2. Начало профессиональной публицистики

Эрик был решительно настроен заняться писательским ремеслом. Позже он постарался откровенно назвать четыре мотива, которые способствовали этому твердому решению:

«1. Чистый эгоизм... Жажда выглядеть умнее, желание, чтобы о тебе говорили, помнили после смерти, стремление превзойти тех взрослых, которые унижали тебя в детстве... Огромные массы человеческих существ в общем не самолюбивы... Но среди них всегда есть меньшинство одаренных, упрямых людей, которые полны решимости прожить собственные жизни до конца, и писатели принадлежат именно к этому типу. Я бы сказал, что серьезные писатели в целом более тщеславны и эгоцентричны, чем журналисты. Хотя и менее заинтересованы в деньгах.

2. Эстетический экстаз. Восприятие красоты мира или, с другой стороны, красоты слов, их точной организации. Способность получить удовольствие от воздействия одного звука на другой, радость от крепости хорошей прозы, от ритма великолепного рассказа.

3. Исторический импульс. Желание видеть вещи и события такими, каковы они есть, искать правдивые факты и сохранять их для потомства.

4. Политическая цель... Желание подтолкнуть мир в определенном направлении, изменить мысли людей относительно того общества, к какому они должны стремиться»¹⁹⁹.

Как видим, если отбросить «чистый эгоизм», то есть стремление к самовыражению, к признанию другими людьми собственной личности как чего-то стоящего внимания, и к тому же зарабатывать на жизнь, оставшиеся три причины оказываются главными, определяющими то, к чему стремился начинающий писатель. Он видел себя именно будущим автором социальной прозы, сочетающей изображение человеческих будней и судеб такими, какими они есть в действительности, с определением перспектив развития общества.

Нельзя сказать, что это была скромная задача. Эрик Блэр хотел стать своего рода прорицателем будущего, человеком, стремящимся предостеречь людей от опасных социальных путей, и в определенном смысле ему это удалось. Он вел самый скромный образ жизни, не работая, а тратя те деньги, которые отложил во время полицейской службы. В Париже Эрик решил попробовать свои силы в общественно-политической публицистике. Он попытался привлечь к себе внимание французской левой прессы, в чем ему сопутствовала определенная удача, хотя о каком-то значительном успехе говорить не приходилось. Редакторы нескольких газет и журналов, которые стояли влево от центра, но не считались партийными (хотя они были близки к социалистическим и даже коммунистическим кругам) через некоторое время заинтересовались бойким пером молодого человека, особенно имея в виду, что он остро критиковал политическую систему не Франции, а соседней Великобритании, причем излагал факты образно и просто. Так 6 октября 1928 года в газете «Ле Монд» (Le Monde) появилась статья Блэра о цензуре в Великобритании¹⁹⁹.

Газета издавалась популярным в левых кругах писателем Анри Барбюсом. Известность к Барбюсу пришла благодаря антивоенному роману «Огонь» (1916) о Первой мировой войне, способствовавшему формированию антипатриотического сознания у части низших слоев населения. С 1923 года Барбюс был членом Коммунистической партии, но сама газета партийной не являлась. По всей видимости, очерк был рекомендован Юджином Эдамом, который поддерживал связь с Барбюсом и его газетой.

Это была первая профессиональная публикация Эрика Артура Блэра, который подписал ее своим подлинным полным именем. Внешне статья носила чисто информационный характер. Блэр сообщал, что в Великобритании существует предварительная театральная цензура, осуществляемая правительственными чиновниками, обычно не имеющими ни художественного образования, ни способности оценить качества произведения. Тем не менее многие замечательные произведения, в том числе таких авторов, как Ибсен или Шоу, в течение многих лет остаются неизвестными британской театральной публике по той причине, что кому-то из цензоров они показались «вредными для общественной морали». В то же время откровенно порнографические скетчи или безвкусные музыкальные комедии по требованию цензуры претерпевают только минимальные изменения.

