6. Форт Донелсон, Грант. Шайло. «Монитор» и «Мерримак». Семь дней
6. Форт Донелсон, Грант. Шайло. «Монитор» и «Мерримак». Семь дней
Линкольн вызвал в Вашингтон из Сент-Луиса Джеймса Идса, который провел немало дней на Миссисипи, поднимая с помощью изобретенного им водолазного колокола затонувшие суда. С Идсом был заключен правительственный контракт, и вернувшись в Сент-Луис, он с помощью 4 тысяч человек, завербованных по всей стране, за сто дней построил восемь бронированных винтовых канонерских лодок, которые вошли во флотилию под командованием Эндрью Фута, янки из Коннектикута.
6 февраля 1862 года канонерки капитана Фута эскортировали вниз по реке Теннесси пароходы, на которых находилось 18 полков под командованием бригадного генерала Улисса Гранта. Они толпились на палубах, разглядывая окрестности, — эти 18 тысяч человек, среди которых были землепашцы, погонщики скота, люди, дробившие камень на дорогах, приказчики из магазинов, рабочие с фабрик, студенты, парни из Айовы, Небраски, Иллинойса, Индианы, Огайо, Миссури; многие из них были так молоды, что еще не имели права голосовать.
Канонерки остановились у форта Генри и обстреляли его, после чего войска захватили форт. Гарнизон конфедератов ушел в форт Донелсон на реке Камберленд. Стояла хорошая теплая погода, и Грант повел свои войска к форту Донелсон.
Фут поднялся со своей флотилией вверх по Миссисипи, оттуда на реку Камберленд и обменялся выстрелами с пушками форта. Флотилия получила повреждения и вынуждена была уйти вверх по течению. Таким образом, Грант остался с 27 тысячами войск, включая вновь прибывшие подкрепления, которым противостояли 18 тысяч войск противника, засевших в форту.
В эти дни ударили морозы, пошел сильный снег с холодным ветром, все дороги замерзли. При температуре в 10 градусов ниже нуля солдаты вели перестрелку, а по ночам сбивались в кучки и дрожали от холода, разыскивали в окрестностях заборы, кустарник, деревья, бревна, чтобы хоть как-нибудь укрыться от пронизывающего ветра. Ни одна из сторон не решалась зажигать бивачные костры. Каждое утро находили замерзших людей.
В воскресенье, 16 февраля, в военное министерство стали поступать телеграммы. Генерал Саймон Букнер, командующий фортом Донелсон, послал к генералу Гранту парламентера, запрашивая условия капитуляции. Генерал Грант ответил: «Никаких условий, кроме немедленной и безоговорочной капитуляции. Я намерен немедленно начать наступление на ваши укрепления». И командующий конфедератскими войсками сдал форт и 13 828 человек в плен. Эта победа окончательно привязала Кентукки к Союзу, создала плацдарм для продвижения в Теннесси, продвинула союзные армии на 200 миль в глубь вражеской территории.
Улисс Грант родился в Огайо и окончил военную академию в Уэст-Пойнте. Во время мексиканской войны он промчался за боеприпасами в город Монтерей под вражеским огнем, свесившись по примеру команчей с коня так, что круп лошади прикрывал его от пуль.
Он носил бороду, и, даже когда фотографировался, его мундир или прическа всегда оказывались в беспорядке. Грант отличался спокойными манерами, серьезностью, у него были серые глаза и маловыразительное лицо.
В 1854 году, когда он служил в форту Ванкувер на западном побережье, его ничто не интересовало. Он тосковал по дому и всегда носил в своем кармане пачку писем от жены. Женился он на ней без формального предложения. Они перебирались в легкой коляске по мосту во время наводнения, и она закричала:
— Если что-нибудь случится, я буду цепляться за вас!
Когда они благополучно достигли берега, Грант спросил ее:
— А не хотели бы вы уцепиться за меня на всю жизнь?
