ЛИТЕРАТУРНАЯ СРЕДА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЛИТЕРАТУРНАЯ СРЕДА

Не только молодежные литературные объединения стали средой, в которой жил молодой писатель Артем Веселый. С начала 1920-х годов он вошел в круг старших известных литераторов.

«Из рассказов Артема о литературной жизни в Москве, — вспоминал ростовский писатель Павел Максимов, — было видно, что наиболее близкими ему людьми из писателей были Н. Н. Ляшко, А. С. Новиков-Прибой (которых он всегда уважительно называл не иначе как Николай Николаевич и Алексей Силыч), Феоктист Березовский, В. М. Бахметьев, Л. Н. Сейфуллина (ее он по-приятельски называл Сейфулихой)» 1.

Артем знакомится с Маяковским, тот дважды печатает его в журнале ЛЕФ 2.

Из воспоминаний Ольги Миненко-Орловской

Помнится, осенью 24 года Артем повел меня к Фурманову[28] на литературную вечеринку. Я видела Фурманова еще в Чапаевской дивизии в девятнадцатом году и несколько раз в Самаре. Вместе с Артемом мы прочли первый вариант «Чапаева».

В маленькой квартирке Фурманова в Нащокинском переулке мы появились первыми из приглашенных. Дмитрий Андреевич вышел к нам своей быстрой и легкой походкой, в штатском платье (таким я его еще не видала), по-прежнему юношески стройный и как будто даже помолодевший против девятнадцатого года. Он посмотрел на нас веселыми внимательными глазами и, пожимая руки, сказал с упреком:

— Вы, самые аккуратные, все же опоздали на шесть минут.

— Шесть минут — это чепуха, — сказал Артем, — я дни и месяцы пускаю по ветру.

Фурманов возмутился.

— Это преступленье, — сказал он. […]

Месяца два спустя Артем писал мне в Воронеж, где я училась в университете: «Работаю, как черт. Не выхожу из библиотек. Читаю о прошлом, чтобы осознать лучше сегодняшнюю действительность. Что-то делается со мной странное. С некоторых пор не могу слышать тиканья часов: физически ощущаю, как бегут минуты, и каждую жаль, хочется удержать. Все кажется, что я не успею сделать что-то важное…» 3

В другой раз Ольга Ксенофонтовна вспоминала:

Зимой 1924 года из Москвы от Артема пришло письмо: «Роман закончен. Срочно требуется твое карающее перо. Приезжай. Режь, прессуй, просеивай через сито».

Необоснованное право резать и прессовать свое творчество Артем предоставил мне еще с 1918 года, когда я, в свои семнадцать лет, была литературным правщиком в самарской газете, а он, тогда еще полуграмотный парень, начинал пробовать в печати свое «дикое перо»[29], брал первые ноты «Большого запева»[30].

«Впрочем, — писал Артем, — тебе едва ли удастся разгуляться по страницам „Страны родной“.[…] „Страна родная“ — моя первая серьезная вещь и большая победа».

Я знала Артема, всегда остро неудовлетворенного своими вещами. На этот раз письмо дышало радостным возбуждением и творческой удачей.

Однако, когда две недели спустя я перешагнула порог его полутемной, узкой комнаты, я застала его совсем в другом настроении.[…]

— А насчет романа, Ольга, я тебе наврал. Никакой там особой победы нет. Какая там победа! И боя не было. Еще только маневры. Опять сырье и хаос. Размахнулся широко, гребнул мелко.

Я сказала, что это его фантазия и ненужное самобичевание.

Он ответил:

— Не думай, я зря себя не хаю. — И добавил, засияв глазами: — Вот Серафимович написал на ту же тему. Это вещь! Взлет к бессмертию! Слезы выжимает. Хорошие думы родит.

Он не дал мне даже отдохнуть с дороги, натянул на себя матросский бушлат, в котором ходил — грудь нараспашку — в двадцатиградусные морозы, и потащил меня к Серафимовичу.

Уже две ночи перед этим пропадал Артем у Серафимовича, слушая «Железный поток». На сегодня сговорились закончить чтение. […]

У Серафимовича были неожиданные гости. Я чувствовала, что мы пришли не вовремя. Но Артем сел в кресло, не обращая внимания на гостей, и заявил, что он не сдвинется с места, пока не дослушает конца романа, тем более, что он специально привел своего «критика-литературоведа», которому надо зарядиться пролетарским духом, раньше, чем приступить к разгрому «Страны родной».[…]

Александр Серафимович решительно не хотел в этот раз заняться чтением романа. Он дал Артему недочитанные главы, напечатанные на машинке, с условием вернуть на следующий день.

Всю ночь громыхал Артем, читая вслух страницы романа. Иногда он вскакивал и тяжелой походкой ходил по комнате. Он останавливался передо мной и, упираясь в меня невидящими глазами, спрашивал:

— Ты слышишь, Ольга, как они идут, идут… Ты видишь это человеческое море с босыми солдатами, почерневшими до костей, с младенцами, с бабами Горпинами… Буйное людское море в железных берегах. Вот этих-то берегов и не хватает мне!

