1. Семья и раннее детство

До 1934 года британского общественного деятеля, публициста и начинающего писателя Джорджа Оруэлла не существовало. Человека, который с середины 30-х годов стал известным и к которому дружелюбно, с ненавистью или безразлично относились те, кто сталкивался с ним в самых разных ипостасях, звали Эрик Артур Блэр. Двойное имя употреблялось только в официальных бумагах. Мы тоже будем употреблять только его первое имя - Эрик (а не Эрик Артур).

Эрик родился 25 июня 1903 года в колониальной периферии Британской империи, но в той ее части, которую ревнители «империализма» именовали жемчужиной короны. Разумеется, об «империализме» здесь речь идет не в ленинском понимании этого термина как «последней стадии капитализма», а в смысле необходимости сохранения на вечные века пусть все более подверженного цивилизации, но все же незыблемого господства англичан над слабо развитыми нациями Азии, Африки, Океании. Таковой «жемчужиной», как известно, являлась Индия, где служил чиновник средней руки Ричард Блэр - отец будущего Оруэлла.

Сам Ричард был одним из десяти детей приходского священника в городке Милборн (графство Дорсет). Задолго до этого, в XVIII веке, семейство Блэров было связано с аристократией, прадед Ричарда был женат на дочери графа Вестморленда, имел заморскую земельную собственность на Ямайке. Однако со временем доходы семьи упали, и священник Блэр вел скромную жизнь в своем почти деревенском приходе. Он умер, когда Ричарду было всего десять лет, оставив незначительное наследство.

В возрасте 18 лет, в 1875 году, Ричард должен был начать самостоятельную жизнь. Он, видимо, был сильным, выносливым молодым человеком, обладал практической хваткой, умел устанавливать нужные связи. Все это позволило ему найти престижную работу в колониальной имперской периферии. После массы проверок умственного развития, физического состояния и здоровья, лояльности трону он был зачислен в Индийскую гражданскую службу, в которой в конце XIX века работало всего лишь немногим более одной тысячи человек. Чиновники Гражданской службы были своего рода высшим слоем колониальной администрации, которому подчинялись полиция, служба гражданских инженеров, управление охраны лесов и другие административные подразделения, так что в действительности британцев, трудившихся здесь на благо короны, было во много раз больше.

Ричард работал на средней административной должности в периферийном отделении Опиумного департамента в городе Мотихари (провинция Бенгалия). Начал он с самой низшей чиновничьей позиции, которая именовалась «помощник заместителя опиумного агента третьего ранга», и до выслуги лет и получения пенсии продвинулся ненамного - из третьего ранга перешел в первый, так и оставшись помощником заместителя.

Много воды утекло с тех пор. И воды эти унесли с собой понимание торговли опиумом как обычного, даже вполне почтенного занятия. В конце XIX - начале XX века опиум рассматривался прежде всего как эффективное болеутоляющее средство, широчайшим образом применялся в медицинской практике. Импорт его из стран Востока в Европу, а главное, в другие восточные страны, был весьма прибыльным делом. С XVI века опиумом стали торговать португальцы, а через столетие в этот бизнес активно включились британцы.

Основным поставщиком зелья, которое постепенно и во все большей степени начинало использоваться не только в медицине, но и в качестве средства, доставлявшего удовольствие, стала индийская Бенгалия. В1773 году генерал-губернатор Бенгалии установил монополию Ост-Индской компании на торговлю этим товаром. Через 14 лет компания под предлогом вредности добилась запрета на потребление опиума в самой Индии, и экспорт его, значительно более прибыльный, стал приобретать все более широкие масштабы. Вывозился опиум теперь главным образом в Китай. В 1875 году, когда Ричард начал свою опиумную службу, производство наркотика в Бенгалии составляло около 4 тыс. тонн, и почти весь этот груз шел в огромную соседнюю страну, давая прибыль в 6,5 млн фунтов стерлингов в год, что составляло примерно одну шестую часть всех доходов имперской казны, получаемых из Индии. В высших британских кругах судачили, что в экономическом и политическом отношениях Индия была в полном смысле наркоманкой³⁷. Так что отец будущего видного публициста, писателя и общественного деятеля отнюдь не занимался каким-то неподобающим ремеслом, а был вполне приемлемым членом того круга людей, которые считались своего рода опорной базой британской администрации в Индии. Сам Эрик писал позже, что он происходил из среды низшего слоя среднего класса³⁸.

