1969 год

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1969 год

ИЗ ЗАПИСОК ПОДОЛЬСКОГО.

Весь 1969 год прошел в попытках включить книгу Лунца в план издательства на 1970 год. О том, как вести эту борьбу, между членами комиссии проявились разные точки зрения. Они постепенно привели к разногласиям между мной и Слонимским. Возникший спор стал предметом обсуждения внутри комиссии. За весь год не удалось организовать встречи членов комиссии, чтобы на заседании обсудить трудные вопросы отношений наших с издательством. Поэтому переписка и разговоры — личные и по телефону — были средствами обсуждения этих вопросов.

30 января. ШКЛОВСКИЙ — СЛОНИМСКОМУ.

<…> Читаю письма Лунца. Какая прелесть! Какая на свете (на нашем свете) была светлая дружба. <…> Написал письмо Тихонов С. Подольскому, что надо хлопотать помещение в план книги Лунца.

Для этого нужны пустяки:

1) Ты пишешь Коле

2) Коля передает письмо Косте

3) Костя пишет на письме резолюцию на имя Николая Васильевича свет Люсючевского[1396]. Пишет в углу. Люсючевский включает книгу в план резерва.

Письмо можно написать так. Товарищи (очевидно, я и остальные члены Комиссии) обеспокоены тем, что книга не попала в план 1970 года. Книга составлена, я из нее выкинул (или не выкинул) такую-то статью. Книга получилась памятник дружбы. В ней видно, как относился М. Горький к писателям первого советского поколения. Я (Миша Слонимский) из Ленинграда сделать ничего не могу. Книге нужно место в плане. Потом будет поздно. Напомни (пишешь Коле) Косте, чтобы он напомнил Н. В. Люсечевскому[1397] об обещании.

Вот какие сложные семейные дела.

Все правильно, но чуть-чуть бюрократично.

Но необходимо.

Здесь впервые в переписке возникает недоброй памяти имя Н. В. Лесючевского (1908–1978) — многолетнего и всесильного директора издательства «Советский писатель», профессионального стукача, служившего в 1930-е годы консультантом НКВД в Ленинграде. Его доносы на Заболоцкого и Б. Корнилова привели к аресту поэтов. В своей издательской деятельности[1398] Лесючевский последовательно выполнял явные и тайные пожелания своих могущественных хозяев, зарубив на корню массу замечательных книг. В этом ему самоотверженно помогала главный редактор издательства В. М. Карпова, чье имя также встретится в переписке Серапионов. То, что Шкловский переврал фамилию Лесючевского, скорей всего, отражало его отношение к мерзавцу, от которого он зависел. Бороться с Лесючевским было почти безнадежным делом (кажется, это удавалось одному лишь Илье Эренбургу, заставившему Старую площадь потребовать от Лесючевского выпустить его «Французские тетради» без купюр, на которых директор издательства настаивал. Но то был Эренбург…).

13 февраля. ШКЛОВСКИЙ — СЛОНИМСКОМУ.

<…> У тебя непрерывный пожар.

Я подписал твою бумажку и переотправил ее заказным письмом к Константину Александровичу Федину. Конечно, он «ты». Но «ты» персональное. Письмо мое написано на «ты» с персональным выхухолевым уважением. Мне его жалко. Он хороший (потенциально) писатель <…> У меня собирался инсульт, но меня откололи от него. Так отгораживают слонов в зоопарке <…> Все хорошо. Рельсы еще не сходятся в перспективе.

Будем делать, что надо, и пусть будет, что будет. <…>

У тебя все хорошо. Сиди в Комарове, читай Зощенко, пиши.

25 марта. ШКЛОВСКИЙ — СЛОНИМСКОМУ.

<…> Наконец получил письмо от Федина. Он пишет (передай Подольскому):

«Слонимскому отвечу. С Ник. Тихоновым поговорю, повидаюсь. Вообще Лунца хотел бы увидеть, как хочешь его ты. Подольский прислал мне перевод англичанина Гари Керна — книгу о Лунце. При множестве ошибок много интересного. Я все не соберусь поблагодарить Подольского: вечный должник».

Дело в производстве, но под сукном. Вероятно, ты уже получил его письмо.

Болел. Ел супростин с хлебом…

Твой Шкловский 76 лет.

Не робейте. Мы пишем хорошие последние строфы.

27 марта. ФЕДИН — СЛОНИМСКОМУ.

<…> О книге Лунца буду говорить в «Сов. писателе». Ты знаешь ведь, тормоза тут будут на всяком шагу. Но думается, терять надежду на успех нельзя.

Письмо Комиссии за двумя подписями — твоей и Виктора Шкловского — получил; попрошу подписать Тихонова и (со своей просьбой) вручу Лесючевскому. Виктору обещал так же — как тебе — сделать, что в силах.

КАВЕРИН. «Эпилог».

