10. ОАО «Издательство „Зоря“»

10. ОАО «Издательство „Зоря“»

Издательство «Зоря» — как оно называлось раньше, или просто «Зоря» как мы говорили между собой, — не надо путать с газетой «Зоря». Газета — это редакция, кучка людей, готовящих к выпуску номера какого-то периодического издания. А издательство, о котором речь, в советское время представляло собой типографию Обкома партии, где печаталась партийная периодика, газеты и брошюры. Сейчас же это было открытое акционерное общество со стопроцентной долей акций в госсобственности, превращенное в огромный издательско-полиграфический комплекс с почти тысячным трудовым коллективом. Здесь изготавливались любые печатные издания, в том числе ширпотреб — школьные тетради, плакаты и канцелярские товары.

Поехать туда мне пришлось по писательским делам — надо было взять для музея «Литературное Приднепровье» биографическую справку и книги одной слушательницы литературного семинара, которым я руководила. Девушка работала на «Зоре» дизайнером и не имела возможности отлучиться в рабочее время, чтобы привезти их мне.

Издательство это изначально, при проектировании своих корпусов, задумывалось широко, поэтому занимало громадную площадь с просто роскошными цехами, дворами и скверами. Достаточно сказать, что оно имело свои скважины, автономно снабжающие его водой. Это я говорю для примера того, как в советское время строили предприятия. Соответственно располагалось оно далеко от центра города — на левобережной окраине, в районе новостроек, где нашлась под него свободная территория. Места это были печальные, памятные кровопролитными боями в первые дни войны. В их песках полегли студенческие полки защитников города, сдерживающие наступление врага с тем, чтобы обеспечить эвакуацию в тыл местной промышленности. Свою задачу восемнадцати-двадцатилетние парни выполнили. Вечная им память!

Добираться туда следовало двумя видами транспорта, потом изрядно идти пешком вдоль кондитерской фабрики, картонажного комбината. И я долго откладывала поездку. Наконец музей, готовивший экспозицию изданных нашими «семинаристами» книг и требующий вовремя доставить все экспонаты, начал проявлять нетерпение. Надо было торопиться. Тем более что девушка была талантлива, стоила хлопот — не только писала хорошие детские сказки, но сама их иллюстрировала. Обойти ее не хотелось. Еще до нашего знакомства я видела ее книги на книжных ярмарках и теперь делала все необходимое, чтобы о ней знали читатели.

Поздней осенью 2004 года я решилась, позвонила, договорилась и поехала. Сделала все сразу, в один день. Мы встретились как старые знакомые, переговорили. Но вот Люда неожиданно спросила:

— Вы, кажется, работали на книжной типографии?

— Да, — кивнула я, не желая развивать тему, которая повергала меня в не радужные воспоминания.

— Кем?

— Разные должности занимала, — распространяться мне не хотелось, особенно о партийной работе, молодые этих рассказов уже не понимали. — Ведь я по образованию механик, а большую часть времени занимала там должность главного редактора, так что многие пути надо было пройти.

Моя собеседница даже встрепенулась:

— Правда? Значит, вы знаете издательскую работу?

Пришлось в двух словах объяснить, что эту работу я в совершенстве постигла еще до того, как создала на ДКТ издательское направление, которое по праву сама же и возглавила, и до того, как создала свою издательскую фирму.

— Тогда пойдемте к нашему замдиректора, — она резко встала и направилась к двери. — Вы нам нужны.

Мы поднялись этажом выше и зашли в кабинет, где сидел полный улыбчивый мужчина лет тридцати пяти. Это и был замдиректора. Людмила представила меня. Оказывается, «Зоря», совсем недавно разбогатев, приобрела книжную линию и организовала переплетный цех с современной технологией. Но издателя у них не было, а без такого человека книгу не сделаешь. Хотя технологами по книге они уже обзавелись в лице двух моих сотрудниц по ДКТ, но этого было не достаточно, ведь сделать книгу — это не просто отпечатать и переплести ее, книга начинается с рукописи, которую для печати еще надо было приготовить.

Мне предложили организовать издательско-редакционный отдел и запустить его в работу.