Работа была нелегкой. Как чиновник низшего ранга, Ричард Блэр не менее половины своего рабочего года находился в разъездах по самым отдаленным местам посевов опиумного мака. Он следил за тем, чтобы соблюдались агротехнические нормы, определял степень необходимости займов тем земельным собственникам, которые имели контракты на выращивание зелья, подсчитывал объем производства, следил за тем, чтобы весь урожай продавался властям по договорной цене, и т. д. Во время командировок жил он в палатках, иногда в крохотных грязных бунгало, страдал от насекомых, тропических дождей и страшной духоты.

Более 20 лет служил он, не заводя семьи, удовлетворяясь случайными связями с индийскими девушками, часто просто посещая публичные дома, которые можно было найти чуть ли ни в каждом квартале крупных городов. Только в 1896 году, когда ему уже шел тридцать девятый год, Ричард познакомился с хорошенькой девушкой, которой сделал предложение. Скорее всего предложение было принято в силу необходимости: девушка, служившая гувернанткой в богатых семьях колониальных администраторов, была обручена с другим человеком, но он ее неожиданно бросил, и, чтобы сохранить лицо, не быть притчей во языцех, она поспешно вышла замуж за Ричарда.

Девушку звали Айда Мэйбел-Лимузин. Она была дочерью англичанки и француза, который в течение долгих лет занимался торговлей и корабельным строительством в соседней с Индией Бирме (и в быту, и по административной линии обе колонии часто рассматривались как единое целое). Айда была моложе Ричарда на 18 лет. Родилась она в 1875 году в пригороде Лондона, но в раннем возрасте вместе с родителями отправилась за океан.

Поначалу коммерческие дела отца шли удачно. Одна из сестер Айды (всего в семье было девять сестер и братьев) через много лет не без хвастовства рассказывала, что в Бирме у семейства был «образ жизни, как у принцев», что какое-то время в доме было тридцать слуг (этот рассказ позже повторил Оруэлл в одном из очерков)³⁹. Однако у отца был авантюрный темперамент, он увлекся спекуляциями и потерял почти все свое состояние. Мать Айды Тереза до глубокой старости жила в Бирме, не желала возвращаться на родину. В начале 20-х годов, когда Эрик появился в Бирме в качестве британского полицейского, он иногда посещал свою бабушку, правда, без особого интереса, и в своих дневниках и произведениях не оставил сколь-ко-нибудь подробных свидетельств этих встреч.

Эрик был вторым ребенком в семье. Когда он родился, отцу исполнилось 46 лет, матери 28. Его старшей сестре Марджори-Френсис было пять лет, а еще через пять лет на свет появилась младшая сестра Эврил. 30 октября 1903 года Ричард Блэр, работавший в опиумном департаменте, и его супруга Айда получили свидетельство о том, что состоялось крещение их сына, которому было присвоено имя Эрик-Артур⁴⁰.

В тех местах Индии, где жила семья, иногда менявшая место пребывания в силу характера работы Ричарда, Айда оставила весьма благоприятное впечатление у тех британских подданных, с которыми она общалась. Она создавала комфортные домашние условия в тех непритязательных бунгало, в которых жила семья, впрочем мало считаясь со вкусами и пожеланиями своего супруга, на которого смотрела сверху вниз. Первоначальные чувства (если они вообще были) быстро охладели, у супругов появились разные спальни, хотя верность дому, чувства хозяйки и заботливой матери у Айды сохранились. «Бедный старый Дик, - сочувствовал кто-то из родственников, - если он и слышал что-нибудь во время карточной игры [от жены], это было “Дик, а ну-ка кончай свой покер”»⁴¹.

