«Я, сын трудового народа»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В 1937 году появилась повесть «Я, сын трудового народа…».

Вообще-то, Катаев задумал писать продолжение «Паруса», но передумал — в воздухе пахло грозой. Всюду искали врагов, по стране гремели расстрелы. Погрохатывая в отдалении, надвигалась большая война.

«Мои прежние планы временно были отодвинуты в сторону, уступив место вещам, более созвучным духу времени». Книга Катаева — о судьбе украинского селянина Семена Котко после Первой мировой и Октябрьской революции, о земле и смуте, гайдамаках и захватчиках. Сердцевина этой написанной отменным языком повести (кстати, тоже напечатанной на «Ремингтоне») — «вечерница» и сватовство, многосерийное, со сложным церемониалом и песнями, показанное в самых сочных подробностях…

Главные же недруги — германские войска, в 1918 году занявшие Украину, но некоторые фразы могут показаться провидческими: «Много незваных гостей побывало за это время на Советской земле. Иные из них уже добирались до самой Москвы. Но никто не минул участи шведов и участи немцев». По воспоминаниям Эрлиха, Катаев воспользовался материалами, хранившимися в сейфе у ответсека «Правды» Льва Ровинского: приказы генерала Гофмана, командующего германской армией на Украине, донесения партизанских отрядов, выписки из немецкой прессы… Эпиграфом повести стали слова об «отечественной войне», поднятой «против иноземного ига, идущего с Запада», из статьи Иосифа Сталина «Украинский узел» в «Известиях» от 14 марта 1918 года.

Незамысловатая и увлекательная фабула напоминает те подростковые комиксовые приключения, которые так любил юный одессит Валя. А некоторые повороты отсылают к «Капитанской дочке» и «Дубровскому», что было очень своевременно в «пушкинский год» — самодур-богач посадил дочку в погреб под замок, требуя, чтобы она вышла за «молодого помещика», прислужника чужеземцев, но партизан-освободитель Семен ворвался в родное село в храм на венчание. Дальше уже комикс — чернобровая красавица бросилась к нему, в злодеев полетели гранаты…

Есть в повести и очередная игра с самодоносом. В Одессе в 1918-м у Катаева в квартире висела офицерская шашка «За храбрость» «с аннинским красным темляком». Эта шашка всплывает у как бы отрицательного персонажа Клембовского, и эпизод с ее участием, очень может быть, взят из жизни. Элегантный офицер русской армии замаскировался под простолюдина, дабы с ним не расправились «красные». Но с приходом немцев он открывает истинное лицо и, заговорив с комендантом по-французски, наклоняет голову «с выдающимся затылком». И с двумя макушками, хочется добавить.

«Обер-лейтенант почтительно взял шашку, подержал ее некоторое время под моноклем и затем широким движением вернул обратно.

— О нет! Я прочитал здесь надпись: «За храбрость». Такое оружие не берут голыми руками. Оставьте его у себя. Немецкая армия умеет ценить благородного противника».

Боги имеют слабости.

Но не у всех сабли «За храбрость». И… —

так писал о Катаеве уже в 1972-м Андрей Вознесенский.

Характерны и финальные слова Катаева о Клембовском, которого «пропал и след»: «Наша история знает случай, когда царский офицер трижды продавал свое золотое оружие: один раз немцам, другой раз трудовому народу и в третий — и последний — опять немцам. Только вряд ли теперь Клембовский обманет кого-нибудь, какую бы батрацкую свитку на себя ни надел».

Подразумевался недавно расстрелянный маршал Тухачевский: во время Первой мировой он попал в немецкий плен, после революции вступил в Красную армию и командовал фронтами, а в 1937-м вместе с другими военачальниками был расстрелян за «подготовку переворота» и «шпионаж в пользу Германии».

«Я много думал о том, что необходимо написать произведение, которое подняло бы и разожгло в сердцах и умах советских людей патриотические чувства», — отчитывался автор и в финале повести, кажется, решил в полную силу передать «обаяние государства». Семен Котко, через 20 лет после революции, превратившись из бойца в директора запорожского алюминиевого комбината (его сестра заправляет «знаменитой на весь Советский Союз свинарней»), приехал с женой на Красную площадь (в свое время по приказу Семена расстреляли ее отца) полюбоваться на сына-красноармейца на параде.

«— Я, сын трудового народа… — гремят зеркальные плиты мавзолея, где на левом крыле в грубом пальто из солдатского сукна, во всей суровой и доброй своей простоте стоит, принимая присягу, Сталин.

— Я, сын трудового народа… — говорят седые стены Кремля.

— Я, сын трудового народа… — звенит бронза Минина и Пожарского.

— Я, сын трудового народа… — поет потрясенный воздух».

На повесть скептически отозвался критик Виктор Перцов, в «литгазетной» статье «Эпос и характер» коривший Катаева за отсутствие достоверных героев и «подмену портрета барельефом». Зато в «Литературной газете» же критик Марк Серебрянский отмечал: повесть «написана так, что читатель, захваченный ею, прочтет ее залпом, не отрываясь». А Владимир Ермилов в статье «Повесть о народном счастье» в «Красной нови» называл финал со Сталиным (в грубой «шинелке», как у миллионов) превосходным, «раскрывающим весь подтекст повести» и указывающим на необычайные возможности для «простых людей» в стране, где садись да пиши «о комсомольце Юсиме, ставшем директором гиганта — «Шарикоподшипника», об Алексее Стаханове, выдержавшем экзамен в Промакадемию, о стахановце Сметанине, ставшем заместителем директора одной из крупнейших фабрик в Европе».

В 1938 году Театр им. Евг. Вахтангова поставил пьесу «Шел солдат с фронта», написанную Катаевым, после чего подвергся газетным нападкам.

В 1939-м режиссер Владимир Легошин снял детский фильм с тем же названием. Автором сценария стал Катаев. Руководил производством художественных фильмов в Комитете по делам кинематографии при Совнаркоме Александр Манькович-Линов, чекист из Одессы, художник, друг Якова Бельского, вероятный прототип одного из ключевых персонажей в «Вертере».

Композитор Сергей Прокофьев (вернувшийся в СССР в 1936 году), которому «хотелось живых людей с их страстями, любовью, ненавистью, радостью и печалью», создал на основе повести оперу «Семен Котко». Обратиться к повести ему советовали и Всеволод Мейерхольд, и Алексей Толстой. «Катаев проявил большое понимание оперного стиля, — сообщал Прокофьев в «Литературной газете», — и взялся сам написать либретто для нашей оперы». Премьера состоялась в сентябре 1940 года в Театре им. К. С. Станиславского. Ставить ее должен был Мейерхольд, но к тому времени он уже был расстрелян.