— Что вы! — начала я отнекиваться. — Уже девять лет прошло с тех пор, как закончилась моя полноценная трудовая деятельность. Я разбаловалась и не смогу целый день бегать по этажам.

— Да работайте по любому графику! — воскликнул замдиректора. — Вы нам только покажите что и как, а уж мы подхватим и сами будем стараться.

Предложение, внезапно обрушившееся на меня, было горячим и настойчивым, чем неимоверно искушало. В этот день я не смогла им ответить. Мне надо было посоветоваться с мужем, а я увидеть его уже не успевала — уезжала на неделю к маме. К тому же по своему обыкновению нервничала перед дорогой. Хорошо или плохо, но этот факт заставил меня попросить у них время на раздумья. Однако и завтра и послезавтра я понимала, что работать в таком отдалении от дома не смогу, мне просто не под силу были ежедневные дальние поездки. Словом, собиралась с мыслями я слишком долго, чтобы это походило на истинное намерение работать, — с того ноябрьского дня по наступившего в следующем году марта. И все это время меня ждали. Ну как было не согласиться?

Так почти через десять лет я вновь оказалась на типографии, пусть не на той, но в новом коллективе работало много моих бывших сотрудников. Это создавало иллюзию, что отнятое у меня прошлое вернулось. Первую неделю работы я посвятила знакомству с производством и коллективом, с новым оборудованием и технологиями, появившимися совсем недавно. Волновалась — справлюсь ли, все ли осилю.

Начала с переплетного цеха. Я знала, что начальником тут работает Раиса Ивановна Петлюк — бывшая переплетчица с ДКТ. В свое время я ее выделила из остальных рабочих и, хоть она была уже не первой молодости, рекомендовала в партию, потом в депутаты районного совета, потом надоумила учиться заочно, даже делала ей контрольные по физике. Мне нравились ее человеческие качества, основными из которых были опрятность и любовь к порядку, проявляющиеся во всем — во внешности, в работе, в отношении к данному слову. Многое можно вспомнить из той жизни незаметного, что казалось само собой разумеющимся, ведь в этом состояли мои обязанности — заботиться о рабочих, помогать им совершенствоваться, тем более что это совпадало с доминантой моей души.

Ясное дело, придя на «Зорю», Раиса Ивановна перетащила следом многих сотрудников с предыдущего места. Едва я вошла в цех, как они увидели меня и разом подбежали, подняв переполох и волны воздуха: приветствовали, жали руки, говорили что-то радостное и подбадривающее. Почувствовав запахи клеев, краски и бумаги, встретив радушный прием, я расчувствовалась и поспешила уйти, а дальше не выдержала — в длиннющем безлюдном проходе из цехов в офис остановилась и жутко плакала.

Проработала я там два с половиной года. Конечно, я уже не была первым лицом предприятия, не располагала официальным доверием всего коллектива, не в моих обязанностях было влиять на его работу, как раньше в качестве секретаря партбюро на ДКТ, поэтому я не чувствовала себя на коне. Лишний раз жизнь продемонстрировала истину: надо продвигаться не только вперед, но и вверх, иначе опадают крылья и мир теряет краски. И все же я сделала то, чего от меня ждали.

Отсутствие энтузиазма вызывалось еще одним обстоятельством. Я понимала, что проект Анатолия Ильича Полишко, директора «Зори», для осуществления которого меня пригласили поработать, созрел поздно, он потерял актуальность. Спрос на книгу не просто падал — бумажная книга отмирала. Таким оказалось веление времени. Мир завоевывала цифровая печать с ее качеством, оперативностью и… дороговизной. Но это уже никого не отпугивало, не волновало. Менялась культура общества, падал спрос на духовные ценности, бурно развивалась индустрия развлечений и массовая бумажная книга как источник воспитания и познания оказалась невостребованной, заказов на нее поступало все меньше, и были они малотиражные, невыгодные. Вместе с массовой книгой умирала и старая полиграфия — огромное ответвление целлюлозно-бумажной промышленности с самыми сложными по своей механике печатными машинами.