Предпоследним местом, где обитали Блэры, был городок Мотихари на самой границе с Непалом, более чем в шестистах километрах к северо-западу от Калькутты. Это был глухой уголок империи, связанный с центром Индии узкоколейной веткой железной дороги, с микроскопической станцией, но зато с очень активной протестантской миссией. Мотихари был в то же время центром обширного района маковых плантаций, так что работы у Ричарда было хоть отбавляй. Именно здесь и родился Эрик.

Через год отец был переведен в несколько больший город Монгир на южном берегу реки Ганг. Это был старинный форт с населением 57 тыс. человек, из которых, согласно энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона, 322 были христианами. Любопытно, что словарь не упоминал, что, как и прежнее местопребывание Блэров, этот город был центром выращивания опиумного мака⁴².

Особого успеха в колониальной службе Ричард Блэр не добился. Он был человеком скромным, не подсиживал своих сослуживцев, исправно выполнял служебные обязанности, но не пытался особо выделиться. Почти каждый год (кроме последних лет службы) его переводили на новое место работы, где надо было привыкать к среде, заново обустраиваться. Небольшие повышения заработной платы почти не компенсировали растущих расходов, тем более связанных с воспитанием двоих детей.

У родителей постепенно зрела мысль о том, что дети должны жить и учиться на родине. Так поступало большинство британских чиновников. В некоторых случаях детей посылали к родственникам. Лишь иногда матери отправлялись в Великобританию вместе с потомством. Айда избрала второй путь, проявив большую заботу о детях, нежели о супруге: в 1904 году, когда Эрику был всего лишь год, мать с двумя детьми возвратилась на родину. Предполагалось, правда, что вскоре за ними последует и глава семьи.

Трудно сказать, каковы были мотивы, по которым Ричард решил поначалу распроститься с «жемчужиной». Скорее всего, отец просто устал от службы в отсталой стране с малочисленной высшей кастой и многомиллионным нищим населением, непривычным для британцев климатом, огромным количеством вредных насекомых, причиняющих тяжелые болезни. Он, видимо, думал о том, чтобы дать детям, прежде всего единственному сыну, приличное образование. Прошло, однако, всего несколько месяцев, и глава семьи изменил свое решение. Он остался на знакомом субконтиненте дослуживать семь лет, которые оставались ему до получения пенсии.

Айда с детьми поселилась в городке Хенли-он-Темз - в юго-восточной Англии, в графстве Оксфордшир. Городок был крохотным, в нем проживало всего несколько тысяч жителей (почти через столетие, в 2001 году, здесь обитало 10 646 человек), но это был один из старейших английских населенных пунктов, история которого восходила к XII веку (первое упоминание о поселении под именем Хенли-он-Темз на этом месте датируется в хрониках короля Генриха II Плантагенета 1179 годом). В течение следующих семи с лишним сотен лет мало что здесь изменилось, разве только в 1790 году впервые была построена тюрьма.

Летом 1907 года Ричарду был предоставлен трехмесячный отпуск, который он провел с семьей, и именно вскоре после этого визита родилась младшая сестра Эрика. Возвратившись в Индию, Ричард был во второй раз за всю службу повышен в должностном звании - вместо заместителя опиумного агента второго класса он стал заместителем такового агента первого класса с небольшим повышением оклада, и в названном качестве дослужил до конца контракта, после чего ему полагалась пенсия.

В начале 1912 года Ричард Блэр окончательно завершил свою колониальную службу и, получив пособие в 400 с лишним фунтов стерлингов в год, которое позволяло сравнительно безбедно существовать, но отнюдь не роскошествовать, присоединился к семье. По договоренности с ним Айда решила расстаться с восьмилетним Эриком, отправив его, как это часто практиковалось в английских семьях не только высокого, но и среднего общественного статуса, в частную школу с пансионатом.