Однажды в форт Ванкувер пришел пакет, в котором лежал длинный женский локон, переплетенный с маленьким детским локоном; этот дар Грант всегда носил на груди. Почему он так много пил в это время? Была ли это тоска по дому? Ведь его предупредили, что его пьянство (а он был в чине капитана) разлагает полк. Он написал рапорт об увольнении из армии и передал его полковнику, с тем чтобы тот проставил число и отослал этот рапорт в военное министерство в тот день, когда Грант опять окажется жертвой пьянства. Так оно и случилось: Грант покинул армию. Впоследствии он, живя в Сент-Луисе, неудачно занимался продажей земель, потом вместе с семьей переехал в город Галина в Иллинойсе, где продавал шкуры сапожникам и седельщикам, зарабатывая 800 долларов в год. К этому времени он заболел ревматизмом. Как только началась война, Грант отправился в Спрингфилд, получил звание полковника и выступил со своим полком в Миссури.
После взятия форта Донелсон страна называла его «Грант — безоговорочная капитуляция». Галлек телеграфировал Мак-Клеллану: «Похоже, что армия Гранта настолько же деморализована победой над Букнером, насколько потомакская армия была деморализована поражением при Булл-Рэне». Мак-Клеллан решил, что понял, в чем дело, и телеграфировал в ответ: «Если интересы службы потребуют, не медлите и арестуйте Гранта».
Несмотря на интриги и клевету, Линкольн дал Гранту звезды генерал-майора. Президент был более чем заинтересован в этом простом вояке, который первым дал Союзу заметную победу.
Над Мак-Клелланом смеялись все злее и беспощаднее. Войска на Западе завязали бои и захватили ряд важных пунктов еще до 22 февраля, которое Линкольн назначил своим приказом как день общего наступления наземных и морских сил. Настал день рождения Вашингтона, а колоссальная потомакская армия под командованием Мак-Клеллана все еще квартировала в палатках и зимних хижинах вокруг Вашингтона. В армии конфедератов под командованием Джонстона у Манассаса приходилось меньше одного солдата на каждых трех в армии Мак-Клеллана.
Линкольн стал открыто вмешиваться в руководство потомакской армией, он даже опубликовал 7 и 8 марта свои общие приказы по армии № 2 и № 3. В одном приказе Мак-Клеллану предписывалось реорганизовать свою армию для активных боевых действий и для этого разделить ее на четыре корпуса, причем Линкольн сам назначил командующих этими корпусами. Другой приказ требовал, чтобы вне зависимости от любых боевых операций необходимое количество войск было оставлено для обеспечения безопасности столицы. Эти приказы и другие дела заставили МакКлеллана явиться в Белый дом. В воскресенье 9 марта, когда Мак-Клеллан совещался в Белом доме с Линкольном и Стентоном, пришло сообщение, что армия Джонстона у Манассаса оставила свои укрепления и уходит на юг, оставляя на память союзным войскам множество «квакерских пушек» — бревен на колесах, раскрашенных под настоящие пушки.
Мак-Клеллан был вынужден действовать — в тот же день он отдал приказ армии перейти в наступление. На рассвете следующего дня он телеграфировал Стентону: «Войска находятся в движении». Сам МакКлеллан прибыл на Булл-Рэн-крик у Манассаса и обнаружил, что сообщение было правильным, — вражеские войска отошли. Тогда он повернул свою армию обратно к Вашингтону. На вопросы, почему он не пошел дальше, не разыскал вражескую армию и не атаковал ее, Мак-Клеллан заявлял, что его войска просто осуществляли необходимый маневр.
Терпение Линкольна явно истощалось, его не удовлетворяли медлительность и нежелание Мак-Клеллана переходить к активным действиям.
Линкольн приказал генералу Мак-Доуэллу с 40 тысячами войск остаться у Вашингтона. Было ясно, что падение столицы приведет к тому, что Англия и Франция признают правительство конфедератов, блокада будет прорвана, оружие и материальное снабжение потекут на Юг. Линкольн в связи с этим писал Мак-Клеллану: «Мой приказ ясен: по согласованию с командирами корпусов обеспечить безопасность Вашингтона. Приказ этот не был выполнен, что и заставило меня задержать Мак-Доуэлла».
Начались споры. Мак-Клеллан требовал себе еще войск. «Происходит какая-то таинственная история с количеством ваших войск, — писал Линкольн МакКлеллану. — Когда я телеграфировал вам 6-го и отмечал, что в вашем распоряжении находится свыше 100 тысяч солдат, я исходил из рапорта военного министра, полученного, как он указывал, от вас, что у вас и на подходе к вам 108 тысяч человек. Теперь вы заявляете, что у вас всего 85 тысяч человек, хотя все посланные подкрепления уже должны были прийти к вам. Чем же объяснить разницу в 23 тысячи?» Линкольн пытался деликатно подтолкнуть Мак-Клеллана на активные действия. «Позвольте мне еще раз сказать вам, что вам необходимо нанести врагу удар. Я бессилен помочь вам».