А затем в «Зорю» пришли новые хозяева, распрощались с Полишко А. И., заменили его не одним, а двумя директорами с каким-то непривычным разделением обязанностей, и закрыли все неэффективные виды деятельности, такие как издательство, выпуск своих рекламных газет, канцтоваров, и ограничились деятельностью советских времен — изготовлением газет на заказ редакций.

В отличие от многих сотрудников, которых просто коварно перестали загружать работой и тем поджимали к уходу по собственному желанию, меня уволили в соответствии с законом — в связи с реорганизацией производства и сокращением кадров — и выплатили положенные компенсации и пособия. Не знаю, сказалось ли в этом уважительное отношение к возрасту, или к уровню профессионализма. Новые директора, два совсем молодых парня, необыкновенно заряженных энергией, по-новому деловых, напружиненных, не расположенных считаться с подчиненными, при собеседовании со мной испытывали смущение и долго извинялись, что не в состоянии оставить на работе. Да. Мне тоже было жаль. И все же они на деле доказали, что не лукавят, выпустив к моему 60-летию двумя небольшими тиражами мои книги.

Уже после увольнения с «Зори» пришло известие, что моя рукопись отобрана для издания за счет бюджета — по государственной программе поддержки национального книгоиздания «Украинская книга». Это известие было как разрыв бомбы — и по неожиданности, и по оплате — в проекте был оговорен гонорар в сумме 15 тысяч долларов. Изготовление тиража поручалось самой крупной типографии по месту проживания автора — все той же «Зоре», и мое сотрудничество с этим предприятием продолжилось, в новом качестве, в качестве автора. К тому же этим заказом я немного помогла типографии финансово.

В связи с этим эпизодом я уволилась из «Приватбанка». Там я начала работать ответственной за изготовление пластиковых карточек сразу за тем, как мы с мужем отпраздновали свои юбилеи, — не устояла перед приглашением замдиректора Жовтневого отделения Л. А. Перервы.

На доводку рукописи и подготовки ее к изданию ушло два месяца. Затем, как не бывает по-другому, — появились сложности. Во-первых, оказалось, что «Зоря» так обескровлена специалистами, что не в состоянии изготовить электронный макет книги. Пришлось и это делать мне самой. Во-вторых, такой гонорар, который был записан в издательском договоре, понравился многим, желающим от него немного «откусить»… В итоге на руки я получила лишь его треть, что никак не умаляло праздника — все равно это было много, больше чем платят сейчас.

В плачевных условиях нынешнего книгоиздания, индифферентного отношения общества к литературе и вообще к истинным ценностям, конкуренции на программе «Украинская книга» это была даже не победа — это было нечто большее: мой итог, награда свыше за проявленные в ходе жизни профессионализм и мужество. Так я это объяснила для себя. Раньше это событие стало бы новым стартом, а теперь оно превратилась в букет цветов, в нечто символическое, от чего приятно, но за чем нет следствий.

Остались позади и эти волнения, книга вышла, с портретом моего отца на обложке, правда, вмонтированного в иллюстрацию, но все же…

Какое-то время я еще работала дома, частным образом редактировала и готовила к печати книги бывших клиентов, но скоро поток заказов иссяк, как и бывает, когда ты находишься не в струе. Тем более что струю перекрыли вообще. Так завершилась моя деятельность по второй специальности, приобретенной без обучения в вузе, а только на основе богатой практической деятельности.

Да и писательская стезя зарастает травами. Ведь это не писатель, кто не публикуется, а мне уже не достать до издателей — нет ни знакомых, ни сил их заводить, ни гарантий, что написанное мною увидит свет. А без этого и особенной настойчивости не возникает.

Планирую закончить свои воспоминания в задуманном объеме, а если повезет, то доведу до конца книгу о Марине Цветаевой, где постараюсь высказаться по темам, небезразличным для ума и души. О том и прошу еще мадам Судьбу и мистера Рока — доверенных лиц своего Создателя.

С упреком веку перемен и авторам потрясений, насылаемых на человечество, констатирую, что любая моя деятельность закончилась раньше положенных сроков: с первой, университетской, меня столкнула затеявшаяся судилищами перестройка, а со второй, приобретенной практической деятельностью, — взятый ею курс не на развитие, а на потребление, на фактическое уничтожение духовности. Мой пример — типичный для многих современников.