И до расставания с ребенком, и после родители не обращали особого внимания на воспитание Эрика. Отец по возвращении на родину увлекся садоводством, проводил целые дни на своем участке, где даже пытался вырастить диковинные деревья, черенки которых привез из Индии. Он также играл в гольф, который занимал второе место в его буднях, а за этим следовал покер. Не только дети, но и супруга оставались на самом отдаленном плане. Мать, которая в раннем детстве Эрика была заботливой и внимательной, постепенно также утратила интерес к воспитанию ребенка. Она вела домашнее хозяйство в основном сама, не имея возможности держать постоянных слуг (наемные помощники привлекались только от случая к случаю - во время генеральных уборок, приема гостей и т. п.).

Но в то же время у Айды оставалось время на светскую жизнь. Она любила подолгу общаться с соседскими дамами, обсуждая с ними всемирные и британские сенсации и главным образом местные сплетни. Она увлеклась спортом, играла в гольф, занималась теннисом, даже ездила в лондонский пригород Уимблдон, чтобы своими глазами увидеть знаменитые соревнования, которые с 1877 года проводились здесь ежегодно в течение двух недель.

В дневнике Айды немало записей о спортивных играх, но почти нет упоминаний о детях (как, между прочим, нет и упоминаний о муже)⁴³. Записи о детях появлялись только в экстренных случаях - когда кто-то из них заболевал или падал так, что необходима была срочная медицинская помощь. В этих случаях Айда прерывала свои общения и развлечения и принимала необходимые срочные меры. В дневнике можно прочитать, например, подробно, что Айда великолепно проводила время в Лондоне, посещая теннисные матчи, бывая многократно на киносеансах, которые были тогда новинкой, но, получив телеграмму, что у Эрика высокая температура, немедленно отправлялась домой⁴⁴.

Немало времени Эрик проводил со старшей сестрой. Правда, она вскоре стала встречаться с мальчиками, и присутствие младшего брата все больше становилось обузой. Кавалер Марджори Хамфри Дейкин, который позже станет ее мужем, считал брата своей девушки (почти еще девочки) слишком чувствительным и слабым. Его раздражало, что ребенок часто плакал, потому что, как он жаловался, «никто его не любил»⁴⁵.

В памяти Эрика Блэра осталась многодетная семья некого слесаря, которая жила на окраине городка. Его дети приняли мальчика в свою компанию, которая развлекалась, взбираясь на деревья, разоряя птичьи гнезда, или занимаясь рыбалкой на близлежащем озере. Дети с окраины смотрели на городского мальчугана свысока как на маменькиного сынка, на озере ему доставалось самое неудобное место. Но он чувствовал себя счастливым самим фактом общения с более опытными детьми, которые, в отличие от Хамфри, им не пренебрегали.

Как вспоминал Блэр, позже развлечения стали не столь уж невинными. Находясь совершенно без надзора взрослых, дети стали «играть» вначале в доктора и больного, а затем и в мужа с женой. При этом Эрик впервые вначале на вид, а потом и на ощупь познакомился с физическими отличиями мальчиков и девочек. Старшие дети вразумительно объяснили ему, чем и как занимаются взрослые в постели (слесарь со своей супругой занимались сексом на глазах детей). Но из попытки семилетнего Эрика и его чуть старшей подружки перейти от изучения интимных частей тела друг друга к их соединению ничего не вышло - они были еще слишком малы⁴⁶.