Что же касается художественной литературы, признавал Блэр, то по отношению к ней предварительной цензуры не существует. Однако любой роман может оказаться запрещенным после публикации, как произошло с замечательным произведением ирландского писателя Джеймса Джойса «Улисс». Такого рода запреты обычно оказываются результатом «общественного возмущения». Вот как это происходит: «Священник произносит свое слово с кафедры, кто-то пишет в газету, журналист в воскресном выпуске публикует статью, после этого идет петиция в Министерство внутренних дел - и книга запрещается». В результате произведение продолжает распространяться, но тайно и по огромной цене.

Блэр, впрочем, оговаривался, что все эти правила относятся только к современной литературе - ранее изданные художественные произведения никакой цензуре не подлежат. В связи с этим внешне лишь информативно, но по существу дела с глубоким сарказмом автор сообщал как о «великом демократическом достижении», что на британской сцене «показывают всего Шекспира», что книги Шекспира и Свифта «публикуются и продаются полными, несокращенными изданиями без каких-либо препятствий». Даже Рабле, продолжал он издеваться, «можно купить без всяких хлопот». В течение десятилетий, делал вывод Блэр, переходя от сатирических интонаций к серьезному тону, незначительное меньшинство, стоящее у власти, манипулирует цензурой во вред широким слоям читающей публики.

Вслед за статьей о цензуре последовали эссе в том же «Ле Монде» и в журнале «Прогрессивная критика» (Progr?s Critique) о других социальных бедах Британии: безработице, нищенчестве, бродяжничестве и т. д. Одновременно вновь были предприняты попытки начать публиковаться в британских изданиях.

В конце концов тексты Блэра заметили в газете христианского мыслителя, журналиста и писателя Гилберта К. Честертона «Еженедельник Г. К.» (G. K.’s Weekly - буквы G. К. были инициалами Честертона). Здесь 29 декабря 1928 года появилась первая в британской прессе статья за подписью Блэра, содержавшая резкий критический анализ правой французской прессы. Статья называлась «Фартинг за газету»²⁰¹. Название было условно-издевательским, ибо в то время, когда писалась эта статья, фартинг являлся мельчайшей монетой в одну четвертую пенни, или чуть больше одной тысячной фунта стерлингов. Уже в это время за фартинг нельзя было купить ничего, и после Второй мировой войны чеканка этой монеты была прекращена.

Статья была написана острым, злым и вместе с тем обыденным языком. Весь ее смысл состоял в том, что во Франции существовали крайне дешевые правые периодические издания, которые отличались произвольным подбором информации, примитивными сенсациями, распространением сплетен, проведением неких бездумных конкурсов... Автор давал саркастические советы: «Есть, таким образом, достойный пример для магнатов нашей английской прессы. Дадим им возможность последовать за “Ами дю Пёпл” (Ami du Peuple) и продавать свои газеты за фартинг. Даже если в этом не будет никакой другой пользы, бедняги из публики почувствуют, по крайней мере, что за свои деньги они получают должный товар». Эти статьи были первыми опытами будущего Оруэлла в политической журналистике, важным этапом на пути формирования его своеобразного стиля - простого, образного, внешне весьма серьезного и в то же время полного скрытой иронии, саркастического издевательства.

Иногда Блэр посещал пользовавшиеся популярностью в писательской среде крохотные кафе в квартале Сен-Жермен де Пре - по соседству с огромной церковью того же названия, напротив Лувра. Провести здесь несколько часов за бокалом самого дешевого вина или даже чашкой кофе не считалось праздным занятием. Подобно другим мастерам слова, в том числе самым известным, Эрик писал здесь некоторые свои статьи. Видимо, он считал, что артистическая атмосфера квартала способствует творческому вдохновению. Но он ни разу не осмелился подсесть к кому-нибудь из литературных знаменитостей. В этом также проявились его природная застенчивость, нежелание навязываться в знакомые и в то же время чувство гордости и самодостаточности.

Так был найден плодотворный подход к взаимоотношениям с редакциями: для французов писалось о Великобритании, для британской прессы - о проблемах соседней Франции, где автор в это время жил. Гонорары в левых изданиях были незначительными. Поэтому Эрику по мере того, как истощался его финансовый запас, пришлось начать зарабатывать себе на жизнь случайно найденными занятиями, продолжавшимися максимум по несколько дней. Правда, позже он нашел относительно постоянную работу мойщика посуды в одном из модных ресторанов на улице Риволи, одновременно выполняя там мелкие задания мальчика на побегушках.