Мак-Клеллана весьма тревожило, что Линкольн ограничил его власть только потомакской армией. Жене он писал о «подлецах» и «предателях», засевших в Вашингтоне.
В таком настроении находился Мак-Клеллан в апреле 1862 года, когда потомакская армия заняла позиции на полуострове перед укреплениями конфедератов в йорктауне. Переброска этой армии от Вашингтона по воде потребовала 113 пароходов, 188 шхун и 88 барок, которые в течение трех недель перевезли 121500 солдат, 14 592 животных, 1150 фургонов, 44 батареи, 74 госпиталя, не считая понтонных мостов, средств связи, снаряжения, продовольствия.
Мак-Клеллан держал свою армию у йорктауна в течение нескольких недель, пока не были отрыты укрепления и установлены батареи. «Вы должны правильно понять наше кажущееся бездействие, — писал он Линкольну. — Не потерян ни один день, ни один час. Осуществлены работы, которые поистине можно назвать грандиозными». И когда, наконец, большие пушки Мак-Клеллана были готовы нанести удар по врагу и уничтожить его, когда союзные войска двинулись, чтобы захватить вражескую армию, они обнаружили, что сражаться им не с кем. Опять Мак-Клеллан не внял предупреждению Линкольна, который писал ему: «Нынешнее промедление в наступлении на укрепленные позиции врага является повторением манассасской истории».
Итак, после месяца осады пустые укрепления конфедератов были захвачены; Мак-Клеллан телеграфировал Линкольну: «йорктаун в наших руках… Медлить нельзя… Я поставлю врага в безвыходное положение». А между тем под командованием южанина Джонстона было всего 55 633 человека — вдвое мень «ше, чем у Мак-Клеллана. Они ждали, пока МакКлеллан закончил строительство сверхсовершенных позиций для батарей, пока Мак-Клеллан убеждался, что он предусмотрел все возможные случаи, и тогда ушли.
Военные действия с различными результатами предпринимались в разных местах фронта. Три дня продолжалась битва у Пи Риджа в северо-западном углу Арканзаса, и победа союзных войск там еще прочнее привязала Миссури к Союзу.
Была предпринята дерзкая вылазка в самое сердце конфедерации. Два морских волка — капитан Дэвид Фарр агат и капитан Дэвид Портер — на боевых судах, на которые были погружены войска под командованием генерал-майора Бена Батлера, прорвались сквозь огонь фортов и батарей Нового Орлеана и захватили этот крупнейший морской порт и важный центр Юга с населением в 168 тысяч человек. Десятитысячная армия конфедератов покинула город, путь их отступления освещали подожженные ими 15 тысяч тюков хлопка, дюжина больших судов, несколько пароходов, незаконченные строительством канонерские лодки и другое имущество стоимостью в несколько миллионов долларов.
Военным губернатором города стал генерал Батлер, бывший демократ и сторонник рабства, который однажды пытался выдвинуть Джефферсона Дэвиса в президенты Соединенных Штатов. Батлер старался наладить выпуск газет в городе, поставки продовольствия, денежное обращение, вывешивание флагов. Однако навести порядок среди женщин оказалось совсем нелегким делом. Увидев на улице офицеров или солдат союзной армии, они отворачивались от них, гримасничали, насмехались, оплевывали союзный флаг. Они предпочитали сойти с тротуара, лишь бы не встретиться с янки. Батлер арестовал мэра города, начальника полиции и еще ряд лиц и посадил их в камеры захваченного форта.
На реке Теннесси, поблизости от границы штата Миссисипи, у местечка Шайло Черч, генерал Альберт Джонстон бросил 40-тысячную армию конфедератов в наступление на 36-тысячную союзную армию под командованием генерала Гранта. Союзные войска начали отступать. Неужели ночь застанет их прижатыми к берегу широкой реки Теннесси, через которую не было мостов? Под генералом Шерманом пали три лошади, сам он был ранен в руку, вторая пуля пробила ему шляпу, третья — плечо. Плотность ружейного огня была такова, что в одном дереве нашли около 90 пуль, в другом — 60. Между деревьями лежало столько убитых, что нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на трупы.
