деторождению, и это доставило супругам немалые огорчения. Эрик сказал одному из приятелей, что именно он страдал бесплодием³³⁴. Было ли это только предположением или Блэр действительно консультировался с врачами, осталось неизвестным.

Незадолго до бракосочетания объявился старый школьный товарищ Эрика Денис Кинг-Фарлоу, который прочитал рецензии на книги Оруэлла (в одной из них была указана подлинная фамилия автора) и захотел встретиться с давним знакомым, становившимся человеком весьма известным. Денис приехал в магазин и был поражен внешним видом Блэра, которого помнил по школе как полного, неуклюжего паренька. Теперь его встретил высокий и страшно худой человек средних лет с явными следами нелегкой жизни. Денис был очарован Эйлин, не только ее привлекательностью, но и заботливостью хозяйки. Когда после обеда отправились на прогулку, Эрик поделился с Денисом творческими планами, в частности намерением написать очерк о быте заключенных³³⁵.

Несмотря на все сложности во взаимоотношениях Эйлин способствовала тому, чтобы ее супруг смотрел на жизнь более оптимистично. Она не пыталась заставить его найти постоянную работу, изменить свой несколько богемный стиль. В меру сил Эйлин помогала Эрику, печатала на машинке завершенные фрагменты. Но основное ее время занимала работа в магазине и приведение в порядок дома, который исходно находился в полном запустении.

У Эрика никогда не затухал интерес к природе, обитателям морей и рек, диким и домашним животным, к цветам, в которых он великолепно разбирался. Но это увлечение превратилось буквально в страсть, когда он поселился в сельском доме. Вместе с Эйлин он занялся озеленением своего участка. Были посажены кусты крыжовника, роз и других цветов, а затем появился и небольшой фруктовый сад - в основном яблони. Когда Оруэлл после долгого отсутствия посетил свой сад через несколько лет, он, к огромной радости, увидел, что там цветут великолепные белые розы с желтыми тычинками. Эта радость была такой, что он не сдержал себя и поделился ею с читателями журнала «Трибьюн», где вел в это время авторскую колонку.

Более того, Эрик и Эйлин завели животных - несколько кур и даже пару коз, за которыми оба ухаживали в соответствии со стандартами, принятыми у соседей, с которыми исправно консультировались. Эрик узнал от местных жителей, что козье молоко приятнее на вкус, если доить животных при первых лучах восходящего солнца. Приняв сказанное на веру, он исправно поднимался на рассвете, чтобы получить парное молоко, и потчевал им свою супругу.

3. Командировка на английский север

Еще до переселения в деревню в жизни Блэра-Оруэл-ла произошло важное событие, оказавшее влияние на его мировоззрение и творчество. Это была своего рода командировка в шахтерский район на севере Англии, которую Оруэлл получил по предложению Виктора Голланца от имени руководимого им Клуба левой книги. Эта организация, основанная Голланцем в мае 1936 года, должна была объединить силы интеллектуалов в борьбе за сохранение мира против фашизма и за достижение лучшего социально-экономического порядка. В создании клуба многие левые и близкие к ним центристски настроенные деятели увидели хорошую возможность объединения своих разрозненных сил. За полгода членство в клубе достигло 44 тысяч человек³³⁶, объединив основную часть левой интеллигенции.

Это было время, когда Голланц занимал весьма левые позиции, по некоторым вопросам приблизившись даже к британской компартии. Он «был не только успешным издателем, но также страстным социальным реформатором. Иногда он смешивал эти две свои роли, но в течение короткого срока, с 1936 по 1939 год, в качестве основателя, собственника и главного вдохновителя Клуба левой книги он соединил эти качества таким образом, что это имело исторические последствия», - преувеличенно пишут П. Стан-ски и У. Абрамсон³³⁷. «Историческими» эти последствия были, пожалуй, только для Джорджа Оруэлла и, конечно, для самого основателя клуба.

Предполагалось, что, изучив условия труда, обыденную жизнь горняков, как работавших, так и безработных, Оруэлл напишет серию репортажей. На текущие расходы был получен немалый аванс - 500 фунтов стерлингов - сумма, достаточная на два года приличной жизни. Выбор Оруэлла для выполнения поставленной Голланцем задачи был почти идеальным: командируемый являлся опытным журналистом, прекрасно владел пером, имел опыт яркого воспроизведения жизни и быта низших социальных слоев, был готов внедриться в их среду и умел это делать, искренне сочувствуя тем, кто должен был стать объектом исследования. Голланц не учел только одного - совершенно самостоятельного строя ума Оруэлла, его нежелание и неумение подстраивать свои оценки и выводы под различные догмы, считаться с авторитетами, пусть самыми весомыми. Именно это привело к известному напряжению во взаимоотношениях между автором и издателем несколько позже, когда книга была написана. Пока же Оруэлл без каких-либо колебаний принял предложение, тем более что оно в значительной степени решало его финансовые проблемы.

По рекомендации Ричарда Риза Оруэлл установил контакт с деятелями Независимой рабочей партии. Хотя Ору-элл тогда не вполне разделял установки НРП (наступит момент, когда он на недолгое время станет ее членом), с этой организацией, по его мнению, можно было иметь дело. Лидеры НРП дали ему рекомендательные письма своим представителям в Манчестере, являвшемся первой остановкой журналиста. И Оруэлл провел среди шахтеров два с лишним месяца - с января по март 1936 года.

Верный своему принципу «погружения» в среду, которую он изучал, он жил в шахтерских семьях, полностью согласуя свой быт с выработанными там привычками, вместе с ними питался, развлекался, ухаживал за местными девушками. В то же время он посещал библиотеки района, где тщательно изучал статистические отчеты, местную официальную документацию и прессу. Он становился завсегдатаем профсоюзных и политических собраний, прения на которых также существенно дополняли и оттеняли фактическую основу его будущих публикаций.

