1. Предварительное провозглашение свободы для негров

1. Предварительное провозглашение свободы для негров

Слепая теща конгрессмена-республиканца Фрэнка Блэйра любила повторять:

— Больше всего на свете я ненавижу рабство, если не считать движения за освобождение от рабства.

Итак, в ней боролись две ненависти, и она сама не могла определить, какая из них была сильнее. Подобные же страсти раздирали всю страну. В итоге они вызвали войну.

Линкольну стал известен случай с негром-рабом, сбежавшим от своего хозяина. Негр приехал в Вашингтон, и гут его арестовали. Чэйз и Монтгомери Блэйр, поспорив о его судьбе, пришли за разрешением спора к Линкольну. Чэйз хотел направить арестованного в армию Союза. Блэйр настаивал на применении закона о беглых рабах и требовал возвращения негра владельцу. Линкольн ничего определенного им не сказал.

Многие экстремисты соглашались с мнением Уэнделла Филлипса, выступившего н. а митинге 1 августа 1862 года: он утверждал, что у президента «нет своего мнения. Он не произнес ни единого слова, которое дало бы хоть малейшее представление о его намерениях ‘В вопросе об отмене рабства. Вероятно, он человек честный; однако никого не интересует, честна ли черепаха или нет. У президента нет ни интуиции, ни предвидения, ни решимости».

Друг президента генерал-майор Дэвид Хантер конфисковал всех рабов в Южной Каролине и объявил их свободными. Более того, придя к выводу, что военное положение и рабство несовместимы, генерал объявил «свободными навеки» всех рабов Джорджии и Флориды. Чэйз настаивал на признании приказов генерала действительными, так как 9/10 населения страны было за них.

Линкольн написал Чэйзу: «Ни один генерал, командующий округом или районом, не имеет права так поступать, не посоветовавшись со мной. Ответственность за это лежит на мне». Линкольн считал, что федеральное правительство должно договариваться с любым рабовладельческим штатом о постепенном освобождении рабов при условии компенсации. Линкольн верил, что реализация такого плана помогла бы быстро покончить с войной. Поскольку в пограничных штатах рабы были бы освобождены посредством выкупа, то штаты дальше к югу поняли бы, что они не в состоянии сами долго воевать.

Но надежды Линкольна на то, что народ согласится освободить рабов посредством выкупа, не оправдались. Слишком глубока была ненависть к Линкольну и его делам среди тех слоев в Кентукки, которые связали свою судьбу с Джефферсоном Дэвисом.

В первых числах августа 1862 года Самнэр охарактеризовал Линкольна в письме к Джону Брайту в Англию: «Его очень трудно стронуть с места… Я настаивал на том, чтобы он издал именно 4 июля указ об освобождении негров, доказывая, что таким образом он сделает этот день еще более священным и историческим. Он ответил: «Я бы так и сделал, если бы не опасение, что половина наших офицеров бросит оружие и еще три штата присоединятся к мятежникам».

В письме от 22 августа 1862 года Линкольн рассказал стране в простых, но искусно составленных фразах о целях войны так, как он их понимал. Оно было перепечатано почти всей прессой и, вероятно, дошло до каждого, кто мог читать.

«…Я хочу спасти Союз. Я хочу спасти его как можно скорее, не нарушая при этом конституции… Если бы я мог спасти Союз, не освободив при этом ни одного раба, я бы это сделал; если бы я мог спасти Союз, освободив при этом всех рабов, я бы это сделал; если бы при этом можно было освободить только часть рабов, я бы это сделал. Все, что я делаю в отношении рабства и цветной расы, я делаю потому, что надеюсь этим спасти Союз…

Я здесь изложил свои цели в соответствии с моим пониманием своих обязанностей как должностного лица; вместе с тем я не намерен изменять многократно выраженное мной личное желание видеть повсюду всех людей свободными».

В беседе с двумя священниками Линкольн серьезно сказал:

— Когда придет час решить вопрос о рабстве, я надеюсь, что я буду готов выполнить свой долг, хотя бы это мне стоило жизни. И, джентльмены, это будет стоить жизни многим.

В лето 1862 года Линкольну приходилось считаться с такими случаями, как выступление союзного офицера, республиканца, на массовом митинге по вербовке солдат в Индиане. Когда он сказал: «Я ненавижу негра больше, чем дьявола», толпа бурно ему аплодировала.

Вместе с тем население пограничных штатов постепенно меняло свою точку зрения. Браунинг записал в своем дневнике: «Я беседовал с президентом. Вошел Гарет Дэвис — сенатор из Кентукки. Возник разговор о рабстве. Дэвис сказал, что ради спасения Союза он готов, если это необходимо, согласиться с отменой рабства. Этот вопрос очень разволновал президента».

Конечно, многие жители пограничных штатов были в полном смятении: по их земле и городам, наступая и отступая, двигались армии; бандиты опустошали их фермы, амбары, угоняли скот; доносчики переметывались то к одной, то к другой воюющей стороне; торговцы и крупные коммерсанты торговали с теми и с другими, лишь бы цена была повыше.

