Глава XCVI Разведка

Глава XCVI

Разведка

Я отвлекся в сторону от повествования о моих личных делах в ссылке и снова к нему возвращаюсь.

Осень 1953 года. Дела в художественной самодеятельности Предивнинского клуба идут неважно. Сборы падают, финансовое положение ухудшается. Возникла угроза прекращения финансирования. Чтобы этого не произошло, нужно поднять сборы от клубной работы. Но каким образом? Слабое поступление сборов объяснялось в основном малочисленностью коллектива судоверфи, вернее, той его части, которая посещала зрелища: зрителей хватало только на посещение премьеры, повтор постановки или концерта проходил уже при почти пустом зале. Для подготовки же новой программы требовался минимум месяц. А сборы от одной только премьеры были недостаточными. Такое положение дел не сулило перспектив на лучшее в будущем. Поэтому я стал подумывать о перемене места работы. Необходимо было провести своего рода разведку в населенных пунктах, куда можно было бы впоследствии с разрешения «органов» перевезти к себе Оксану. Наиболее подходящим местом работы для меня был бы Красноярск, крупный промышленный и культурный центр, но для ссыльной Оксаны этот город был закрыт.

К востоку от Красноярска примерно в 250 километрах находится Канск. До войны это был небольшой городок. Промышленное развитие его началось в связи с эвакуацией с запада нескольких крупных предприятий во время войны, а население увеличилось за счет ссыльных калмыков и немцев Поволжья после ликвидации их республик Сталиным.

Наличие в Канске комендатуры было также немаловажным обстоятельством в плане переселения Оксаны в этот город. И я решил начать поиск работы с Канска. Как раз подошло время моего двухнедельного отпуска. От Предивной до Красноярска я плыл теплоходом по Енисею, от Красноярска добирался поездом. Через день после выезда я уже был в Канске.

Расположен Канск на совершенно ровном месте. Центральная его часть, застроенная до войны, была типичной для провинциальных сибирских городков — это потемневшие от времени и дождей одноэтажные бревенчатые дома, тихие пустынные улицы. А вот на окраинах, где разместились промышленные предприятия, эвакуированные из центральной России, бурно развивалось промышленное и жилое строительство. Здесь был построен соцгородок. На противоположной стороне города расположился соцгородок другого типа: на болоте были построены нелепые двухэтажные деревянные бараки для ссыльных калмыков и немцев.

За два дня пребывания в Канске я обошел около десятка предприятий и учреждений, предлагая свои услуги в качестве руководителя художественной самодеятельности. Но на большинстве из них клубная работа финансировалась скудно, коллективы рабочих и служащих были малочисленными, поэтому здесь не просматривалась перспектива развертывания художественной самодеятельности. По-настоящему привлекли мое внимание гидролизный завод и текстильный комбинат — крупные предприятия современного типа, на которых работало по несколько тысяч рабочих. Рядом с заводами располагались поселки для рабочих и служащих из двухэтажных стандартных кирпичных зданий со всеми коммунальными удобствами. Оба завода имели прекрасные клубы, в которых обеспечивались все условия для работы кружков художественной самодеятельности. Культурно-просветительная работа в них проводилась активно и с большим размахом.

Завклубом гидролизного завода Губинский принял меня в большом, со вкусом обставленном кабинете. Это был высокий человек лет тридцати. Держался он с апломбом. Предложив мне сесть и развалившись в кресле как полновластный хозяин, он изучающе рассматривал меня. Одет я был по тем временам прилично и держался не как проситель, а как равноправная договаривавшаяся сторона.

— Не могли бы вы, — начал я, — предложить мне подходящую работу в вашем клубе по руководству оркестром, или хором, или же каким-либо другим кружком, кроме драматического? Я работаю художественным руководителем на Предивнинской судоверфи, но по семейным обстоятельствам (тут я слукавил) хотел бы поселиться в Канске. Вот мое удостоверение, — и я подал ему справку о моей работе.

В глазах Губинского я прочел некоторую заинтересованность. Сбросив с себя напускную важность, он заговорил деловым тоном:

— Да, нам нужен руководитель оркестра народных инструментов, но, к сожалению, не было подходящей кандидатуры. Мне нужен добросовестный квалифицированный специалист. Условия для работы с оркестром у нас неплохие: имеется полный комплект новых инструментов, позволяющий организовать оркестр численностью до 30–35 человек; есть отдельная комната для занятий и репетиций. Кадры музыкантов можно подобрать из любителей среди рабочих, служащих, школьников и студентов геологического техникума. Вот идемте, я вам покажу комнату, где хранятся музыкальные инструменты.

Вдоль стен в комнате, куда мы пришли, стояли большие шкафы, и в них висел полный набор инструментов, всего до сорока штук. При виде этого богатства у меня перехватило дух, и мне сразу же захотелось вдохнуть жизнь в этот мертвый капитал.