К исходу дня генерал Грант, сидя на коне, наблюдал, как конфедераты пытались приступом взять холм. Их обстреливали батареи и канонерские лодки союзных войск. Кто-то спросил его, очень ли плохо обстоят дела. Он ответил: «Не торопитесь с выводами. Завтра мы их атакуем со свежими силами и, конечно, отбросим». Ночная мгла опустилась на поле боя. На обе армии обрушился ливень. С рассветом союзные войска пошли в атаку и отбросили противника. Генерал Альберт Джонстон, считавшийся одним из самых блестящих командиров армии конфедератов, был убит.
В эти дни Север впервые переживал радость победы. Вскоре это ликование было омрачено слухами, что в битве при Шайло генерал Грант был пьян. В один из вечеров Линкольн принял в Белом доме своего друга Мак-Клюра, который от имени группы членов республиканской партии в течение двух часов убеждал Линкольна, что общественное мнение настроено против Гранта и что для того, чтобы сохранить доверие страны, президент должен отстранить генерала. Линкольн выслушал Мак-Клюра до конца. Затем, как вспоминал Мак-Клюр, «когда я высказал ему все, что мог, мы оба долго молчали. Наконец Линкольн приподнялся в кресле и с серьезностью, которой не забыть, сказал: «Я не могу пожертвовать этим человеком — он сражается».
22 февраля 1862 года в Ричмонде Джефферсон Дэвис, вступая в должность президента конфедерации сроком на шесть лет, принимал торжественную присягу. Шел сильный дождь; президент Дэвис, стоя под навесом, обратился к толпе, укрывшейся под зонтиками. «После ряда успехов и побед, — сказал он, — мы за последнее время потерпели ряд серьезных поражений». Он ссылался на потерю форта Донелсон. Бледный, постаревший, но исполненный решимости, стоял Дэвис перед окружавшими его людьми, также исполненными решимости, готовыми пожертвовать своими трудами, собственностью, жизнью ради своего государства. Слезы текли по лицам седых аристократов-плантаторов.
У президента в Белом доме были свои огорчения. Его сыновья Тед и Вилли и два их товарища нередко радовали его сердце. Но однажды они сделали куклу из тряпья и старого платья и назвали ее Джеком. На ней были красные, широкие, мешковатые штаны, синяя куртка в обтяжку и красная феска на голове. Этот Джек был форменный зуав. Его приговорили к расстрелу за сон во время ночного дозора. Садовник набрел на похороны Джека и спросил у ребят:
— Почему бы вам не помиловать его?
Он погнал мальчиков в Белый дом, вверх по лестнице, к письменному столу, за которым, склонившись, работал человек. Выслушав их, Линкольн невозмутимо взял правительственный бланк и написал на нем:
«Куклу Джека помиловать.
По приказу президента А. Линкольна».
Тед передал документ ребятам и сказал, что никакого погребения Джека не будет. Однако неделю спустя все же Джека нашли повешенным на толстой ветви разросшегося куста. Тед заявил, что «Джек был предателем и шпионом».
В феврале 1862 года Вилли, кумир родителей, простудился и слег. Президент хотел отменить давно назначенный бал в Белом доме, но ему это не удалось. Линкольн принимал гостей, а в комнате наверху умирал его сын. Линкольн почти не видел окружавших его людей — все его мысли были с сыном.
Через несколько дней Вилли умер. Линкольн подошел к постели, открыл лицо умершего, долго-долго на него смотрел и еле слышно произнес:
— Как мне тяжко без тебя!..
В воскресенье 9 марта 1862 года пришло сообщение, которое заставило морского министра Уэллеса поспешить к президенту. Линкольн немедленно созвал заседание кабинета министров. Оказалось, что конфедераты, в распоряжении которых находился фрегат «Меримак», оборудовали его чугунным тараном и покрыли борта листовым железом толщиной в 4 дюйма. В субботу после полудня фрегат напал на два союзных корабля: «Конгресс» и «Камберленд», расстрелял, протаранил их деревянные корпуса и бросил в безнадежном состоянии. Еще один деревянный союзный военный корабль, «Миннесота», вынужден был выброситься на берег. Предполагалось, что в воскресенье утром «Меримак» беспрепятственно сможет двинуться на Вашингтон или Нью-Йорк.
