«Зеленая лампа»

В истории русской литературы было несколько «зеленых ламп» — и дружеское общество петербургской дворянской молодежи, в числе участников которого был Пушкин, и парижский эмигрантский кружок Мережковского и Гиппиус.

Одесская «Зеленая лампа» появилась еще осенью 1917 года, но по-настоящему стала действовать в 1918-м и, по свидетельствам современников, была самым представительным молодежным литературным объединением города того времени. Успех кружка связан в первую очередь с Катаевым. Одесский поэт Георгий Долинов утверждал, что именно Катаев смог устроить все «на коммерческих началах», и при этом: «Беспристрастно говоря, Катаев в свою «Зеленую лампу» отобрал действительно лучшие силы».

Долинов изображал первое появление Катаева на вечере: «Это был молодой офицер в чине подпоручика. Он все время молчал, подергивая в тике головой и напуская на себя вид ветерана войны. Когда до него дошла очередь читать, он, постукивая ладонью о ручку кресла, начал так: «Я прошу снисхождения, так как громко читать не могу, ибо отравлен газами и контужен»… Катаев уже в то время был известен по множеству появившихся в печати чудесных стихотворений, и в этот раз он прочел действительно обаятельные по своей лирической насыщенности «Три сонета о любви», напечатанные впоследствии в изданном нашим кружком альманахе: «Душа полна, как звучный водоем…»».

Поэтесса Зинаида Шишова объясняла: «В 8-ой аудитории Юридического факультета зародился первый Одесский Союз Поэтов. Там я впервые выступила с чтением стихов. Там я познакомилась, а впоследствии сдружилась с Багрицким, Олешей, Катаевым и Адалис… Освободившиеся от влияния «ахматовщины», «гумилевщины», «северянинщины», мы назвали свой кружок «Зеленая лампа»… Враги наши сгруппировались вокруг общества «Бронзовый гонг»».

В альбоме Юрия Олеши, составленном поэтом Алексеем Кручёных, есть стихотворение, подписанное именем «Экзакустодиан Пшенка» и, по видимости, сочиненное Львом Славиным, которое так и озаглавлено «(Поэтическое содружество) Зеленая Лампа»:

Небритый, хмурый, шепелявый

Скрипит Олеша лилипут.

Там в будущем — сиянье славы

И злая проза жизни — тут.

За ним, кривя зловеще губы,

Рыча, как пьяный леопард,

Встает надменный и беззубый

Поэт Багрицкий Эдуард.

Его поэма — совершенство.

Он не марает даром лист,

И телеграфное агентство

Ведет, как истинный артист.

Но вот, ввергая в жуткий трепет,

Влетает бешеный поэт —

Катаев — и с разбега лепит

Рассказ, поэму и сонет.

Что до соперников из «Бронзового гонга», Катаев ответил им на страницах журнала «Бомба»:

Весь этот ворох гнили

К себе не пустит Парнас.

«Колокол золотой» громили —

Будут громить и вас.

(Торговому обществу «Золотой колокол» принадлежали винные склады в Одессе, разгромленные толпой.)

Долинов вспоминал о студенческом кружке, постепенно превратившемся в «Зеленую лампу» и собиравшемся летом недалеко от моря «в квартире Софьи Соколовой»: «В этом гостеприимном доме по вечерам поэты усаживались на полу стеклянной террасы, в углу которой в зелени оранжерейных растений стоял мрачный и загадочный водолазный костюм-скафандр. Он прельщал Багрицкого своей чудовищной неуклюжестью и порождал в нем «морские галлюцинации»». Поэт Борис Бобович давал другую явку, видимо, возникшую позднее: «Собирались мы обычно в квартире «бразильского консула» Мунца, сын которого был членом «Зеленой лампы» и писал застенчивые новеллы».

Что касается названия кружка, которое соотносят с пушкинским, то накануне своего 85-летия в 1982 году Катаев сообщил в интервью одесскому журналисту и краеведу Александру Розенбойму: «Перед первым собранием в консерватории поставили на стол лампу с распространенным тогда абажуром зеленого стекла. Потом мы ее разбили и даже платили кому-то. Отсюда и пошла «Зеленая лампа». А про Пушкина уже потом придумали литературоведы».

По словам Георгия Долинова, который вместе со своим братом Вадимом входил в кружок, «вечера «Зеленой лампы» устраивались по самой разной программе, т. е. литературно-музыкально-вокально-танцевальной. Причем литературной части уделялось большое самостоятельное отделение, в котором авторы читали свои произведения, интимно сидя у стола и по углам стены. Справа стояла кафедра для лектора, конферансье, которым был Петр Ершов, дававший краткие характеристики творчества каждого из выступавших. Вечера «Зеленой лампы» пользовались успехом у публики и у критики, и посещаемость их была весьма внушительной».

«Зеленая лампа» выпускала программки со стилизованным изображением лампы.