Правда, через какое-то время мать распорядилась, чтобы Эрик более не встречался с детьми рабочего. Эрику она разъяснила с явным оттенком присущего ей снобизма разницу в социальном положении: ему-де не пристало общаться с простолюдинами. Хотя послушный ребенок выполнил материнские указания безоговорочно, «вольная жизнь» детей из рабочей среды осталась в его памяти как некое загадочное и соблазнительное времяпрепровождение, несравненно более привлекательное, чем его собственное детство, в основном одинокое и скучное. Дни, проведенные с этими детьми, остались в памяти на всю взрослую жизнь и отразились в стремлении Эрика Блэра погрузиться в среду простых людей, которое позже сочувственно, хотя не без доли иронии, встречалось в его романах и публицистических книгах, равно как и во многих статьях. Так что рассказу Эврил о детских контактах ее старшего брата, по-видимому, можно доверять.

Между тем общения с родителями, как в детском возрасте, так и по мере взросления и позже, почти не было. Тем не менее Ричард Блэр на протяжении всей жизни считал себя вправе вмешиваться в дела сына. Он решительно осуждал его «писательские занятия», считая их праздным времяпрепровождением. Но особенно отца возмутил тот факт, что сын отказался от родного имени, взял себе псевдоним. И только перед смертью, в 1939 году, Ричард наконец смирился с тем, что его сын не Блэр, а Оруэлл. Делать было нечего - сын стал известным литератором.

Айда, надо признаться, не тяготилась отсутствием заботы со стороны супруга. Она по-прежнему предпочитала вести независимый образ жизни, а в недолгие часы, которые проводила с мужем, обычно давала ему всякие хозяйственные поручения и следила за тем, чтобы они исправно выполнялись. По этой причине соседи часто выражали сочувствие «старому Дику», особенно когда супруга прерывала его карточную игру - точно так же, как это ранее делалось в Индии⁴⁷.

Более того, с годами у Айды выработалось своего рода отвращение к мужчинам вообще. Эрик вспоминал, что его мама, не обращая внимания на ребенка, оживленно обсуждала со своими знакомыми дамами, насколько непривлекательны все мужики, и прежде всего подчеркивала, что они физически неприятны. У ребенка складывалось впечатление, что женщины вообще не любят мужчин, что они напоминают особам женского пола больших, отвратительных, дурно пахнущих животных, что мужчины очень плохо обращаются со своими женами и стремятся «силой» привлечь к себе внимание незамужних девиц⁴⁸.

Вся противоречивость, непоследовательность, нелогичность этих суждений ребенком, разумеется, не осознавалась. Однако он надолго сохранил представление о том, что мужчины и женщины принадлежат к совершенно различным «видам» существ, между которыми, как правило, существуют враждебные отношения, несмотря на телесные игры, которые показали ему старшие дети слесаря. Поняв, что он принадлежит к «низшему» мужскому «виду» существ, Эрик с ужасом думал о том, что, став взрослым, он также превратится в отвратительное чудовище, каким виделись мужчины матери и ее приятельницам. Он стал стесняться девочек, даже с сестрами был сдержан и не делился с ними своими мыслями и чувствами.

По мере того как дети росли, Айда обращала на них все меньшее внимание. У зрелого Эрика не сохранились теплые чувства к матери. Он полагал, что его стремление к одиночеству было вызвано именно тем, что мать обычно запрещала общение с соседскими детьми, принадлежавшими к «простым семьям». В значительной степени именно это, как полагал взрослый Эрик, породило тягу к чтению и к тому, чтобы попытаться о чем-то рассказать на бумаге. «Я думаю, с самого начала мои литературные притязания были замешаны на ощущении изолированности и недооцененности. Я знал, что владею словом и что у меня достаточно силы воли, чтобы смотреть в лицо неприятным фактам, и я чувствовал - это создает некий личный мир, в котором я могу вернуть себе то, что теряю в мире повседневности», - вспоминал Оруэлл.

До поступления в школу, да и после этого, Эрик был застенчивым, необщительным ребенком. После расставания с детьми слесаря он иногда играл с соседскими ребятишками, но предпочитал бродить в одиночестве. Он даже, по собственным словам, «приобрел некоторое манерничанье, которое все школьные годы отталкивало» от него товарищей.