У Уэллеса была одна надежда — на «Монитор». Это был новый тип морского боевого корабля, и стал он в строй лишь накануне ночью. Когда Уэллес упомянул о том, что «Монитор» вооружен всего только двумя пушками, Стентон взглянул на министра неописуемым взглядом, в котором сочетались презрение и неверие.
Стентон приказал адмиралу Долгрену приготовить 60 судов, нагрузить их камнями и затопить в реке Потомак, чтобы блокировать подходы. Но Долгрен отказался принять приказ военного министра: он служил на флоте, и у него был свой министр. Возник спор между министрами на тему: должен ли военно-морской министр подчиняться сухопутному?
За три дня до этого маленький «Монитор», буксируемый катером из нью-йоркского порта, попал в шторм. Волны заливали машинное отделение, вентиляторы и дымовые трубы. Поставили помпы и стали выкачивать воду. Хорошо, что ветер стих и волны улеглись, иначе «Монитор» пошел бы ко дну. Потом капитану пришлось бороться с бурным морем в мелководье, и команда боялась, что буксирный канат лопнет. Он действительно лопнул, и команде пришлось выдержать еще один шторм.
Команда «Монитора» выбилась из сил, матросы питались жесткими, сухими бисквитами, 48 часов не знали сна, дважды они чуть не утонули. Командир «Монитора» лейтенант Джон Уорден сказал, что лучшей команды не было ни у одного капитана; матросы клялись, что ни на одном корабле не было лучшего капитана. Когда следующим утром конфедератский «Меримак» двинулся на «Миннесоту», маленький «Монитор», как библейский Давид против Голиафа, пошел прямой атакой на «Меримак», у которого было десять пушек против двух на «Мониторе». На «Мониторе» была вращающаяся стальная башня; она давала возможность вести круговую стрельбу. Его палуба, словно плот, едва высилась над уровнем водной поверхности, и «Меримаку» было бы трудно его протаранить.
Миниатюрный «Монитор» вертелся вокруг «Мернмака», как боксер легчайшего веса вокруг большого, тяжеловесного бойца. Громадина палила всеми орудиями одного из бортов, а малышка отвечал двумя. Мужество орудийной прислуги прошло через первое испытание, когда снаряды с «Меримака» ударили по башне и ее стало трудно поворачивать. «Меримак» сделал попытку протаранить противника, но Уорден искусно повернул руль, и скользящий удар не причинил «Монитору» вреда.
В башне кончился запас снарядов, и «Монитор» оставил арену боя на 15 минут, чтобы поднять новый комплект боеприпасов в башню. «Меримак», имевший осадку в 22 фута, не смог преследовать отошедшего к берегу «Монитора» — у того осадка была всего 12 футов. Вскоре «Монитор» вернулся; снова две пушки действовали против десяти. После боя один из конфедератов с «Меримака» рассказал: «Монитор» подобрался к нашей корме и дважды выстрелил. У нас броня погнулась на 2–3 дюйма. Вся орудийная прислуга на корме свалилась с ног, у матросов кровь пошла носом и из ушей. Еще одно попадание в это место — и броня была бы пробита».
«Меримак» прекратил огонь. Командир корабля спросил начальника артиллерии:
— Почему вы не стреляете?
— Порох нам дорого обходится, — ответил лейтенант, — а два часа беспрерывной стрельбы причинили противнику не больше вреда, чем если бы я щелкал пальцами каждые две с половиной минуты.
Снаряд с «Меримака» все же попал в штурвальную, оглушил лейтенанта Уордена и засыпал ему глаза порохом. Он ничего не видел, лицо было все в крови. «Монитор» отошел, чтобы оказать помощь своему командиру и осмотреть, насколько серьезно повреждена штурвальная. «Меримак» ретировался в Норфолк.
Шестичасовой бой кончился вничью. У обеих сторон были ошибки. Если бы «Меримак» с самого начала направил весь свой огонь на штурвальную рубку, он бы разбил командный пункт «Монитора». Если бы последний посылал снаряды в корпус «Меримака» ниже ватерлинии, где броня была тонкая, корабль был бы потоплен. Как бы то ни было, этот бой послужил уроком флотам всего мира; Лондон и Париж заявили, что эра деревянных боевых кораблей кончилась. Вашингтонское правительство решило начать строительство мониторного флота. Блокада южных портов должна была продолжаться.
