5. «Лошадей больше, чем овса». Искатели теплых местечек

5. «Лошадей больше, чем овса». Искатели теплых местечек

Прошли месяцы, и почти все выгодные должности были распределены. Наплыв о Белый дом молодых людей, искавших назначений в армию, полномочий на формирование воинских частей, не прекращался: приходили офицеры; просившие повышений или других назначений; коммерсанты охотились за контрактами на поставку армии провианта; промышленники требовали заказов на вновь изобретенные ружья, пушки, снаряды.

«Окружение Линкольна все время старалось создать барьер для защиты президента от нескончаемого потока просителей, отвлекавших его от дел, — писал Хэй, — но президент сам первый ломал этот барьер». Линкольну неприятны были все меры, которые мешали ему видеться с людьми.

Прежде чем назначать кого-либо на важную должность, Линкольн советовался с делегациями штата, сенаторами, конгрессменами, лидерами партий. И неизменно он выслушивал также мнения губернаторов.

Дон Пайат слышал утверждение Сьюарда, что президент обладает «гениальной способностью» не говорить прямо «нет» искателям должностей. В момент большой перегрузки важными делами президент указал другу на толпу искателей должностей и конгрессменов в приемной и сказал:

— Вы видите эту толчею? Трудно разделаться с мятежом, но здесь перед вами нечто, что со временем станет большей опасностью для республики, чем даже мятеж.

Генерал Эгберт Виле в бытность его губернатором Норфолка проводил много времени с президентом в неофициальных беседах. Виле запомнил слова президента:

— Если у меня и есть какой-то порок, то это неспособность сказать человеку «нет». Благодарю господа, что он меня не сделал женщиной; но если бы он и сделал меня женщиной, я полагаю, он сотворил бы меня не менее безобразной, чем я есть, и никто никогда не пытался бы меня соблазнить.

Министры протестовали против назначения одного демократа и услышали в ответ:

— Я не могу позволить себе роскошь наказывать каждого считавшего возможным выступить против меня во время выборов. На этой должности нам нужен компетентный человек.

Камерон ходатайствовал за молодого человека, который осточертел своими просьбами о назначении его консулом.

— Куда вы хотели бы его послать? — спросил президент.

Лидер пенсильванцев подошел к большому глобусу, охватил его рукой и, не глядя, ткнул пальцем в место как можно дальше от себя.

— Я не знаю, куда я попал пальцем, но пошлите его именно туда, — сказал Камерон.

Его просьба была точно исполнена.

Однажды Линкольну пришлось отказать в просьбе старому своему другу, непригодному для должности.

— Если бы я считался, — сказал Линкольн Ноа Бруксу, — только со своими личными чувствами, мне пришлось бы подать в отставку и уйти отсюда. Я обязан был ему отказать.

Но он не совсем забывал своих добрых друзей нью-сейлемского периода, им он дал должности с хорошими окладами. Не забыл он и свояка, впавшего в нужду; его он назначил квартирмейстером, а одного из редакторов «Иллинойс стэйт джорнэл» — интендантом. Иллинойские республиканцы представили президенту материалы о том, что двое из них слишком свободно распоряжаются казенными деньгами и занимаются скандальными назначениями на государственные должности противников правительства. Линкольн перевел одного в Чикаго, а другого в нью-йорк.

Однажды в летний день солдат с фронта посетил Линкольна и выложил ему все свои беды.

— Все это, может быть, верно, но вам нужно обратиться по этому поводу к своим командирам.

Рядовой повторил свои жалобы дважды или трижды, но Линкольн продолжал смотреть в окно, выходящее на реку. Наконец он повернулся к посетителю.

— А теперь, добрый человек, уходите, у-хо-дите! Я не могу вмешиваться в ваше дело. Я не могу разбираться во всех армейских мелочах. С таким же успехом я мог бы попытаться" вычерпать чайной ложечкой реку Потомак.

