1970 год

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1970 год

В январе — феврале Старая площадь была занята изгнанием Твардовского из «Нового мира». В качестве повода для расправы использовали публикацию на Западе поэмы Твардовского «По праву памяти». А Кондратович приводит слова Твардовского, сказанные ближайшему другу Федина писателю И. Соколову-Микитову: «Все зависит от К. А., а он и пальцем не хочет пошевельнуть»[1404]. 3 февраля Федин вел заседание Секретариата Союза писателей, решившее судьбу редколлегии «Нового мира» («Все решили без меня, — возмущался Твардовский. — Константин Александрович Федин решил. Он председательствовал»[1405]). Федин, заявлявший еще недавно, что если Твардовскому придется уйти из журнала, то и он не останется в редколлегии, разумеется, и после разгрома журнала остался членом новой редколлегии.

6 января. ТИХОНОВ — ПОДОЛЬСКОМУ.

<…> Я получил Ваше письмо и проект письма в издательство «Советский писатель». Конечно, книга Лунца в конце концов, я не сомневаюсь, увидит свет, но сейчас, мне кажется, надо отложить обращение комиссии в издательство и вот почему. Как стало известно, Николай Васильевич Лесючевский в настоящее время болен и лежит в больнице Института кардиологии, и вряд ли он имеет возможность заниматься делами издательства. Издательство же должно выполнять утвержденный план 1970 года в трудных условиях, имея дело с сокращением бумажных лимитов и, следовательно, и количества изданий. А между тем, год юбилейный и требует выполнения плана в расширенном виде. Почему мне и кажется, что в деловые отношения по книге Лунца издательство сможет вступить не сейчас, в самый разгар изданий 1970 года, а несколько позже, скажем — после выхода юбилейных изданий, т. е. где-то ближе к осени, когда положение с планом 1970 года будет более ясным. Представленное сейчас в издательство наше обращение будет лежать, дожидаясь лучших времен. Так мне кажется…

12 февраля. ТИХОНОВ — ПОДОЛЬСКОМУ.

<…> Из Вашего разговора с В. М. Карповой выяснилось, что в издательстве, по словам Карповой, сложилось мнение у членов Правления, читавших книгу, мнение пока еще не выраженное в официальном постановлении Правления, что сочинения Лунца издавать не нужно. Естественно, что сейчас нужно выяснить отношение издательства к изданию книги Лунца. К сожалению, Н. В. Лесючевский еще болен и не работает, но можно было бы выяснить хотя бы основные положения отзывов членов Правления, читавших книгу. Может быть, эти разногласия могут быть устранены после бесед с товарищами из издательства и тогда дело ясно. Если это не удастся, тогда, конечно, всем придется заняться Союзу писателей. Комиссия, конечно, должна определить свое отношение ко всему этому, надо прочитать отзывы членов Правления. Это можно особо и не откладывать.

23 февраля. С. М. СЛОНИМСКИЙ — ПОДОЛЬСКОМУ.

Папа упал, ушибся сильно, лежит в Комарово с высокой температурой и сильными болями. Неделю две он не может отвечать на письма и заниматься делами. Ваше письмо я ему передам.

16 марта по настоянию Подольского и Каверина и вопреки сопротивлению литначальства состоялся доклад о работе лунцевской Комиссии на бюро секции критики и литературоведения московской писательской организации.

КАВЕРИН. «Эпилог».

Почти никто не явился на бюро, в комнате едва ли было больше пяти-шести человек. Все же я сделал доклад, а Подольский — сообщение о биографии Лунца. Решение поддержать сборник состоялось после умного и содержательного выступления Вл. Огнева, высоко оценившего деятельность Лунца. «Из всех возможных форм помощи было избрано обращение к К. А. Федину», — пишет Подольский, не подозревая, что и Федин ничего не может сделать в «изменившейся обстановке»[1406].

23 апреля. СЛОНИМСКИЙ — ФЕДИНУ.

<…> Я толком ничего не знаю о том, что делает московская часть Комиссии по Лунцу. Тебе это расскажет Тихонов. Болезни (перелом был мучительный) оторвали меня от всех дел, и я сам не знаю всех подробностей. Но я узнал, что Лесючевский сидит на своем посту. И вот, хочу Тебя просить. Может быть Ты сможешь переговорить с ним о книге Лунца. Ее можно и перепланировать, вообще еще раз обдумать — только бы не вернули! <здесь и далее в этом письме курсивом выделено подчеркнутое Фединым по прочтении письма красным карандашом — Б.Ф.> Это долг совести, и я ужасно боюсь решительной неудачи. Кто позаботится об этой книге так, как можем мы?.. У Тебя — авторитет, вес, с Тобой считаются. Пожалуйста подумай, сделай что возможно для Лёвиной книги. Поговори с Лесючевским. Ослабел жутко от этих трех месяцев хворостей и письмо пишу обессиленный, но Ты сам понимаешь всю силу моих эмоций. Сделай что можешь для Лёвиной книги!