Видимо, условия этого отнюдь не легкого труда, горячий пар, которым он был окутан, в сочетании с постоянными сквозняками, резко обострили податливость к простудным заболеваниям. 7 марта 1929 года Эрика с воспалением легких забрали в бесплатную больницу Кошен, где проходили практику студенты-медики. Через много лет, в 1946 году, Оруэлл описал свои больничные мытарства в очерке «Как умирают бедные», на всякий случай неправильно обозначив местонахождение больницы и назвав ее «госпиталь Икс»²⁰⁰.

Он едва выкарабкался, проведя на больничной койке три недели. Ни антибиотиков, ни даже пенициллина тогда не существовало, и пневмония считалась крайне опасным заболеванием. Лечение было варварским. Эрику ставили на грудь некое подобие банок, от которых образовывались громадные болезненные пузыри. Затем пузыри срезали и на кровоточащую ткань вновь ставили банки, которые оттягивали густую смесь крови и лимфы. При помощи не очень квалифицированных врачей и юношей-практикан-тов благотворительной больницы с пневмонией Эрик кое-как справился. Были проведены анализы на обнаружение туберкулезных палочек. Обнаружены они не были²⁰¹. Но легочные заболевания периодически возобновлялись и в конце концов привели к туберкулезу, который свел Блэра в могилу.

О самой же больнице остались самые безрадостные воспоминания. Главное впечатление состояло в том, что бедняки, которые не в состоянии платить за лечение, являются основным объектом практических занятий начинающих и почти ничего не умеющих студентов, часто просто безграмотных лентяев, для которых человеческая жизнь не стоит ни гроша. Да и сама больница описывалась в самых мрачных красках: «Палата представляла собой длинную, с довольно низким потолком, плохо освещенную комнату, наполненную бормотаньем множества голосов, с тремя рядами коек, стоявших удивительно близко друг к другу. Висел отвратительный запах, словно бы настоянный на испражнениях и в то же время сладковатый»²⁰². Речь шла о том, что в больнице, которая должна была служить примером чистоты и аккуратности, грязь можно было видеть повсюду. Даже сестры и санитарки появлялись в нестираных халатах.

Показательным был финал очерка - своего рода воспоминание: больничная обстановка вызвала в памяти давно забытую поэму Альфреда Теннисона «Детская больница», которую ему читали, когда он был ребенком. «А потом я вроде бы забыл ее, даже название поэмы не вызвало бы у меня никаких воспоминаний. Но первый же взгляд на... палату неожиданно выискал в мозгу ток воспоминаний, в которых все это находило место. И в ту свою первую ночь в больнице я обнаружил, что помню и сюжет, и строй поэмы, а некоторые ее строчки знаю наизусть»²⁰³.

Так крайне неприглядная действительность сомкнулась с поэзией, хотя и отнюдь не в оптимистическом контексте.

Чуть окрепнув после воспаления легких, Блэр попытался найти постоянную интеллектуальную работу, вел переговоры с редакцией одного из журналов, где были опубликованы его статьи, о зачислении в штат или, по крайней мере, о предоставлении места на страницах журнала на регулярной основе. И в том, и в другом Эрику было отказано. Он часто менял места работы, много путешествовал. Были месяцы, когда он вообще не имел оплачиваемого места занятий и жил на незначительные сэкономленные средства. На некоторое время Эрику удавалось устроиться частным учителем в богатых семьях. Трудно сказать, что привлекало нанимателей, - ведь у предполагаемого учителя не было даже высшего образования. Скорее всего не столько родителям, сколько их детям нравилась независимость суждений и, главное, тот факт, что Блэр побывал в дальних заморских краях и превосходно владеет словом, увлекательно рассказывая забавные и поучительные истории о том, что он пережил. Но он лишь на краткое время удерживался в богатых домах. То ли ему становилось крайне скучно возиться с непоседливыми недорослями, то ли от его услуг отказывались, почуяв или услышав, что он придерживается «левых» убеждений, сочувствует угнетаемым слоям общества.