Беременности Авы

В Африке Ава поняла, что беременна.

Еще в ноябре 1951 года, в интервью Мари Торр, журналистке «Нью-Йорк уорлд телегрэм энд сан», Ава призналась – ей хочется иметь детей.

– Мне нравятся большие семьи. В юности я мечтала о четверых сыновьях. Сейчас мне двадцать восемь – с четырьмя я вряд ли управлюсь. Придется довольствоваться двумя, в лучшем случае – тремя детьми».

Теперь, будучи законной женой Фрэнка Синатры, Ава думала иначе.

При известии о ребенке Фрэнк возликовал. Ава никаких восторгов не чувствовала. Фрэнк считал, ей следует бросить съемки, ведь африканский климат наверняка вреден женщине в положении. Ава оставалась глуха к его уговорам. В автобиографии она писала: «Я была уверена, что в первые годы жизни малыша мать должна полностью посвятить себя ему. А если ребенок нежеланный – что дети странным образом чувствуют еще в материнской утробе, – он с момента рождения уже ущербный». Вдобавок контракт с «Эм-джи-эм» гласил: никаких беременностей, иначе не будет и гонорара. Деньги в семье зарабатывала именно Ава; что они с Фрэнком станут делать, если она лишится доходов?

Фрэнк и слышать не хотел об аборте. Ему хватило того, давнего случая с Нэнси. Авиному поверенному, также находившемуся на съемках, Фрэнк сказал:

– Нельзя допустить еще один аборт. Не пойму, чем я плох этим женщинам? Почему они считают, будто вправе решать такое без меня?

– У вас уже есть две дочери и сын, – напомнил поверенный.

– Это исключительно по милости Нэнси, – парировал Фрэнк. – Не будь я полным идиотом, детей было бы четверо. Но Аве я аборт делать не позволю. Я должен ее отговорить.

Бдительность Фрэнка усыпило то обстоятельство, что Ава очень хорошо относилась к его дочерям. Раз так, думал он, значит, она хочет и собственного ребенка.

Нэнси-старшая нередко отправляла Нэнси-младшую и Тину к Авиной сестре, Бэппи, чтобы девочки могли пообщаться с отцом и мачехой. Такие действия диктовались практичностью первой жены Фрэнка. Если Фрэнку суждено быть с Авой, рассуждала Нэнси, ей самой нужно смириться с тем, что Ава является мачехой ее детей. (Сына к Аве не водили, поскольку он не проявлял интереса ни к ней, ни даже к отцу.) Ава была внимательна к обеим дочерям Фрэнка. Именно она подарила Нэнси первую помаду и показала, как ею пользоваться. А Тину Ава учила шить. Они любили все вместе смотреть телевизор, ходили на далекие прогулки и устраивали особые, «девочковые» ланчи. Ужинали в такие дни всегда с Фрэнком.

Тина полюбила Аву буквально с первой встречи.

– Впечатление было колоссальное, раз и навсегда, – рассказывает Тина. – Ава потрясла меня до глубины души, все чувства взбудоражила. Нежная и простая, она, увидев меня, опустилась на колени, чтобы наши лица были на одном уровне. Никогда не забуду.

Нэнси в отличие от младшей сестры понадобилось время, чтобы полюбить Аву.

– Помню, я играла в маминой гардеробной. Ну, как все девочки играют – примеряла наряды, которые были мне не по росту и не по возрасту. Забралась на стул, чтобы достать обувную коробку, и случайно свалила целую кипу журналов. Мама их почему-то держала в недоступном месте. Там были «Модерн скрин», «Фотоплей» и другие журналы, посвященные кино. Я стала листать и обнаружила много фотографий папы с очень красивой леди по имени Ава Гарднер. Еще папа был снят с мамой и с нами – мной, Фрэнки и маленькой Тиной. Как и мама, я очень переживала из-за папы – ведь он и меня бросил. А потом, конечно, мне пришлось познакомиться с той, другой женщиной. И мое сердце растаяло при одном только взгляде на нее. Я была совсем ребенком, не знала, какую силу имеет красота. Никогда не сталкивалась с красотой, от которой дух захватывает. Ава оказалась самым восхитительным созданием. Я смотрела на нее, как зачарованная, глаз не могла отвести. Тогда-то я начала понимать, почему папа от нас ушел. А ведь я еще даже не вступила в подростковый возраст.