Желая его успокоить, я сказала что-то о молодости, которая не любит скрупулезно думать.

Он засмеялся:

— Молодость! Хороша молодость в двадцать четыре года! Добролюбов в эти годы уже оттворил и помер. Нет, видно, прав Александр Серафимович, я еще сам не взял себя как надо под уздцы, по-настоящему в порядок не включился. Все на классовый нюх надеемся… А писателю нужны точные знания всех наук о человеке. 6

Еще будучи студентом Московского университета, Артем Веселый, объясняя задолженность по зачетам, писал в деканат:

Моя литературная работа за 1925 г.:

«Красная молодежь» № 2 — отрывок из повести [ «Хомутово село»]

«Красная Новь» № 3 — тож [ «Страна родная» («Окно первое»)]

ЛЕФ № 3 — тож [ «Вольница. Буй»]

Альманах Недра № 7 — роман «Страна родная»

Реки огненные — отдельное издание

Книга рассказов выходит зимой

Роман = Страна родная = выходит отдельным изданием.

С 1930 года Артем Веселый стал постоянным посетителем литературного общества «Никитинские субботники».

В доме литературоведа Евдоксии Федоровны Никитиной регулярно, начиная с 1914 года, собирались писатели, читали свои новые произведения.

«Никитинские субботники» посещали А. В. Луначарский, Андрей Белый, Иван Новиков, Всеволод Иванов, Лидия Сейфуллина, Пантелеймон Романов, Николай Ляшко, А. С. Новиков-Прибой, Александр Фадеев, Леонид Леонов.

Осенью 1930 года на двух заседаниях «Субботников» Артем Веселый читал отрывки из «Гуляй Волги».

В обсуждении романа участвовали литературовед Дмитрий Благой, поэт Сергей Городецкий, историк литературы Сергей Шувалов, писатель Иван Новиков, Анатолий Луначарский (сын наркома просвещения) и некоторые другие. 7

Евдоксия Федоровна Никитина посвятила Артему Веселому статью в книге «Беллетристы-современники».

«Задача исследователя, стремящегося указать определенное место в современной литературе творчеству Артема Веселого, очень трудна, — пишет Никитина. — Конечно ни один критик не станет отрицать таланта писателя и его роста» 8.

Судя по дарственным надписям на книгах, подаренных Артемом Евдоксии Федоровне, у них сложились дружеские отношения.

Евдоксии Федоровне Никитиной

мои радостные опыты.

1930 октябрь

АРТЕМ

[ «Пирующая весна»]

Евдоксии Федоровне

додарок

1930 ноябрь

АРТЕМ

[ «Страна родная»]

Евдоксии Федоровне Никитиной —

словолюбке и по=читательнице

красного письма

1931 весна

АРТЕМ

[ «Большой запев»]

Дорогой Евдоксии Федоровне

чем богат, тем и рад

ноябрь 1932

АРТЕМ

[ «Россия, кровью умытая»]

Дорогой Евдоксии Федоровне Никитиной

ливень моего сердца

автор

авг. 1933

[ «Гуляй Волга»]

Близким другом Артема был Алексей Крученых[31].

Крученых — на 13 лет старше. Иной раз Артем шутливо называл его «дядюшкой». Ко времени их знакомства в 1923 году Крученых был известным поэтом, Артем — автором лишь одной повести и нескольких рассказов. Но Крученых увидел самобытный талант молодого писателя; футуристу-словотворцу импонировал смелый подход Артема к работе над языком.

«Литературный и народный язык, неологизмы, блатные и звукоподражательные словечки — все свежо и задорно! — писал он в книге „Заумный язык…“ […] — У Артема полновесна каждая строчка, хочется ее перечитывать по нескольку раз» 9.

Артем и Крученых часто встречались, посылали друг другу коротенькие записки с приглашением вместе пообедать или просто повидаться.

Выразительны надписи на книгах, сделанные Артемом:

А. Крученых

сартоморталисту слов

1925 г.

А. Крученых — золотослову

1926 г.

Знаменосцу старого, но

не старящегося

футуризма

А. Круче

ны

ху.

1927 г.

Алику Крученых.

Другу верному и неизменному.

1932 г.

Миленький Хорошенький,

Крученых Алешенька

(из моей поэмы).

Лежу в больнице,

где бледны лица.

Некое десятилетие[32].

(1934 г.)

На экземпляре «Гуляй Волги», вышедшей третьим изданием:

Алику Крученых —

многословному потомку

славных разбойников —

дарю книгу сию,

доработанную

8 новыми страницами.

1934, октябрь.

Артем весьма оригинально указывает адресат на открытке, посланной им из Ялты:

Москва, центр. Мясницкая 21, кв. 51

Славному поэту А. Крученыху.

Привет тебе краснослов и страстно — причудник поэтических страстей. Я лентяйничаю, [слово неразборчиво под почтовым штемпелем] в подражание Велемировскому «Саду» задумал поэму, разумеется, в прозе. Недели через три — увидимся, приеду в Москву.