Бой этот доставил много радости Джону Эриксону, шведу, проектировавшему «Монитор». Он работал на шахтах и чугуноплавильных заводах Швеции, стал армейским капитаном, вышел в отставку, изобрел аппарат для измерения морских глубин, гидростатические весы, искусственную воздушную тягу, которая дала возможность уменьшить высоту труб и экономить топливо, автоматический замок для морских орудий, паровую карету, передвигавшуюся со скоростью 30 миль в час. В 1839 году он приехал в США и два года спустя сделал чертежи первого винтового боевого корабля. Он совершенствовал орудийные лафеты, оптические инструменты, получал медали за новшества в использовании тепла.
Первоначально его проекты «Монитора» были отвергнуты — специалисты опасались, что у него не будет остойчивости и он перевернется.
На одном из заседаний министров Линкольн подержал в своих руках картонную модель «Монитора» и сказал:
— Я могу лишь повторить слова девушки, впервые сунувшей ногу в чулок, — мне кажется, что в этом что-то есть.
С Эриксоном подписали договор, в котором оговорили, что если «Монитор» не окажется «неуязвим», изобретатель должен будет вернуть казне все расходы. Он построил корабль за сто дней.
По приказу президента флот подошел к Сюэлс-Пойнту, чтобы обстрелять батареи конфедератов. «Меримак» вышел из гавани, покачался на волнах, простоял в нерешимости. За линией кораблей флота выжидал «Монитор»; «Меримак» воздержался от боя и отступил.
Линкольн выехал на позиции под Норфолком. Он расспросил местного лоцмана, изучил карту, нашел плацдарм для высадки войск ближе к Норфолку, чем облюбованное генералом Вулом место, но предоставил генералу возможность сделать выбор.
Вул высадил на берег шесть полков. Норфолк оказался эвакуированным конфедератами, которые перед отступлением сожгли свои огромные склады снабжения. Президент, Стентон и Чэйз проехали в город и осмотрели разрушенный корпус «Меримака». Конфедераты предпочли взорвать его, но не вступать я бой с «Монитором».
Президент и сопровождавшие его лица выехали на пароходе «Балтимора» обратно в Вашингтон. Чэйз написал своей дочери: «Так закончилась неделя успешных боевых операций президента; я уверен, что без его участия Норфолк все еще был бы занят неприятелем… Теперь почти весь берег в наших руках».
Эта неделя представила большой интерес для Линкольна, впервые попытавшегося лично руководить морскими и сухопутными силами. Весь полевой штаб находился у него под шляпой.
Армия Мак-Клеллана после девяти месяцев организации, боевой подготовки и строевых учений впервые оказалась под огнем в апреле 1862 года. При отходе армии к Уайт-Хауз Лэндингу, находившемуся в 20 милях от Ричмонда, завязались арьергардные бои у Вильямсберга. Попутно медлительный, безынициативный Мак-Клеллан потребовал еще солдат и орудий и со своей группой генералов продолжал оживленную кампанию политических интриг.
Раненого командующего армией конфедератов Джозефа Джонстона заменил Роберт Ли. Он приказал Джексону Каменной Стене повести наступление на долину Шенандоа. Семнадцатитысячный корпус Джексона прошел весь район долины — 170 миль — за 14 дней, разгромил части северян численностью в 12 500 человек, захватил трофеи стоимостью в 250 тысяч долларов и 9 тысяч ружей, взял в плен 3 тысячи солдат. Этот рейд угрожал Вашингтону настолько, что Линкольн вынужден был отозвать с фронта части Мак-Доуэлла.
Стратегия, разработанная Линкольном, заключалась в том, чтобы ударить по корпусу Джексона с трех сторон, что было вполне логично. Но Джексон оказался призраком, действовавшим вопреки логике; он ускользнул вместе с трофеями и пленными и присоединился к армии Ли под Ричмондом. Мак-Клеллан считал, что раз Ли мог отрядить Джексона в долину Шенандоа, следовательно, у него не меньше 200 тысяч солдат… Фактически у Ли было меньше 83 тысяч, когда Джексон вернулся из рейда.
