Из воспоминаний Николая Абалкина

Из воспоминаний Николая Абалкина

Николай Александрович Абалкин (р. 1906). Родился в Самаре. Журналист, театровед.

Артем Веселый зашел в редакцию «Волжской коммуны» […]

Высокий, могучий, медно-красный, словно насквозь прокаленный солнцем, он взахлеб жил Волгой. И эту волжскую настроенность души своей (незадолго перед этим вышла его певучая «Гуляй Волга») ему не хотелось сбивать литературной изысканностью речи столичного писателя, заглянувшего в редакцию провинциальной газеты.

Да и по виду своему не очень-то он был похож на служителя муз. В светлой чесучевой косоворотке с вышитыми голубыми васильками на расстегнутом вороте он походил скорее на крепко скроенною мастерового человека, вышедшего прогуляться в воскресный день. А еще больше, пожалуй, походил он на волжского богатыря-крючника, который взвалив на спину тяжелейший многопудовый груз, может играючи сбежать по прогибающимся сходням с баржи на берег…

В тот спокойный летний день, казалось, ему не было никаких дел до литературы. Вот он берет у меня со стола «Литературную газету», разворачивает ее, взглядывает на заголовки статей и сразу же дает свой нелестный комментарий:

— Как на базаре!.. Толкаются, ругаются, наступают друг другу на ноги…

Отмежевавшись от этих шумных литературных баталий, он складывает газету и приглашает к себе в гости:

— Заглядывай в мой вигвам!.. Уха будет!..

«Вигвам» Артема — старая, видавшая виды палатка, разбитая на песчаном волжском берегу напротив Куйбышева. В тот год не спеша спускался он на простой рыбацкой лодке из Кинешмы в Астрахань с двумя своими дочурками, бойкими, жизнерадостными пионерками Гайрой и Фантой.

Для Веселых нашлось бы, конечно, место и в гостинице, но они дали твердый зарок: за всю поездку ни одного дня под крышей…

Закончив пораньше свои редакционные дела, мы, уже под вечер, отправились на лодке в гости к Артему… Еще издали обнаружили на пустынном берегу лагерь Веселых. На высоких тонких кольях были развешаны сети […]

В палатке нашлось место для всех. Можно было немного подремать перед рыбалкой.

И вот уже лагерь притих…

В предрассветный, еще неясный час Артем […] заглянул в палатку и осторожно, чтобы не разбудить девочек, шепнул:

— Волна легла.

Это был для нас сигнал подъема.

В тишине мы забираем сети и заходим в прохладную воду: ловись рыбка большая и малая…

Вот уже закончен первый заброд, и первая добыча в наших руках. […]

О многом было переговорено у костра Артема! О книгах, написанных и не написанных, о современниках и классиках, замыслах на будущее и о делах самых ближайших…

Еще два месяца будут спускаться Веселые на своей лодке вниз по Волге. А сейчас хорошо бы подбиться к плотам, которые не сегодня-завтра пройдут мимо Куйбышева, и побыть дня три-четыре вместе с плотовщиками, добраться вместе с ними до Хвалынска.

— А зачем это? — спрашиваю я Артема.

— Может, словечко какое услышу, — отвечает он.

Ради одного слова для будущей книги собирался писатель провести несколько дней на плоту.

Ответ Артема запомнился на всю жизнь. Писатель сказал о самом важном — о народных истоках своего творчества ¹⁶.