Глава CI Олимпиада
Глава CI
Олимпиада
Но вернемся к моей работе в клубе.
Прошло лето 1954 года, а вместе с ним завершились летние каникулы. Мои музыканты догуляли, отдохнули и, естественно, размагнитились и немного разучились играть. Снова нужно было начинать постепенно втягивать их в систематические занятия. С удовольствием я стал замечать, что мои подопечные делают успехи. Но для закрепления их нужен был упорный, напряженный труд. Я уже отмечал, что делал все, чтобы заинтересовать музыкантов, привить им вкус к музыке и этим создать стимул для добровольного и систематического посещения занятий и репетиций оркестра. Тем не менее отдельные музыканты пропускали их. Но, когда было объявлено об очередной олимпиаде, когда во весь рост встал перед нами вопрос чести коллектива на предстоящих соревнованиях, мириться с прогулами было нельзя, поэтому пришлось прибегнуть к некоторым мерам принудительного характера. Известно, что специфика оркестрового ансамбля состоит в том, что все партии разных музыкальных инструментов составляют как бы единый организм, единое целое. Каждая партия выполняет определенную специфическую функцию, и выпадение ее из общего ансамбля нарушает всю гармонию. Если одни музыканты аккуратно посещают занятия, а другие от случая к случаю, то первые успешнее продвигаются вперед. Поэтому даже в дни полного сбора музыкантов нет слаженности в игре оркестра, происходит как бы приглушение звучания отдельных партий, и общая гармония снова нарушается. Дирижер отлично это слышит и очень болезненно воспринимает такую игру оркестра.
Вот почему пришлось принять особые меры, чтобы обеспечивать полную явку музыкантов на репетиции. Только в таком случае и можно было подготовиться на высоком уровне к олимпиаде. Я разработал систему поощрений за аккуратное посещение занятий и лишения льгот за пропуск занятий. Я знал, что мои школьники очень любили посещать спектакли, концерты, смотреть кинофильмы, а студенты геологического техникума увлекались еще и танцами в клубе. Но за все эти удовольствия нужно было платить деньги и, в общем-то, немалые. Вот я и договорился с администрацией клуба, чтобы мои музыканты, аккуратно посещающие оркестровые занятия, получали бесплатные талоны на посещение любых зрелищ. Пропустил одно занятие без уважительной причины — лишаешься талончиков на два сеанса кино или на концерт. Пропустил два занятия — не получишь талонов на четыре представления и так далее. Больше того, я входил в контакт с кассиром и просил его не продавать билетов прогульщикам даже за деньги. При этом я вел строгий учет посещения занятий каждым музыкантом.
Кое-кто осудит мою систему поощрений как непедагогичную. Может быть, это и так, но в применении к моим юным музыкантам такая система себя полностью оправдала. Дисциплина резко поднялась. Прогулы случались теперь только по уважительным причинам. И у меня появилась уверенность, что мы не провалимся на олимпиаде. А к «штрафам» за неявку на занятия практически и не пришлось прибегать, ребята очень дорожили предоставленными им льготами.
В клубе текстильного комбината подготовка к олимпиаде шла нормально. Участники оркестра — рабочие и служащие — сами тянулись к музыке, аккуратно посещали занятия, и у меня не было необходимости прибегать к искусственным мерам поощрительного характера.
Наконец настал день смотра музыкальной самодеятельности организаций и учреждений города Канска. С оркестром гидролизного завода мы подготовили увертюру Шишкова «Слава нашей родине». Это произведение нравилось мне как своей напевностью, мелодичностью, идущими от народного песенного творчества, так и торжественностью. С оркестром текстильного комбината мы подготовили для олимпиады попурри из украинских народных песен.
Предстоящее выступление оркестра клуба гидролизного завода меня волновало. Зал был переполнен. Против сцены восседало в первом ряду жюри, в состав которого входили музыканты-профессионалы.
Начали мы увертюру не совсем уверенно, я бы сказал, даже робко. Но постепенно рубикон страха и волнений был перейден, и музыка потекла стройно и слаженно. Как вдруг где-то посредине некоторые музыканты сбились со счета и растерялись. Казалось, вот-вот начнется общий разлад, и мы с треском провалимся. К счастью, выручила нумерация тактов. Я выкрикнул очередные номера тактов, сбившиеся музыканты их подхватили, и весь оркестр снова вступил в согласованную гармоничную игру, и уже до самого конца все шло гладко и уверенно с нарастающим crescendo. Увертюра закончилась торжественными и победными аккордами. Аплодировали нам бурно и долго.
Оркестр текстильного комбината исполнил попурри если не отлично, то, во всяком случае, прилично.
Жюри присудило нашим обоим оркестрам второе место. На большее я и не рассчитывал. Первое место по праву занял оркестр народных инструментов канского лесокомбината. Руководил им некто Струве. Лет десять назад он организовал небольшой коллектив из девяти-десяти человек. Это были очень способные музыканты из немцев Поволжья, отбывавшие ссылку в Канске. Работали они на лесокомбинате, а вечерами собирались в клубе и разучивали довольно сложные музыкальные произведения, с которыми выступали на концертах. Музыканты достигли высокого мастерства и играли, как профессионалы. Нет ничего удивительного, что на всех смотрах они занимали первое место.
— Вот видите, — сказал я Губинскому, когда речь зашла о преимуществах и достоинствах оркестра лесокомбината. — Струве не гонится за иллюзорной массовостью — у него в оркестре только десять человек. А ведь он давно бы мог увеличить состав своего музыкального коллектива, но не делает этого. И он прав. К тому же, в небольшом коллективе кадры более стабильны, чем в большом, набранном из случайных элементов, которые разбегаются при первой возможности. Теперь, когда горячая пора осталась позади, надо и нам перестроиться, то есть избавиться от ненужного балласта и работать с небольшой группой наиболее способных музыкантов. Кроме того, нужно переключиться с учащейся молодежи, не связанной с заводом, на рабочих и служащих.
Однако Губинский свое мнение считал единственно правильным и никогда не соглашался с рациональными предложениями, исходившими от его подчиненных.