По поводу высокооплачиваемой должности почтмейстера в Огайо возник спор; Белый дом посетило несколько делегаций, и каждая оставляла свои письменные ходатайства в пользу одного из двух кандидатов, имевших примерно одинаковую квалификацию. Однажды, когда пришла еще одна делегация и, приведя свои доводы, оставила еще пачку письменных ходатайств, у Линкольна лопнуло терпение. Он вызвал клерка и сказал ему:

— С этим делом нужно как-то покончить. Принесите весы.

Клерк их принес.

— Теперь положите на одну чашу весов все ходатайства и письма в пользу одного, а на другую чашу все материалы в пользу другого.

Одна кипа бумаг весила, на три четверти фунта больше другой.

— Оформляйте назначение, — сказал президент, — того, у кого бумаги весят больше.

Сенаторы и конгрессмены приходили с письмами, в которых они просили о должностях для родственников, собирающихся вступить в брак, для больных друзей, имеющих иждивенцев. «Мне нужна должность, чтобы прожить, — писал один Самнэру. — Мне не повезло, и я беден». И Чэйз и другие министры, так же как и президент, получали письма, в которых бедность выдвигалась как основание для получения государственной должности. Президент любил рассказывать историю об одном плохо выглядевшем человеке, который просил у Сьюарда должность консула в Берлине, потом в Париже, потом в Ливерпуле, наконец соглашался стать клерком в министерстве иностранных дел. Ему сказали, что все должности заняты, на что последовало: «В таком случае не одолжите ли вы мне пять долларов?»

Дэвид Лок, редактор из Огайо, под псевдонимом Петролиум В. Нэсби писал на злобу дня очерки и фельетоны, вызывавшие веселый смех у читателей. Он укладывал на обе лопатки напыщенных патриотов своими меткими сатирическими стрелами:

«Во-первых. Я хочу получить должност.

Во-вторых. Мине нужна должност.

Bo-третьих. Должност мине пригодилась бы; паэтому.

Bo-четвертых. Мине хотелос бы получить должност».

За насмешками Лока чувствовалось доброжелательное отношение к президенту, и Линкольн написал сатирику: «Почему бы вам не приехать ко мне в Вашингтон? Не хотите ли вы лично какой-нибудь должности? Приезжайте, и я дам вам любую должность, которую вы пожелаете, которая вам подходит… по вашим способностям». Лока это заинтересовало, он проанализировал письмо и понял, что президент увидел, что предлагает слишком много человеку, которого он знал лишь по газетным фельетонам, и поэтому добавил спасительное «которая вам подходит» и, чтобы совсем себя обезопасить, дописал «по вашим способностям». Лок поехал к президенту, но не для того, чтобы попросить должность. «Он мне посвятил час своего времени, — рассказывал потом, юморист, — и это был восхитительный час».

Хорошо одетый мужчина просил, чтобы президент просто разрешил ему использовать его имя в намеченной к выпуску рекламе.

— Нет! — вспыхнул Линкольн. — Нет! У меня ничего общего с этим нет. Не принимаете ли вы президента Соединенных Штатов Америки за маклера? Вы обратились не по адресу. Вот дверь на выход!

Визитер поспешно выскользнул.

Летом 1863 года Линкольн написал министру почт Блэйру письмо, которое стало достоянием печати. Его долго обсуждали солдаты, читавшие письмо вдоль и поперек для большей убедительности.

Речь шла о должностях почтмейстеров, которые намечалось предоставить вдовам солдат, павших в бою. Президент утвердил этих вдов почтмейстерами с такой мотивировкой: «Этот вопрос заставил меня продумать более внимательно… порядок устройства людей, которые воюют за наши цели и несут на себе основные тяготы в деле спасения страны. Я пришел к выводу, что при равных правах и квалификациях им должно отдавать предпочтение. Это в особенности применимо к солдату-инвалиду и к семье умершего солдата».

Солдат без одной ноги, на костылях пришел просить о какой-нибудь работе; ногу он потерял в бою.

— Покажите мне ваши бумаги, — сказал Линкольн.