Чтобы дать мне представление о размахе клубной работы, Губинский повел меня по всем помещениям клуба. На первом этаже был большой зрительный зал на четыреста мест. За кулисами и по бокам сцены находились мужские и женские помещения для переодевания артистов. Весь второй этаж был отведен для занятий кружков художественной самодеятельности. Каждый кружок (театральный, хоровой, хореографический и другие) располагал изолированной комнатой, поэтому репетиции могли проходить одновременно во всех кружках без помех друг для друга. На втором этаже размещался также буфет.

Ознакомление с помещением показало, что клуб этот предоставлял большие возможности для плодотворной творческой работы.

После обхода клуба Губинский повел со мной конкретный разговор. Он хотел получить представление о моей компетентности. Мы быстро нашли общий язык, так как Губинский, как потом выяснилось, сам был музыкантом и мог «прощупать» меня. В заключение он сказал:

— Я охотно приму вас на работу в наш клуб, но только месяца через два. В штатном расписании текущего года не предусмотрена должность руководителя оркестра народных инструментов, а месяца через два, то есть с нового бюджетного года, нам обещают утвердить эту штатную единицу. Вы можете подождать до нового года? — спросил он.

— Конечно, — подтвердил я. — Я еще поработаю в Предивной, а там, если я вам понадоблюсь, вызывайте меня, и я приеду.

Я спросил у Губинского, как он представляет себе объем и характер моей будущей деятельности. Ответ был таким:

— Первое, с чего вы должны начать — это набор музыкантов числом не меньше тридцати человек, желательно даже больше. Я хочу, чтобы у МЕНЯ был внушительный оркестр, чтобы это мероприятие носило массовый характер и было на достаточно высоком уровне. После укомплектования оркестра вам придется в кратчайший срок обучить музыкантов нотной грамоте и подготовить их к выступлению на концерте, который намечается на День 8 марта. Репетиции не реже двух-трех раз в неделю. Зарплата 500 рублей.

Эти жесткие условия меня обескуражили. Передо мной был типичный эксплуататор, готовый ради честолюбия выжать из тебя все соки, не считаясь с реальными возможностями. И я откровенно сказал, что подготовить большой коллектив музыкантов за такой короткий срок невозможно. Разве что в том случае, если репетиции проводить ежедневно. Но где же найти таких энтузиастов? Тем более учитывая то, что в оркестр придут в основном школьники и студенты техникума, которым по вечерам нужно готовить уроки.

Впрочем, — резюмировал я, — более конкретно поговорим обо всем, когда я буду договариваться с вами окончательно.

В ответ на мой вопрос о жилье Губинский сказал, что предоставить квартиру, вернее комнату, сразу он не сможет. Пообещал, что вместе с завкомом постарается сделать все, чтобы мне выделили комнату после переезда, но это в будущем. А пока предложил первое время пожить в клубе рядом с музыкантской.

На этом предварительные переговоры с Губинским были завершены. После клуба гидролизного завода я побывал еще в клубе текстильного комбината. Из-за отсутствия штатной единицы руководителя оркестра и неопределенных видов на будущий год заведующий клубом не мог мне предложить ничего конкретного.

Я вернулся в Предивную и по истечении отпуска включился в прежнюю работу. Проходит месяц, второй, третий — сведений из Канска никаких. Но вдруг во время одной из репетиций меня вызывает к телефону Красноярск. Я удивился, так как в этом городе у меня никого не было. Оказалось, звонил Губинский. Он был в Красноярске проездом, сообщил, что клубу утвердили должность руководителя оркестра народных инструментов и в связи с этим спрашивал, не передумал ли я переходить на работу к нему в клуб. Я дал согласие на переезд, но попросил дать мне две недели для свертывания своих дел в Предивной. В ответ услышал: «Хорошо, место руководителя остается за вами». Итак, перевернута еще одна страница моей жизни в ссылке.

Прежде всего мне нужно было освободиться от обязанностей руководителя художественной самодеятельности судоверфи. На этот раз я не встретил сопротивления со стороны Лютиковой. Она и сама собиралась покинуть пост завклубом, так как финансовое состояние клуба ухудшалось.

— Ну что ж, — сказала она, прочитав мое заявление об уходе, — я не возражаю. Не буду вас удерживать, хотя мне и не хочется с вами расставаться. В вашем лице я нашла одного из самых добросовестных, честных и порядочных работников. Вы бескорыстно отдавали все силы, энергию, знания искусству. Я не всегда была к вам справедлива, но войдите и в мое положение — на меня постоянно наседали, с меня требовали высоких финансовых поступлений. Возможно, вслед за вами и я подам в отставку. Желаю вам хорошо устроиться на новом месте и получать большее моральное и материальное удовлетворение, чем в нашем клубе.

Я не ожидал таких теплых слов от Аделаиды Алексеевны, которая попортила мне немало нервов, поблагодарил ее и распрощался с ней навсегда.

Переезд в Канск открывал передо мной некоторые перспективы, подававшие надежды на улучшение нашего материального положения. Но впереди предстояло преодоление немалых трудностей. Прежде всего нужно было добиться получения квартиры в Канске, а затем — разрешения «органов» на перевод Оксаны из Предивной в Канск.