9 апр.1928

На всю жизнь их связали, кроме взаимной симпатии, общие литературные пристрастия. И, прежде всего, любовь к Хлебникову.

Крученых ввел Артема в «Группу друзей Хлебникова».

Юбилей нового литературного течения Крученых отметил изданием сборника «15 лет русского футуризма» (1928 год).

Вступление к сборнику написал Артем Веселый:

ПРИЗЫВ

Велимира Хлебникова знают немногие, и те немногие знают о поэте немногое: чудак, каббалист, человек не от мира сего, десяток случайных стихотворений, одна-другая сплетня — этим круг познаний замыкается.

(Если Хлебникова мало знали и раньше, то современная молодежь и вовсе понятия не имеет об этом изумительном поэте)[33].

Мудреного мало — Хлебникова не печатают…

Хлебников — фантаст с глазами ребенка.

Хлебников — поэт орлиного размаха.

Хлебников — шахматист слова …

Хлебников — инженер стихотворного дела.

Хлебников — зерно человека будущего […]

Долг всех товарищей, лично знавших Хлебникова, выбрасывать ракеты его строк в свет.

Кто не может печатать, пусть присылает весь материал А. Крученых […]

Гизы[34] не печатают, когда сможем, напечатаем сами.

Крученых уже выпустил 5 книг Хлебникова.

Артем Веселый

12 октября 1927 г. 10

Знавшие Хлебникова рассказывали об удивительно небрежном отношении создателя русского футуризма к своим рукописям. Он складывал листки со стихами в наволочку либо мешок, теряя их в постоянных переездах, и, не заботясь об авторском праве, не участвовал в публикации своих стихов в разных сборниках, журналах и газетах. Разыскивать рассеянные повсюду творения Хлебникова было непросто.

Тираж каждого выпуска «Неизданного Хлебникова» был невелик — 95–150 нумерованных экземпляров. Среди добровольцев, переписывавших тексты для стеклографа, были Н. Асеев, Артем Веселый, Василий Каменский, Валентин Катаев, А. Кручных, П. Незнамов, Юрий Олеша, Борис Пастернак, Татьяна Толстая. Художники К. Зданевич, И. Клюн, И. Терентьев оформляли обложки и иллюстрировали отдельные выпуски.

Члены «Группы друзей Хлебникова» призывали продолжать поиски наследия поэта.

В предисловии к 23 выпуску друзья Хлебникова писали:

«Твердо известно, что в разных руках имеется много неопубликованных вещей Велимира […]

Хлебников и сейчас в известной степени остается неизданным!

Июль 1933

Москва

Павел Васильев

Артем Веселый

А. Крученых

Ю. Олеша» 11

С 1928 по 1933 годы «Группе друзей Хлебникова» удалось найти не менее тысячи прежде неизвестных строк поэта и издать 30 стеклографированных выпусков.

Артема заинтересовало использование Хлебниковым приема полиндрома.

Алексей Крученых писал о полиндромах:

Читайте справа налево или слева направо — получится одно и то же. Никакой черной магии, одна ловкость рук. Такое вот, примерно, отношение к перевертню было, пока не появился огромник Хлебников […]

150 строк — перевертней — поэма «Разин». Поэма Хлебникова — единственная в литературе большая вещь, построенная на приеме перевертня.

Справа налево и слева направо гремит огромный бунт Степана Разина:

Утро чорту

сетуй утес,

мы низари летели Разиным.

Этот прием дает максимум звуковой насыщенности, поэма — сплошная рифма: все время одна половина строки является обратной рифмой другой половины (стык).

Как хорошо заметил Артем Веселый:

— «Хлебников — это зеркало звука».

Это лучшая характеристика перевертня 12.

Артем Веселый не упускал случая поговорить о Хлебникове с молодыми писателями.

Из воспоминаний Льва Правдина

Про Хлебникова он сказал так: «Умел слово донага раздеть».

— С непривычки трудно его читать, — осторожно заметил я, потому что читал Хлебникова мало, и ничем он меня не увлек.

— А он не для чтения, — проговорил Артем. — Он для удивления и для восхищения. Писателям, молодым особенно, нужен Хлебников, а то очень уж гладко стали писать. 13

«В один из вечеров, — вспоминал Павел Максимов, — Артем долго рассказывал мне о Хлебникове, его взглядах на слово и его работах. Говорил, что считает его гениальным, хранит его поэмы, знает их наизусть» 14.

Личностью Велимира Хлебникова Артем Веселый интересовался всю жизнь.

Григорий Григорьев рассказывал, с каким напряженным вниманием слушал Артем в 1936 году его воспоминания о знакомстве с Хлебниковым и просил припомнить подробности «все до ниточки».

В стихотворении в прозе «Пушкин» (1937 год) Артем Веселый писал:

Пушкин и Хлебников — мои любимые поэты.

С юности и до последнего вздоха.