Трубецкой в защиту Исаченко

Моя же переписка со скоропостижно скончавшимся Александром Васильевичем Исаченко началась по поводу пропавшего пушкинского кольца, — писал Сергей Григорьевич Трубецкой в статье «История пушкинского кольца»[99]. — Мне хочется в память покойного рассказать историю потерянного и теперь найденного кольца, присланного А. С. Пушкину из Сибири декабристами.

Получилось всё очень складно, увлекательно и весьма правдоподобно. Если бы… история эта основывалась хоть на каких-нибудь фактах. Я сама увлеклась этой версией и ненадолго поверила в неё. И даже предприняла расследование.

Но начнём по порядку. 8 июля 1830 года, в день Казанской Богоматери, выходя из церкви и направляясь к ожидавшей его свите, царь Николай как бы мимоходом бросил шефу жандармов: «Чтобы с них сняли кандалы!» Бенкендорф понял с полуслова, и через несколько часов фельдъегерь с приказом царя уже скакал в далёкую Читу. Первого августа приказ был вручён генералу Лепарскому. Осторожный комендант отложил его исполнение и отправил нарочного в Петербург за разъяснением. Ответ был получен в конце сентября. На другой день, в воскресенье, 30 сентября, генерал, в полной парадной форме, с лентой через плечо появился в остроге и торжественно объявил заключённым о высочайшей милости. По воспоминаниям Розена, пришёл унтер-офицер с ключом, отомкнул замки кандалов, они в последний раз брякнули об пол… Тогда все упали друг другу в объятья и тотчас же отправились в церковь к обедне с благодарственным молебном. Через несколько дней каждая из дам носила кольцо или браслет, сделанные из железа мужниных кандалов Николаем Бестужевым.

Многие друзья декабристов получили в подарок такие перстни и браслеты. Они, как писал Михаил Бестужев, стали символом братства и свободы. Логично предположить, что такой подарок получил и Пушкин. Но нигде, ни в переписке Поэта и его друзей, ни в мемуарной литературе о нём я не нашла подтверждения этому факту. В московском музее декабристов на выставке по случаю 160-летия декабристского восстания я внимательно рассматривала экспонированные изделия из кандального железа. Но ни один из представленных здесь перстней даже отдалённо не напоминал «исаченковский». И. С. Зильберштейн посоветовал мне обратиться в Исторический музей. Меня любезно выслушали, согласились с логичностью предположения Исаченко. Предложили самой взглянуть на хранящиеся в фондах музея декабристские кольца. Увы! — ничего похожего. В музее мне рассказали о Святославе Александровиче Малиновском, потомке лицейского товарища Пушкина, инженере по профессии, исследователе по призванию. Многие годы он изучал историю декабристских колец. Я созвонилась с ним, и мы долго разговаривали на эту тему. В сущности, Святослав Александрович повторил слова Варвары Александровны Куннельт-Леддильн: трудно найти подтверждение этой версии, Пушкин не стал бы афишировать подобный подарок — связь с декабристами сурово каралась, ему же грозила новой ссылкой и даже Сибирью. Прощённый царём Поэт стал осторожным. Малиновский допускал, что Поэт мог облечь чугунное кольцо золотом и даже вставить в него камень. Но всё это — лишь предположение. И никаких доказательств. Но давайте включим логику: если бы у Пушкина был подобный перстень, тем более видоизменённый, он мог спокойно носить его. И какое-нибудь свидетельство о существовании у Поэта столь необычного перстня должно бы остаться. И напротив — если он тайно сохранял его как память о декабристах, вряд ли бы стал его переделывать. И наконец, зачем ему было дарить такое кольцо Александрине? Да, по воспоминаниям княгини Вяземской, через неё он вернул свояченице золотое кольцо с продолговатой бирюзой. Оно хранилось у потомков Александрины. Н. Раевский видел его на руке графини Вельсбург. Но оно было золотым, без впаянного железа. Полученное же от Анны Бергер было совсем иным. А насколько правдива версия профессора о происхождении перстня, судите сами.

Тут я вспомнил сообщение, — писал Исаченко С. Г. Трубецкому, — одного друга Пушкина, писателя Жуковского (воспитателя царя Александра II). Жуковский провёл почти всё время после дуэли Пушкина до смерти у него и докладывает очень подробно про его желания, слова и страдания. По его словам, Пушкин просил непосредственно перед смертью, чтобы Жуковский передал кольцо, которое Пушкин всегда носил (!!!), незамужней свояченице Александрине Гончаровой. Пушкин снял это кольцо с пальца и поручил Жуковскому немедленно передать его А. Гончаровой.

Приведённый в статье Трубецкого отрывок из письма Исаченко лишний раз доказывает, следует ли вообще доверять сообщениям недобросовестного «пушкиниста». Как говорится, слышал звон, да о чём он… Перепутаны (или подтасованы?) хорошо известные в пушкинистике факты: на смертном одре Поэт подарил перстень с бирюзой (нащокинский) Данзасу. Для Александрины же передал через княгиню Вяземскую цепочку с крестиком. Не о кольце, а цепочке сообщал подробно докладывавший про его желания, слова и страдания Жуковский Бенкендорфу: а Данзасу велел найти какой-то ящичек и взять из него находившуюся там цепочку[100]. О перстне рассказывала Вяземская: Раз взял у неё какой-то перстень с бирюзой <…> носил этот перстень и назад ей отдал.

Месяца через полтора после нашей второй встречи в кафе госпожа Куннельт-Леддильн позвонила мне и сказала, что обещанная фотография готова и я могу получить её.

Ещё одна встреча в кафе. Рассматриваю ненамного увеличенное кольцо.

— Неужели это бирюза? — спрашиваю Варвару Александровну. Прозрачный камень, вправленный в ободок, глубоко просвечен падающим на него лучом света. — Ведь бирюза матовая и не даёт бликов.

— Вы правы, это не бирюза, а изумруд. Кольцо это носила моя мать, потеряла бирюзу, и пришлось вставить другой камень.

Объяснение правдоподобное. Тогда у меня не было ни тени сомнения в искренности Варвары Александровны. Я поблагодарила её, заплатила за фотографию. Попросила — без особой надежды — почитать «Воспоминания о Бродзянах» Игумновой. Конечно же, получила отказ.

— Без её разрешения не могу!

Но дала мне адрес В. М. Игумновой в Братиславе. На том мы и простились.