Эрик с огромным интересом изучал окружающую природу, любил наблюдать за поведением животных - кошек, собак, кроликов⁴⁹. Где бы он ни жил, с ним всегда были какие-то животные. Хотя подчас их заводили с хозяйственной или потребительской целью, наблюдение за их повадками в домашних условиях и изучение живого мира в его естественной среде обитания было характерно для Блэра на протяжении всей его жизни.

Он рано научился читать. Незадолго до того, как ему исполнилось восемь лет, Эрик обнаружил потрепанное, сокращенное и адаптированное для детей издание «Путешествия Гулливера» Свифта. Собственно, книга была предназначена Эрику как подарок на день рождения, причем экономная мать решила не тратить деньги на свежее издание. Однако томик случайно оказался в руках Эрика раньше положенного времени.

Открыв книгу, мальчик увлекся ею с первых строк, а когда настала ночь, долго не мог заснуть, строя предположения о том, что же дальше произойдет с героем книги. Свифт стал любимейшим писателем ребенка, а затем взрослого Эрика. А Гулливер сопровождал его на протяжении всей жизни. В 1942 году писатель Оруэлл гордо констатировал в одной из своих передач по радиостанции Би-би-си: Гулливер «всегда жил со мной с того времени, так что, я полагаю, не проходило и года, чтобы я не перечитал хотя бы часть его»⁵⁰. Примерно то же говорилось в целом ряде его статей и критических обзоров, где, в частности, высказывалось сожаление, что так мало людей читали «Путешествия Гулливера»⁵¹.

Эрик рано полюбил поэзию. Ему нравились звуки стихотворений, рифмы и ритмы, особенно когда они были неразрывно связаны с возвышенным содержанием. Особенно запомнились ему стихи английского поэта конца XVIII - начала XIX века Уильяма Блейка из сборника «Песни невинности» 1789 года. Стихотворение «Весна» из этого сборника стало для Эрика символом грядущей радости, которая, как он надеялся в школьные годы, когда-нибудь придет на смену отнюдь не радостному настоящему. Он не раз повторял слова из этого произведения:

«Little Boy

Full of joy.

Little Girl Sweet and small,

Cock does crow So do you.

Merry voice Infant noise

Merrily Merrily to welcome in the Year»⁵²

В сугубо сатирическом, издевательском контексте первая строка из приведенного отрывка была использована через много лет в качестве заголовка воспоминаний, посвященных отнюдь не радостям, а мукам в школе-интернате Святого Киприана, куда Эрика вскоре отдадут на учение.

Эрик не просто увлекся стихами известных поэтов, заслуженно стяжавших славу, любовь и взрослых, и детей. Уже в пятилетием возрасте возникли некие собственные стихотворные опусы, которые даже привели в восторг обычно весьма сдержанную маму. Правда, она не позаботилась о том, чтобы сохранить эти «стихи», явно считая их лишь забавой ребенка, и это было естественно. Эрик запомнил тему только одного стихотворения, в котором был изображен огромный тигр с зубами, каждый из которых был величиной со стул. Мама записала стихотворение под диктовку сына, который еще не умел писать, правда, вскоре затеряла его.

Много лет спустя Оруэлл признавался, что его «Тигр» был явным плагиатом: ранее он прочитал стихотворение все того же Уильяма Блейка «Тигр, о тигр». Конечно, он был к себе слишком строг. Стихосложение в пятилетием возрасте не могло быть ничем иным, как подражанием. Сама же попытка была показательной. Оруэлл вспоминал: «С самого раннего детства, возможно лет с пяти-шести, я знал, что, когда вырасту, обязательно стану писателем. Лет с семнадцати и до двадцати четырех я пытался отказаться от этой мысли, хотя всегда сознавал, что изменяю своему подлинному призванию и что рано или поздно мне придется сесть и начать писать книги»⁵³.