Несколько дней Эрик жил в доме профсоюзного активиста Френка Мида в Манчестере, подружился с электриком Джо Кеннаном, который в свою очередь познакомил его с другими рабочими. Затем писатель отправился в маленький городок Уиган, неподалеку от Манчестера, где поселился в самом заброшенном квартале. «Он хотел видеть вещи... в самом плохом обличье», - комментировал Д. Кеннан³³⁸, который буквально сокрушался, что мог найти ему вполне приличное жилье, но тот пожелал поселиться в самой бедной рабочей квартире.

Дневник самого Оруэлла, начатый 31 января и завершенный 25 марта 1936 года³³⁹, полностью подтверждал сказанное. У автора, хорошо знавшего лондонские трущобы и ночлежки, создалось впечатление, что нищета Уигана поистине ужасна. Не было похоже, чтобы кто-то убирал и чистил расположенные здесь домишки. На чердаках можно было обнаружить объедки, покрытые полчищами тараканов. Через несколько дней он почувствовал, что не в силах здесь находиться и буквально сбежал после того, как обнаружил под обеденным столом полный ночной горшок. «Грязь этого места начинает действовать мне на нервы»³⁴⁰, - записал он в дневнике, но работу он не прекратил, лишь переселился в чуть более чистое место.

Вместе с Джо Кеннаном Оруэлл спустился в угольную шахту неподалеку от Уигана. Для слабого здоровьем Эрика Блэра это было весьма рискованное путешествие, начиная с пробирания к забою по подземным переходам. Он писал Р. Ризу: «Это было для меня весьма разрушительное мероприятие, и страшно подумать, что изнурительное подпол-зание к углю (примерно миля в данном случае, но целых три мили в некоторых шахтах) было достаточно, чтобы вывести мои ноги из строя на четыре дня. А ведь это только начало и конец рабочего дня шахтера. Собственно его работа происходит в интервале между этим началом и концом»³⁴¹.

Блэр, правда, несколько преувеличил: он не полз, но карабкаться в тоннеле, с потолком в четыре фута (примерно 120 см) столь высокому, как он, человеку - была задача не из легких. В дневник он записал иначе: «Было очень мало мест, где можно было встать в полный рост»³⁴². В любом случае автор получил достаточно яркое представление об условиях труда шахтеров. Но этого ему показалось мало. Оруэлл побывал еще в двух шахтах, и к концу своего пребывания на английском Севере отлично сознавал крайнюю тяжесть работы шахтеров, а вместе с тем и опасности, подстерегавшие их на каждом шагу.

О взрывах, обвалах, отравлениях угольщиков ядовитыми газами в прессе писалось постоянно. Но Оруэлл обратил внимание на еще одну страшную опасность: многократные катастрофы, происходившие во время спуска и подъема в шахты. Устаревшие, плохо закрепленные, переполненные рабочими клети не выдерживали нагрузки и падали. Шахтерская вдова рассказала ему, как погиб ее муж: клеть, в которой он был, упала с высоты в почти 500 метров. «Они никогда не смогли бы собрать и куски тела, если бы он не одел новую клеенчатую робу»³⁴³.

Сохранились заметки и выписки, которые делал Оруэлл в местных библиотеках, работая над публикациями, посвященными угольной промышленности. На основании этих источников за 1927-1934 годы он подсчитал, что один из 800 шахтеров погибал каждый год, а каждый шестой получал телесное повреждение³⁴⁴. В связи с этим он замечал, что на севере Англии идет настоящая война, но в ней несет потери только одна сторона.

Уже в самом начале своего путешествия по рабочим районам Оруэлл решил не ограничиваться серией репортажей, которые были затем сведены в книгу, написать хорошо документированный единый текст о жизни британских промышленных рабочих, прежде всего горняков. Позже, в статье «Почему я пишу» Оруэлл подчеркивал, имея в виду прежде всего свою работу о рабочих Северной Англии: «Каждая всерьез написанная мною с 1936 года строка прямо или косвенно была против тоталитаризма и за демократический социализм, как я его понимал». При этом, сознавая, что речь идет о работе публицистической, а не художественной, он стремился превратить политическую литературу в искусство: «Исходный рубеж для меня - всегда ощущение причастности, чувство несправедливости... До тех пор пока я жив и здоров, я не перестану серьезно думать о стиле прозы, любить землю, получать радость от материальных вещей и от осколков того, что принято называть бесполезной информацией»³⁴⁵.

Оруэлл завершил свою командировку, побывав в Южном Йоркшире, изучив условия труда корабельных грузчиков и других портовых рабочих. Он, правда, позволил себе небольшой отпуск, проведя в начале марта неделю в доме своей старшей сестры Марджори и ее мужа Хамфри Дейкина в городе Лидсе. Но и здесь по существу продолжалась работа. Племянница Джейн вспоминала, как однажды семья (у Дейкинов было трое детей) вместе с Эриком отправилась на крохотной машине на загородную прогулку. Эрик расположился на заднем сиденье и скрючившись, потому что места было очень мало, неотрывно читал какую-то книгу³⁴⁶.

По поводу этой поездки писатель отметил в своем дневнике, что он, с интересом осмотрев дом-музей писательницы Шарлотты Бронте, находившийся неподалеку, и отдыхая душой в сравнительно изолированной от цивилизации местности, ощущал, что и сюда дошел след промышленного загрязнения. «Может быть, это зависит от времени года, но даже здесь, за много миль от любого промышленного города, задымленность является особенностью этой части страны, и дым висит надо всем. Трава блеклая, ручьи замутненные, все дома как будто затемнены дымом»³⁴⁷.