Федин, в растраченной душе которого еще брезжила память о покойном друге, лично просил Лесючевского издать сборник, хотя, как председатель правления Союза писателей, на административной лестнице стоял бесконечно выше его. Об этом рассказывал мне сам Лесючевский в минутном припадке искательной откровенности, которые иногда случались у этого человека. <…> Когда я принимал участие в ревизионной комиссии Союза писателей, проверявшей деятельность «Советского писателя», мне удалось разгадать несложную комбинацию, с помощью которой Лесючевский и Карпова возвращали «неугодным» авторам их книги. Карпова заказывала рецензию, заранее подсказывая ее содержание, а если попадался напористый литератор или книга не могла вызвать никаких возражений, заказывалась вторая рецензия, потом третья, четвертая и так далее <…> Такой же тернистый путь предстоял сборнику Лунца, с той разницей, что в этом случае издательство вынуждено было действовать осторожно — тянуть, врать, отделываться неопределенными ответами и т. д. Упорным попыткам утопить книгу Лунца надо было противопоставить еще более упорные попытки спасти ее[1399].

В июле 1969 года в советской печати была развернута кампания травли и дискредитации руководимого Александром Твардовским «Нового мира». Тон и методы этой кампании были таковы, что даже Федин (формально член редколлегии «Нового мира»), отказавшийся подписать ответное письмо редколлегии журнала, все же одобрил редакционную статью «Нового мира», в которой аргументированно оспаривались нападки на журнал[1400]. Чем дальше заходила кампания придушения полусвободного слова в стране, тем менее уютно чувствовали себя в делах лунцевской Комиссии Федин и Тихонов, и тем меньше шансов оставалось ждать от них прямых действий в поддержку издания книги Лунца.

11 сентября. СЛОНИМСКИЙ — ФЕДИНУ.

<…> Хочу известить Тебя о положении дел с изданием книги Лунца. Я получил весьма неблагоприятные (пока еще неофициальные) сведения о судьбе книги в «Сов. писателе». Рецензии (правда, с признанием таланта), как мне сообщили, — отрицательные. Издание книги признается несвоевременным. Все это — предварительно. Лесючевский, как меня известили, не читал и слова своего не сказал. На заседании Центрального Правления вопрос этот не стоял. Я опасаюсь, что обращение мое в издательство с официальным запросом могло бы только ускорить возврат книги. И вот, я пришел к заключению, что пока что надо постараться, чтобы книга Лунца не была официально возвращена, чтобы она продолжала числиться на рассмотрении издательства. Надо постараться, чтобы окончательное решение было отложено — отложено до лета 1970 года, когда Центральное Правление издательства соберется для обсуждения плана 1971 года. Надо выиграть время. Так мне кажется сейчас, так я написал и членам комиссии (с просьбой высказать свои соображения), об этом же просил работника издательства, сообщившего мне о положении дела. Не хочу Тебя, и без того перегруженного, нагружать еще. Но может быть Ты что-нибудь посоветуешь?

Правилен ли мой план действий? Во всяком случае, информировать Тебя я счел необходимым.

КАВЕРИН. «Эпилог».

Первым испугался Слонимский, причем, подобно прогрессивному параличу, это был прогрессивный испуг. Сперва он стал отделываться от Подольского, что было почти невозможно, потому что последний, с его старомодной принципиальностью, просто не понимал его. Потом он стал отказываться от председательства, а когда Подольский с завидной для старого человека энергией, начал уговаривать Слонимского, тот ответил на уговоры грубым письмом[1401].

ПОДОЛЬСКИЙ — КАВЕРИН (телефонный разговор).

П.: Слонимский снова отказывается от председательствования. Какой-то припадок страха. Позорно? Но что делать? Или придется найти другого председателя, или…

К. (прерывая): Этого нельзя допустить. Нового придется оформлять через Секретариат. Поднимутся разговоры о причинах… А это вызовет цепную реакцию. Какая бы ни была причина — все равно факт раскола налицо. А издательству этого только и нужно… Когда я был по своим делам у Карповой, она сказала, неужели у вас в комиссии нет разногласий, и не очень поверила мне, когда я сказал, что комиссия единодушна и дружно работает… Посоветуйтесь со Шкловским и Тихоновым. Может быть, втроем вы как-нибудь успокоите Михаила Леонидовича?[1402]

КАВЕРИН. Эпилог.

Вторым испугался Тихонов. Подольский передал ему мою просьбу о письме, подписанном всеми членами комиссии, но он отклонил это предложение и на вопрос: «Что же делать?» — ответил: «Ничего не делать. В издательстве идет подготовка к ленинскому юбилею»[1403].

31 октября. ФЕДИН — СЛОНИМСКОМУ.

<…> Я согласен с тобой, что лучше не «форсировать» решение издательства о книге Лунца. Лесючевского до последнего времени все еще не было на месте (он долго и сложно болел). Я собираюсь на будущей неделе в издательство по разным (писательским, конечно) делам и тогда переговорю, посоветуюсь о книге Лунца — видно будет — с кем и как, чтобы не усложнять положения, не ставить на книге креста.