Нет ничего удивительного в таком понимании. В конце концов, между Нэнси и ее отцом всегда существовала особая связь. По утверждениям Нэнси, она с малых лет интуитивно угадывала, что именно на сердце у отца. А его чувства к Аве она даже отчасти разделяла – хотя и знала, сколько страданий вынесла из-за них мать.

Словом, вскоре обе дочери Фрэнка только и хотели, что ходить босиком и благоухать, как Ава – девочек завораживал Авин парфюм с нотками гардении. К чести Нэнси-старшей, надо сказать, что она не ругала за это дочерей. А для Фрэнка посыл был яснее ясного: Ава не просто хочет жить одной жизнью с его девочками – она сама будет прекрасной матерью для их будущих детей. Поэтому заявление Авы о намерении сделать аборт стало для Синатры таким ударом.

Фрэнк еще кое-чего не знал, а именно: это не первая беременность Авы. Впервые она забеременела от Фрэнка еще в Лос-Анджелесе, но ему ничего не сказала.

– Мы с ней поехали в больницу Святого Иоанна, – вспоминает Рина Джордан. – Там всё было сделано быстро и качественно. Короче, выскоблили Аву. А тут кругом африканский буш. Вот проблема так проблема.

Итак, Ава рожать категорически не желала. Наверное, и тот факт, что Фрэнк оставил троих детей от Нэнси, не вдохновлял Аву на материнство. Они с Фрэнком бурно обсуждали аборт, однако к консенсусу прийти не успели – Фрэнк получил телеграмму от своего нового агента, Берта Алленберга из агентства Уильяма Морриса. Оказывается, Гарри Кол согласился попробовать его на роль Маджио. Фрэнк должен был первым же рейсом вылетать в Штаты. Он надеялся вскоре вернуться и всё обсудить с Авой. Пока же ему пришлось просить у Авы денег на авиабилет, а какому мужу это приятно? Ава денег, конечно, дала.

– Теперь, когда Фрэнк улетел, Ава могла всё хорошенько обдумать. Ее решение было однозначно – они с Фрэнком не должны впутывать в свои отношения еще и невинное дитя, – вспоминает Люси Уэллман.

– Понимаешь, мы так часто ссоримся, и ссоры такие ужасные! – говорила Ава, названивая своей подруге Люси из Африки. – Просто нечестно рожать в таком браке.

Люси предупреждала: сделать аборт втайне от Фрэнка, поставить его перед фактом – далеко не лучший вариант. Аве, говорила Люси, следует дождаться Фрэнка и вместе с ним принять окончательное решение – как-никак они муж и жена. Фрэнк на аборт не согласится, возражала Ава. У нее, мол, нет выбора – нужно решать самой.

– Я должна быть сильной за двоих, – твердила она.

– Фрэнк ужасно рассердится, – напомнила Люси.

Ава не спорила.

– Конечно, рассердится. Наверное, он меня убьет за такое дело. Может, это и к лучшему.

– А сама-то ты как себя чувствуешь? – спрашивала Люси. – Я за тебя беспокоюсь.

Ава сказала, что больше думать не может о перспективе аборта. Еще секунда таких мыслей – и она сдастся, оставит ребенка.

– Я должна просто лечь в больницу и сделать это. Потом думать буду, когда всё закончится. Когда ничего уже нельзя будет исправить.

Режиссер, Джон Форд, тщетно пытался отговорить Аву от прерывания беременности.

– Ава, не забывай, что ты замужем за католиком. Фрэнк очень расстроится. Насчет контракта не волнуйся – я тебя прикрою. Изменю расписание съемок. Сцены с твоим участием мы отснимем прежде, чем животик появится. Никто ничего не заметит и не узнает. Одумайся, Ава! Речь идет о человеческой жизни!

– Время эта жизнь выбрала неподходящее, – упиралась Ава. – Я не готова стать матерью. Мы не готовы стать родителями.