Президент доказывал своему окружению, что необходимо завербовать 300 тысяч человек на три года военной службы. Эта кампания была подорвана продолжавшимся бездействием Мак-Клеллана и нападением конфедератов на склады его армии у Уайт-Хауз Лэндинга, где было сосредоточено огромное количество продовольствия, пушек, пороха, фургонов, мулов. Это наступление стало известно, как «семидневные бои». Мак-Клеллан решил перебазироваться к Гарисонс Лэндингу на реке Джеймс. Как только началось отступление северян, генерал Ли бросил в дело все резервы до последнего солдата и последней пушки. Он стремился сокрушить Мак-Клеллана и захватить его армию в плен. После кровавых боев Мак-Клеллану удалось удержать Гарисонс Лэндинг, потеряв при этом лишь 16 тысяч солдат. Конфедераты потеряли 20 тысяч В первый же день семидневных боев Мак-Клеллан послал длинную телеграмму Стентону: «Я видел слишком много убитых и раненых товарищей, чтобы не почувствовать, что правительство не поддерживает мою армию. Если вы немедленно не пришлете подкреплений, считайте игру проигранной… Если мне удастся спасти армию, то в этом не будет никакой вашей заслуги или любого лица в Вашингтоне. Вы сделали все от вас зависящее, чтобы погубить армию».
Полковник Санфорд, цензор на телеграфе, счел, что заключительные фразы телеграммы возмутительны, позорны и похожи на измену. Он отрезал конец телеграммы, и Линкольн со Стентоном узнали об этом лишь много времени спустя. Поэтому ответ Линкольна гласил: «Армию нужно спасти при любых условиях. При первой возможности пришлем подкрепления».
Солдаты воюющих сторон выказывали большую храбрость и упорство. В бою под Малверн Хил полковник-конфедерат призывал солдат: «Вперед, вперед, ребята! Неужели вы хотите жить вечно?!»
Юмор не оставлял людей при самых мрачных обстоятельствах. Генералу Хоуарду раздробило правую руку. Генерал Кирниу потерял левую руку еще во время войны в Мексике. Когда они встретились и пожали друг другу руки, Хоуард сказал: «Отныне мы покупаем одну пару перчаток на двоих».
Мак-Клеллан требовал еще и еще подкреплений. Линкольн как-то сказал:
— Если бы я дал ему столько солдат, сколько он требует, им негде было бы прилечь. Им пришлось бы спать стоя.
Линкольн прихватил с собой Стентона и отправился в Гарисонс Лэндинг. Он поговорил с МакКлелланом, расспросил его генералов и выяснил, что у Мак-Клеллана в строю было 86 500 человек, кроме того, 34 тысячи находились в отъезде с разрешения начальства, 3 700 отсутствовали без разрешения. В общем в его распоряжении числилась 120-тысячная армия.
Линкольн, Стентон и Мак-Клеллан верхом объехали ряды войск, построенных для осмотра. Один капеллан в письме от 9 июля 1862 года писал своему отцу: «…Казалось, что в любой момент ноги президента и ноги лошади переплетутся и оба свалятся… Рука, которой он держал повод, походила на заднюю ногу кузнечика — ладонь где-то впереди, а локоть торчал позади над конским хвостом. Когда при подъезде к очередному полку Линкольн снимал шляпу, нельзя было не рассмеяться — кони шли рысью, и нужно было большое искусство, чтобы удержать шляпу на весу, а себя в седле. Положение президента выглядело ненадежным, если не опасным. Но парням он нравится, фактически он в армии стал общим любимцем…»
Линкольн вернулся в Вашингтон с длинным письмом, в котором Мак-Клеллан широко излагал свои предложения о том, какой политики должно придерживаться правительство. Войну следует «вести согласно высшим принципам христианской цивилизации». Нужно уважать частную собственность, «радикальные взгляды, в особенности в вопросах рабства», приведут к разложению в армии. Однако он не был откровенен до конца, иначе он сообщил бы Линкольну, что у него в штабе побывал мэр Нью-Йорка Фернандо Вуд, предлагавший выдвинуть Мак-Клел-лана кандидатом в президенты от демократической партии. Вуд в 1861 году сделал попытку отделить Нью-Йорк от Союза и переметнуться к конфедератам.
Начальник штаба Мак-Клеллана — его тесть Р. Марси — усилил беспокойство в Вашингтоне, когда в беседе со Стентоном он сказал, что его нисколько не удивит, если армия Мак-Клеллана будет вынуждена капитулировать. Весьма встревоженный Стентон тут же пошел к президенту и доложил ему о сказанном. Линкольн вызвал к себе генерала Марси, поставил перед ним вопрос ребром, и тот пробормотал какие-то объяснения, извинения и оправдания.