27 апреля. ФЕДИН — СЛОНИМСКОМУ.

<…> В письме твоем есть нечто вроде заклинания: аминь, аминь — рассыпься! Это фраза, касающаяся рукописи Лунца, ее судьбы в портфеле издательства. Представь себе! Недели полторы назад, то есть числа 15–16 с<его>/месяца состоялась у меня встреча с Н. Лесючевским, посвященная разным издательским делам. В разговоре участвовал еще только С. Сартаков, но и он уже «откололся» от беседы, когда я заговорил о судьбе книги Лунца. Лесючевский сказал мне, что отзывы складываются для рукописи Лунца неблагоприятно и если теперь ставить ее на обсуждение ред-совета «Сов. писателя», то результат будет неизбежно отрицательным. Я, в свое время, настаивал на передачу рассмотрения книги в Редсовет, но тут, прикидывая всю обстановку, складывающуюся с редпланами, а также — особенности «биографии» книги, я решил не форсировать передачу ее в редсовет. Разговор с Лесючевским закончился его и моим согласием — не передавать сейчас книгу ред-совету, отложив это на какое-то время. Таким образом, не зная даже о «твоем предложении» — «перепланировать», «обдумать еще раз» — что следует предпринять ради издания книги, мы остановились на решении повременить.

Получив позавчера твое письмо, я изумился совпадению выводов и особенно — твоему заклинанию: «… — только бы не вернули (рукопись)!». Это звучит простым вариантом заключения Лесючевского: «Если редсовет рукопись отвергнет, дело кончено!». Поэтому давай, Миша, подождем. А о возможной «перепланировке» ты подумай, чтобы быть готовым ее предложить.

4 мая. СЛОНИМСКИЙ — ФЕДИНУ.

<…> С болезнями не сговориться <…> А вот с издательством «Советский писатель» можно будет, надеюсь, договориться. Да, я думаю тоже, что сейчас надо повременить. Это, пожалуй, самое полезное, что в данный момент можно сделать для издания книги. Из Ленинграда мне видно так, как Тебе. <…> Надеялся, что буду на съезде[1407], но болезнь помешала. Поэтому волнение насчет книги Лунца усиливается. Таковы дела. Тебе спасибо за переговоры. Они сильно прояснили положение. И уже хорошо то, что не угрожает сейчас возврат. Но когда можно будет издать Лунца? Когда?!.. Поживем — увидим.

14 мая. ФЕДИН — СЛОНИМСКОМУ.

<…> Насчет Лунца тревога твоя понятна мне — я сам не знаю покоя с вопросом что же делать? Буду говорить пообстоятельнее с гл. редактором «Сов. пис.» — В. М. Карповой.

Читая эти письма, трудно отделаться от ощущения, что присутствуешь на спектакле в театре абсурда. Однако наберемся сил и дослушаем наших героев до конца.

17 мая. ТИХОНОВ — СЛОНИМСКОМУ.

<…> Да, после юбилейных высоких дней начались обычные будни и кругом дела и заботы. Я тут болел — переутомился, как черт. Сейчас в Центральной Избирательной Комиссии, выезжаю на встречи с избирателями и поэтому вернусь в Москву только в самом конце июня. Поэтому хочу написать о книге Лунца сейчас, до отъезда. Я согласен с тобой, что надо «повременить», чтобы поспешностью не испортить дела, а кроме того, действительно надо подумать о некоторой «перепланировке», так как следует давать Редсовету уже с большей уверенностью. Мне кажется, что ты, как председатель Комиссии, посмотришь еще раз материал и скажешь нам — членам Комиссии — свое слово. А мы, в свою очередь, тоже подумаем и потом сведем наши соображения в единое решение. Я летом никуда не уезжаю, мне нужен отдых и я буду в Переделкине, и Федин, по-моему, тоже.

Мне кажется, что в конце концов книга будет, только не надо с ней торопиться. Если сейчас дать Редсовету, то он может ее отвергнуть в таком виде. Посмотри, пожалуйста, еще раз послесловие Подольского…

22 мая. ТИХОНОВ — ПОДОЛЬСКОМУ.

<…> По возвращении в Москву я, имея полное представление о состоянии наших дел с изданием книги Лунца, увижусь с К. А. Фединым и договорюсь с ним и узнав его мнение, имея на руках письмо М. Л. Слонимского и ваше, напишу Вам незамедлительно о своих дальнейших соображениях. Я не сомневаюсь, что книга будет, но по дороге к изданию надо не спеша разобраться — время есть, ничего не упущено, но я оказался прав и со мной согласились в свое время, когда высказывал предположение, что надо чуть обождать, чтобы разобраться с книгой в издательском плане после всех больших юбилеев, так видимо и будет.