В письме к одному жителю Нового Орлеана Линкольн подчеркивал, что имеются такие сторонники Союза, которые ничем не хотят помочь правительству, но в то же время выступают против мер, которые правительство предпринимает без их помощи. Они хотят остаться в роли наблюдателей, не примыкая окончательно ни к одной из сторон. Конечно, были сторонники Союза, чья преданность была выше похвалы. Но были и такие, чьи советы могли привести только к капитуляции правительства перед врагом. Сам Линкольн не был склонен к хвастовству. «Я сделаю не больше того, что смогу. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти правительство. Это мой долг по присяге и мое личное желание… Я ничего не сделаю со зла. Мои задачи слишком величественны — злоба не может быть побудителем для моих действий».

Генерал-майор Кассий Клэй, в свое время редактировавший антирабовладельческий журнал «Тру америкен», агитировал за Линкольна в Кентукки во время предвыборной кампании в 1860 году; тогда он подвергся нападению со стороны рабовладельца, ранившего его в грудь чуть повыше сердца; Клэй сумел тут же вонзить в живот противника по самую рукоятку свой длинный охотничий нож. Этот мускулистый тяжеловес, вернувшись с дипломатической миссией из России, посоветовал Линкольну освободить рабов, ибо европейские правительства готовы признать конфедерацию и предпринять интервенцию. Провозглашение свободы негров застопорит действия монархов Европы.

— Кентукки поднимается против нас, — сказал Линкольн, — а нам и так хватает забот.

Но Клэй решительно возразил:

— Вы ошибаетесь…

Линкольн, поразмыслив, сказал:

— Сейчас идет сессия законодательного собрания Кентукки, поезжайте туда и посмотрите, как они настроены; потом сообщите мне.

Клэй туда поехал и застал палату, спасающуюся бегством от наступающих армий конфедератов.

Джон Мотли, посол в Вене, сообщил в письме, что он посетил Лондон, Париж, Берлин и пришел к выводу, что только три условия могут предотвратить признание конфедерации европейцами: 1. Крупное и решающее поражение конфедератов. 2. Захват портов со складами хлопка и продажа больших партий хлопка фабрикам в Европе. 3. Четкая политика в вопросе эмансипации рабов.

То же самое сообщал Карл Шурц из Мадрида. Линкольну все это было известно, и по совету Джона Брайта, члена британской палаты общин, он послал ему проект резолюции для использования при соответствующих обстоятельствах:

«Поскольку до сих пор государства и народы терпеливо относились к рабству, недавно, впервые в мире, была сделана попытка создать новое государство, главной и принципиальной основой которого является задача сохранить, развить и увековечить рабство людей; постольку решено, что никакое такое зародышевое государство не может быть признано или допущено в семью христианских, цивилизованных народов и что все христиане и цивилизованные люди во всём мире должны всеми законными мерами всемерно препятствовать такому признанию и допущению».

14 августа 1862 года по приглашению президента в Дом правительства прибыл первый комитет свободных негров. Линкольн сообщил приглашенным, что конгресс предоставил в его распоряжение некоторую сумму денег для «колонизации лиц африканского происхождения», — проект этот был предложен Линкольном.

— Почему, — спросил Линкольн, — нужно колонизировать людей вашей расы и в какой стране их поселить?.. Почему должны они уехать отсюда? Вашим людям причиняют здесь превеликие мучения, да и наши страдают от этого соседства… Ваша раса, по моему суждению, терпит величайшие несправедливости, когда-либо причиненные какому-либо народу. Даже будучи свободными, вы унижены тем, что вас не уравнивают с белой расой…

Линкольн предложил им план переезда в одну из стран Центральной Америки, богатую углем, земельными угодьями, гаванями и т. п. От них самих зависит выбор занятий.

— Можете ли вы выделить сто сравнительно смышленых людей с женами и детьми, способных прокормить себя, так сказать? Или пятьдесят? Если бы даже двадцать пять работоспособных мужчин с семьями… можно было бы успешно начать переселение.

Но свободные негры не проявили никакого энтузиазма. Правительство республики Новой Гранады не давало никаких гарантий безопасности для переселенцев.

Линкольн подписал постановление, положившее конец рабству в округе Колумбии: федеральное правительство собиралось выкупить рабов по ценам, не превышавшим 200 долларов за каждого. По предложению президента освобожденные обеспечивались билетами для переезда пароходом в Либерию или Гаити. Это постановление конгресса и президента было лишь одним из многих решений, которые своими ударами пробивали бреши в статусе рабства, постепенно разрушая его подпорки и бастионы.

Президент предложил, и конгресс принял постановление о признании республик Гаити и Либерии; однако министерство иностранных дел заявило, что оно не примет негра в качестве посла. Президент Гаити поблагодарил президента США и просил передать, что если Линкольн пожелает, то Гаити воздержится от назначения послом негра. Линкольн помялся чуть-чуть, затем протянул:

— Можете передать президенту Гаити, что я не буду рвать на себе волосы, если он пришлет чернокожего.