Линкольн отозвал генерала Галлека с Запада, намереваясь назначить его главнокомандующим всех сухопутных вооруженных сил, — Галлек был загадкой для Линкольна. Галлеку в то время было сорок семь лет от роду. Он был уроженцем Нью-Йорка, выпускником Уэст-Пойнта. Во время мексиканской войны он был артиллерийским инженером; написал книгу «Элементы военного искусства и науки». Когда началась война, он руководил юридической конторой в Сан-Франциско и состоял генерал-майором в народном ополчении штата. После дела под Шайло он принял командование армией Гранта и продвигался медленно вперед, воюя киркой и лопатой: все время строил окопы, окружая ими войска конфедератов численностью в 50 тысяч, которые он намеревался взять в плен, так как у него, у Галлека, было 100 тысяч солдат. Через шесть недель он окружил Коринф, но выяснилось, что противник ускользнул из города и находился уже в 50 километрах от него. В рапорте Вашингтону он изобразил это как победу.
Постепенно пришлось рассказать народу всю правду о семидневных боях. По всей стране вера в национальные силы сменилась сомнениями. Потомакская армия со всеми ранеными и больными, пушками и лошадьми, солдатами из батраков, приказчиков, студентов, конторщиков оставила полуостров и вернулась на старые позиции у реки Потомак, которые были видны из столицы.
Мак-Клеллана освободили от командования действующей армией и приказали выехать в Александрию за новым назначением. Распространился анекдот о том, что Линкольн ругал Мак-Клеллана за прекращение присылки подробных, исчерпывающих докладов о продвижении армии. Однажды Мак-Клеллан прислал Линкольну телеграмму: «Захватил две коровы. Как прикажете с ними поступить?» Линкольн ответил: «Подоите их, Джордж».
4 августа 1862 года Линкольн вторично обратился с призывом завербовать 300 тысяч рекрутов. Это означало, что штаты должны были ввести у себя обязательную воинскую повинность. Шерифы и военные комиссары взяли списки мужчин в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет, проживавших во всех графствах и городах. Их имена были записаны на сложенных записочках и брошены в лотерейный барабан. Человек с завязанными глазами вытаскивал билетики, и лица, помеченные в них, должны были пойти на девять месяцев на войну либо в течение пяти дней уплатить определенную сумму людям, желавшим их заменить, — «подставе».
Тысячи призванных не хотели идти воевать. Они писали заявления об освобождении под разными предлогами: одни были физически слабы, другие были подданными других государств, третьим их религиозные убеждения запрещали воевать, так как это грех. Только в Нью-Йорке таких заявлений было подано 14 тысяч. Тысячи бежали в Канаду или уезжали в Европу. Один пароход настигли в открытом море; всех мужчин сняли с борта и отправили обратно в Нью-Йорк.
Сопротивление набору, уклонение от военной службы приняло такие размеры, что президент вынужден был объявить, что всех нелояльных будут судить военно-полевым судом и предписание о неприкосновенности личности к ним применяться не будет.
Линкольну в эти дни приходилось принимать сотни решений: да или нет, принять или отвергнуть, верно или неверно.
Некоторые решения было легко принимать: например, о постройке трансконтинентальной железной дороги. Предстояло уложить пути от западной оконечности линии в Айове до залива в Сан-Франциско. Правительство предоставляло согласно закону от 1 июля 1862 года заем компаниям из расчета: за каждую милю пути на равнине — 16 тысяч долларов, в пустыне — 32 тысячи и в горах — 48 тысяч долларов.
20 мая 1862 года Линкольн подписал закон о передаче бесплатно земли фермерам, которые пожелают поднять целину. Необозримые пространства земли предоставлялись на Западных территориях. Любой гражданин США или любой житель, подавший заявление о своем желании перейти в американское подданство, уплативший 10 долларов за регистрацию заявления и обрабатывавший один и тот же участок в течение пяти лет, получал документ, делавший его владельцем 160 акров земли. Десятки тысяч британцев, ирландцев, немцев, скандинавов пришли в бюро. Они восклицали: «Какая это чудесная новая страна, которая отдает землю даром!» Это был акт военной необходимости — тем самым увеличивались продовольственные ресурсы, а также выполнялось обещание, данное республиканской партией; Линкольну было приятно подписывать этот закон.