Форд сдался и двадцать третьего ноября отпустил Аву в Лондон. Ава тайно вылетела из Африки в сопровождении супруги оператора, Роберта Сертиза. Женщины забронировали номер в «Савое». Оттуда Ава направилась в частную клинику, где ее беременность была прервана оперативным путем. Еще лежа в больнице, Ава дала интервью журналу «Лук», охарактеризовав свое замужество как очень счастливое. Лишь близким друзьям репортер сообщил, что интервьюировал Аву вскоре после аборта. Для читателей журнала Ава Гарднер поправлялась после дизентерии.

Тем временем Фрэнк успешно прошел кинопробы. Ему досталась сцена, в которой Маджио швыряет игральные кости на бильярдный стол. Только Фрэнк бросил не кости, а оливки.

– Одна эта сцена, этот удачный экспромт гарантировали Фрэнку роль, – вспоминал Фред Циннеман в марте 1997 года, за пару лет до своей смерти.

Впрочем, в указанной сцене проверялись не только актерские способности Фрэнка. С какой стороны ни посмотри, это было главное прослушивание. Фрэнк, умудрившись вложить в театральный жест эмоции реального человека, выжал максимум из пятнадцатиминутной сцены. Персонаж по имени Маджио написан самыми мрачными красками; Синатра – человек и актер на грани отчаяния – вполне раскрыл этот образ.

Вспоминает продюсер Бадди Адлер.

– Я был уверен, что у Фрэнка шансов на эту роль нет, и даже не пошел смотреть пробы. И вдруг мне звонит Фред Циннеман и говорит: «Давай приезжай, тут у нас такое – глазам не поверишь. Я уже на камеру всё записал». Сам Фрэнк думал, что ему предложено еще раз прогнать всю сцену. Он был бесподобен. Я тогда сказал себе: если Синатра весь фильм будет так играть, «Оскар» нам обеспечен.

Фрэнку оставалось дождаться режиссерского решения, но перспективы были очень недурны.

Тут-то, во время ожидания, его и застала весть о том, что Аве сделалось дурно на съемках, и ее срочно доставили в Лондон и положили в больницу. По договоренности с Авой, доверенные лица назвали болезнь «тропической инфекцией» и приплюсовали к ней анемию. Беспокоясь о ребенке, Фрэнк метнулся в Лондон и обнаружил Аву в отеле «Савой». Она солгала ему, заверила: и с ней, и с малышом полный порядок.

Лишь в Африке, под Рождество, Ава созналась мужу, что сделала аборт. Фрэнк ушам своим не верил. Еще одно дитя уничтожено втайне от него! О чем только Ава думала?! Зачем она это сделала?! Ава не удостаивала мужа ответом, сохраняя столь знакомое ему непроницаемое выражение лица. Фрэнк ощущал полную беспомощность. Потом нехотя и весьма неубедительно Ава объяснила причины своего поступка. Весь разговор не занял и пятнадцати минут – Ава объявила, что устала и хочет побыть одна.

– Останься со мной, – молил Фрэнк. – Нам нужно всё обсудить.

– Нет, я пойду. Мне пора, – отрезала Ава. Впрочем, на пути к двери она всё-таки оглянулась и произнесла с тоской: – Пожалуйста, Фрэнк, постарайся меня не возненавидеть. Очень тебя прошу. Я просто не могла всё это выносить.

– Поздновато просишь, – скрипнул зубами Фрэнк.

– Похоже, возврата к прежнему не будет, – поделилась Ава с Люси Уэллман. Они-де с Фрэнком никогда через случившееся не перешагнут. – Я преступница! Я чудовище! – рыдала Ава в телефонную трубку. Люси посоветовала взять паузу, подумать, что для Авы главное в жизни на сегодняшний день, что именно ей нужно. Заметила, что Ава не только ребенка потеряла, но скорее всего еще и мужа.

– Ты права, – согласилась Ава. – Я разрушила остатки наших отношений. Может, даже нарочно, – добавила она, всхлипнув. И вдруг воскликнула, будто на нее озарение нашло: – Господи! Как по-твоему, Люси, я нарочно это сделала, да? Я нарочно разрушила наши отношения?

Люси сказала, что наверняка не знает, но, пожалуй, так и есть. Ава, не в силах продолжать разговор, повесила трубку.