6 июля. ФЕДИН — СЛОНИМСКОМУ.

<…> Незадолго до отъезда сюда[1408] я, наконец, встретился с директором и главным редактором издательства «Сов. писатель». Разговор с Ник. Вас. Лесючевским и Валент. Мих. Карповой о книге Лунца закончился согласием продлить то состояние «нерешенности» вопроса, в каком он находился и ранее — после первой встречи моей с Н. В. Лесючевским (о чем я тебе писал тогда же). В эту встречу я узнал от названных товарищей, что редакция издательства располагает двумя рецензиями на рукопись Лунца, принадлежащими М. Храпченку[1409] и Евг. Книпович[1410]. Обе они «отрицательные». Если поставить вопрос об издании книги на рассмотрение Редсовета, то двух этих голосов будет достаточно, чтобы книга не увидела света. Мне не удалось склонить главред’а и зав. издательства к тому, чтобы дать рукопись на отзыв еще двум рецензентам: они «не видят» таких кандидатов, которые могли бы отозваться о рукописи положительно (на мой взгляд — и не очень хотели бы видеть таковых).

Я избрал такой путь к дальнейшему «продвижению» дела: издательство не ставит на обсуждение рукопись Лунца, пока составители ее не пересмотрят содержание вновь, о чем писал ты мне, обдумывая «перепланировку» Левиной книги, исходя из основной идеи издания — воскресить художника Лунца.

Н. В. Лесючевский собирался поехать в Ленинград, да может быть уже и побывал там. Я просил его непременно повидаться с тобой и поговорить, о чем и как велся с ним и Карповой разговор, на том пока дело и остановлено.

9 июля. ТИХОНОВ — СЛОНИМСКОМУ.

<…>Хочу сообщить тебе, что недавно мне позвонил Веня Каверин и сказал следующее: по его мнению, и с ним вероятно согласятся все, книга Лунца в таком виде, как она сейчас, в издательстве «Советский писатель» не пройдет. Целый ряд обстоятельств свидетельствует об этом. Поэтому у него явилось такое предложение. Взять книгу из издательства и переработать ее, т. е. перераспределить материал, удалив оттуда некоторые произведения и полемику, которая сегодня не звучит. Я ответил ему на это, что совершенно согласен с этим предложением, и что пусть он попробует единолично привести книгу в новый порядок, т. е. подготовить ее к изданию заново. Он сказал, что для взятия книги из издательства надо согласие членов комиссии. Я сказал, что достаточно чтобы он переговорил или написал тебе об этом и ты, как возглавляющий комиссию, можешь попросить рукопись и тут не надо никакого бумажного словопрения. Дело простое и ясное.

Не знаю, звонил тебе Каверин или написал? Во всяком случае, книга Лунца будет, конечно, издана, но надо, чтобы она не стала какой-то ненужно полемической. Пусть она останется собранием произведений молодого талантливого, много подававшего надежд, литератора. Каверин добавил, что в Италии книга Лунца вышла, заключая только пьесы, и никакие его статьи не помещены. Напиши мне, пожалуйста, как ты относишься к этому варианту? Я получил творческий отпуск — мое переутомление достигло высшей степени — но я буду в Переделкине, а писать ты можешь в Москву.

22 сентября. ТИХОНОВ — СЛОНИМСКОМУ.

<…> Вот уже осень на дворе. Листья летят и дни летят, и всякие дела тоже. Ну, с рукописью Лунца все стало в ином порядке. Я получил от Подольского текст обращения в Издательство. Подписанное и тобой, сам подписал и отправил Подольскому, а там уж рукопись возьмут из издательства и начнется работа над новым вариантом. Тут время терпит.

26 ноября. ТИХОНОВ — ПОДОЛЬСКОМУ.

<…> Надо снять со сборника Лунца «Хождение»[1411]… Это было написано в пору молодости и носило характер злой, но шутливой пародии. Сейчас большей половины действующих лип этой пародии нет в живых и при этих обстоятельствах произведение это теряет всякий смысл, даже шуточный. <…> Во-вторых, мне удивительно исчезновение М. Л. Слонимского из состава комиссии. Почему он ушел? М. б. есть объяснения этому? Мне было бы интересно, если бы я получил по этому вопросу какие-то объяснения.

30 декабря. ФЕДИН — СЛОНИМСКОМУ.

<…> А что ты, Миша, скажешь насчет близящегося 1-го февраля? <…> Независимо от каких-либо дат, надо снова обменяться впечатлениями от судьбы книги Лунца, пересмотренной ныне Подольским и не дождавшейся еще никакого ясного отзыва.