У солдата их не оказалось; он полагал, что ему поверят на слово.

— Что?! Никаких бумаг, никаких справок, никаких доказательств, что вы потеряли ногу! А откуда я знаю, что вы ее потеряли в бою, а не в капкане, когда залезли в чужой сад?

Президент явно «валял дурака», но честный немец, рабочий, ставший солдатом, пробормотал искренние извинения. Линкольн увидел, что перед ним не профессиональный проситель должностей. Большинство приходили со слишком тщательно подготовленными бумагами. Принципиально предпочтение отдавалось любому солдату, потерявшему ногу в бою.

— Знайте, что армейцу опасно появляться здесь без бумаг и доказательств, откуда он и кто он, но я попытаюсь что-нибудь сделать для вас.

Он направил просителя к квартирмейстеру, которому письменно предложил найти работу для подателя.

Однажды, рассматривая прошения и рекомендации, Линкольн сказал, что он согласен со всеми предложениями Стентона.

— Единственно, чего я добиваюсь, — заметил он, — это сделать нечто такое для немцев, что было бы воспринято ими как неоспоримое доказательство, что это сделано в их интересах. С этой целью я требую назначения Шимельфенига.

— Мистер президент, может быть, у этого Шимель… как его там? — нет таких прекрасных рекомендаций, как у других офицеров немецкого происхождения?

— Это не имеет значения. Его фамилия возместит нехватку рекомендаций, я рискну в надежде, что он справится с делом. Шимель-фениг должен получить это назначение, — сказал он с усмешкой, сделав ударение на последнем слоге фамилии.

Некий спекулянт неоднократно требовал выдачи ему пропуска на право перехода через линию фронта, а также разрешения министерства финансов на закупку хлопка. Неизменно он получал отказ.

— Нет ничего более беспокойного для правительства, — сказал Линкольн, — нежели свирепость искателей наживы.

Этот спекулянт все же нашел влиятельных людей, и Линкольну пришлось выдать ему пропуск.

— Теперь отнесите бумагу к Стентону, — сказал президент, — необходимо, чтобы он скрепил это своей подписью.

Вскоре спекулянт вернулся, возмущенный тем, что Стентон разорвал пропуск в клочки и растоптал их ногой. Линкольн сделал удивленное лицо и просил рассказать подробно о поступке министра. После небольшой паузы он сказал спекулянту:

— Вот что, пойдите к Стентону и передайте ему, что еще до конца недели я порву дюжину его документов.

Однажды делегацией во главе с Ловджоем был предложен план переброски и объединения воинских частей с тем, чтобы перемешать войска с запала с войсками с востока. Линкольн написал Стентону записку с предложением перемешать полки.

— Вы утверждаете, что Линкольн согласился с вашим планом? — спросил министр.

— Да, сэр, — ответил Ловджой.

— В таком случае он дурак из дураков! — сказал Стентон.

— Вы хотите сказать, что президент дурак из дураков?

— Да, сэр, если он отдал такое приказание.

Вернувшись в Белый дом, Ловджой честно рассказал, как было дело.

— И Стентон сказал, что я дурак из дураков? — спросил Линкольн.

— Да, сэр! Больше того, он повторил это.

Президент задумался.

— Если Стентон сказал, что я дурак из дураков, значит это действительно так. Он почти всегда прав и обычно говорит то, что думает. Я сейчас пойду к нему, узнаю, в чем дело.

Торлоу Уид сказал Лионарду Свэтту, что «Линкольн вел «настоящую бухгалтерскую книгу», куда он заносил все назначения в Нью-Йорке, покровительствуя поочередно каждой партии… и давая каждой стороне ровно столько, чтобы им еще хотелось». Как полагал Свэтт, он ничего не давал зря и всегда старался угодить противникам больше, чем своим друзьям; вот почему в обвинениях друзей, что он не отплачивал им выгодными должностями за их преданность ему, всегда была доля правды. Он поступал так, потому что он не мог дать больше того, что у него было… А у него всегда было больше лошадей, чем овса.