А вот как аттестует те вечера «конферансье» Ершов: «В зале Консерватории на протяжении всего смутного одесского 1918 года (фантастическая смена «властей», неразбериха) «Зеленая лампа» стала устраивать открытые платные вечера под несуразным названием — «поэзо-концерты». Удивительно, но — в небезопасные на улицах вечерние часы — концерты собирали изрядное количество публики, и не только молодой. На сцене устраивалась уютная комната. В центре на столе — горящая лампа под зеленым абажуром. За столом в непринужденных позах — поэты: Георгий Долинов, он же прекрасный пианист, Зинаида Шишова, Аделина Адалис (внешне — экзотика, египетский профиль, длинные острые ногти цвета черной крови), Бор. Бобович, Юрий Олеша, Л. Файнберг, Эмилия Немировская, Валентин Катаев, изредка Эдуард Багрицкий и, само собой разумеется, «др.»».

Добавим: Анатолий Фиолетов, Анатолий Гамма, Александр Биск, Иван Мунц, Леонид Нежданов, Владимир Дитрихштейн — тот юный немец, с которым вдвоем Катаев в 1914-м впервые пришел к Бунину.

Петр Ершов в мемуарах таким вспоминает своего сотоварища: «Катаев все еще ходил в военных рейтузах и френче, весело щурил монгольские глаза, походя острил и сыпал экспромтами. Всегда шумливый, категоричный, приподнятый, он любил читать свои стихи, тоже приподнятые, патетические. И когда начинал читать, глаза его расширялись, голос звучал сочно и глубоко».

Обычно вечер состоял из нескольких отделений: в первом и во втором — лекция о литературе, музыка, мелодекламация, пластический танец, третье носило название «При свете Зеленой лампы» — стихи. Четвертое — «Ералаш Зеленой лампы» — состояло из инсценировок юмористических рассказов и загадочных «оживленных гравюр». Пятое отделение: «Бал Зеленой лампы — танцы под рояль до утра, дирижер И. Мунц». Билеты желающие могли приобрести как в магазине «Одесских новостей» на Дерибасовской, так и в консерватории у швейцара.

Вот отзыв о первом вечере 4 февраля 1918 года в «Одесских новостях»: «Сосредоточенный пасьянс молодых надежд и упований — в зеленом кругу интимной лампы. Кто из них избран, кто обречен? Как сложатся карты их поэтической судьбы?» А вот одесский журнал «Огонек»: «Из семи поэтов, читавших свои произведения, ни об одном по совести нельзя сказать, что на произведениях его не лежит печать одаренности».

В программке второго вечера 17 марта публику извещали: «Готовится Третий интимный вечер с лекцией о Чайковском и Четвертый интимный вечер — постановка пьесы Юр. Олеши «Маленькое сердце» в сукнах» (костюмированная. — С. Ж).

Эта трехактная пьеса в стихах (не сохранившаяся) была написана Олешей под впечатлением от стихотворения Шишовой «Смерть» о самоубийстве юноши из-за любви, которое завершалось так:

Бедненький мертвый мальчик, я, как черная злая кошка,

Была на Вашем пути…

Хрупкий такой и нежный, подождите меня немножко

— Я тоже должна уйти…

(Кстати, Зинаиду Шишову, в дальнейшем не только поэтессу, но и детскую писательницу, перед смертью в 1977-м причащал в Москве мой отец-священник: она произвела на него впечатление человека, много испытавшего.)

Премьере «Маленького сердца» Олеши в зале консерватории предшествовал катаевский доклад о символизме.

Он же и был помощником режиссера. В сцене, когда некто «златоволосый Антек» пускает в себя пулю, Валентин должен был выстрелить за кулисами из револьвера, который дал осечку. Пришлось долбануть табуреткой по доскам. Публика была в восторге. Олеша выходил кланяться, а Катаев раздвигал и задвигал занавес.

У зеленоламповцев было свое «Яблочко» — юмористический бюллетень, издаваемый корпорацией студентов, руководимых лозунгом: «Живи пока живется! Смотри на все юмористично и презирай бездарь!», где поэт Борис Бобович писал: «Почему Одесса входить в состав Украины может? Почему же наш журнал называться «Яблочком» не может?»

В июле 1918 года состоялось «поэзо-концертное турне» по Украине.

Зеленоламповцы рекламировали друг друга с горделивым пафосом, и по литературной Одессе даже ходила эпиграмма:

Тебе мой голос не судья.

Я воздержусь от личных мнений.

Ты говоришь — Катаев бог,

Он говорит — Олеша гений.

Впрочем, с большей охотой обменивались нещадной критикой и просто издевками, и эта взаимная придирчивость, пожалуй, была закваской, делавшей их союз прочнее.

Шишова: «Мы вели себя как передравшиеся щенки. Ругали друг друга за каждую слабую (по нашим тогдашним понятиям) строку, подмечали слащавость, подражательность. Писали друг на друга пародии». Ершов: «Катаев обычно рубил с плеча, безжалостно критикуя слабые места. Олеша же, маленький, коренастый, ширококостный, задирал дрыгающие ножки в несоразмерно больших ботинках, морщился не то от смеха, не то от боли и жалобно стонал: ой, плохо! ох, как плохо…»

А это анонимная эпиграмма из того же «Яблочка»:

Меж нами спор, но право очень мелкий.

Пусть Истина рассудит нас сама:

Я не простил тебе под Бунина подделки,

А ты… простить не можешь мне ума.