Конгресс дополнил законы военного времени и запретил армейским и флотским офицерам любого ранга использовать подчиненные им воинские силы для поимки и возвращения владельцам беглых рабов. Начаты были переговоры с Великобританией о запрещении и пресечении торговли африканскими рабами. Конгресс принял постановление о признании свободными всех рабов на новых территориях. Другие постановления предусматривали начальное обучение для негритянских детей и предоставление неграм права занимать должности почтальонов.

Все эти постановления конгресса получили свое завершение в законе о конфискации, подписанном президентом в июле 1862 года. По этому закону все рабы, принадлежавшие осужденным за измену или мятеж, признавались свободными. Больше того, рабы мятежников, перебежавших за линию фронта, рабы, принадлежавшие бежавшим из страны, или рабы, обнаруженные союзной армией на территории, находившейся до того в руках мятежников, должны быть признаны военнопленными и освобождены. Другие постановления гласили, что рабы, бежавшие на Север, получали право работать по найму и выкупить себя из рабства; президенту давалось право вербовать и нанимать негров для работы в воинских лагерях, для службы в армии, а жены и дети, матери этих негров, если они были рабами воевавших мятежников, объявлялись свободными; президенту давалось право «нанимать такое количество лиц африканского происхождения, сколько он сочтет необходимым и достаточным для подавления мятежа…».

Линкольн поначалу намеревался наложить вето на закон о конфискации и изменить его. Но он подписал его и вернул с приложенным к нему проектом вето, предназначенным для истории. Вот выдержка из этого документа: «…удивительно, что конгресс может взять на себя непосредственное освобождение негров в пределах штата. Если бы в постановлении было сказано, что раб сначала становится имуществом государства, а потом конгресс его освобождает, легальные препятствия сразу отпали бы».

Таким образом, все постановления, принятые конгрессом, нисколько не затрагивали права рабовладельцев, оставшихся лояльными по отношению к Союзу, и рабовладельцев, не участвовавших в мятеже. Но таких было немного.

В разгаре этих зигзагов в политике «Харпере уикли» в передовице одного из своих майских номеров доказывал, что «провидение удостоило США таким президентом, вождем, чьи моральные принципы не затемнены ни софистикой, ни энтузиазмом — он знает, что прочных результатов можно добиться постепенно…».

22 июля 1862 года Линкольн созвал заседание кабинета. Как он сам потом рассказывал:

— Я понял, что мы… должны переменить нашу тактику или проиграть. Я решил осуществить освобождение негров… Я набросал проект Декларации и… сказал министрам… что созвал их не для того, чтобы спрашивать их совета, а для того, чтобы ознакомить их с содержанием декларации, после чего будут рассматриваться их замечания… Смысл выступления Сьюарда: «Мистер президент, я одобряю Декларацию, но сомнительно, стоит ли обнародовать ее в данный момент… Этот акт может быть воспринят как последняя попытка вконец ослабевшего правительства, как вопль о помощи…» Я забрал Декларацию… Затем пришли вести о разгроме Поупа у Булл-Рэна. Положение стало мрачнее, чем когда-либо. Потом началась битва под Антьетамом. В среду мы получили сообщение, что наши берут верх… Я закончил второй вариант предварительного проекта Декларации… созвал кабинет, прочел им, и в ближайший понедельник Декларация была опубликована».

Это заседание состоялось 22 сентября 1862 года. Президент открыл его сообщением о том, что Артемус Уорд прислал ему свою книгу и прочел главу, которую он счел очень смешной. Линкольну понравилась клоунада Уорда, понравилась она и другим членам кабинета. Один Стентон сидел мрачный и насупленный.

Затем. Линкольн посерьезнел и прочел Декларацию.

По инициативе Кэртина 24 сентября состоялось совещание губернаторов северных штатов; цель совещания — «принять меры к усилению помощи правительству». У губернаторов была мысль оказать давление на президента с тем, чтобы он отстранил Мак-Клеллана и опубликовал какую-то определенную Декларацию по вопросу о неграх. Но битва под Антьетамом и опубликование в тот день Декларации выбили почву у них из-под ног. Шестнадцать губернаторов подписали обращение к президенту, в котором они заявляли о своей лояльности Союзу, одобряли политику освобождения и предлагали призвать еще 100 тысяч солдат для организации специального резервного корпуса на случай крайней необходимости. Пять губернаторов воздержались и не подписались под заявлением. Все они были из рабовладельческих штатов: Кентукки, Миссури, Мэриленда, Делавэра и северного округа Нью-Джерси. Подтверждая свою лояльность Союзу и поддержку президенту, эти пять губернаторов не могли одобрить Декларацию об освобождении.

Демократическая партия, готовясь к ноябрьским выборам, выдвинула тезис, что война за Союз превратилась в войну за освобождение негров. Луисвиллский «Демократ» и другие газеты утверждали, что Линкольн переметнулся к радикалам.

Но были не только газеты — был еще народ. Линкольну важно было знать, что он думает. Многие называли Декларацию исторической, великой, а ее автора — бессмертным. Линкольн писал в письме с пометкой «строго конфиденциально», что: «…наряду с похвалой газет и выдающихся деятелей, полностью удовлетворяющих тщеславие автора, налицо уменьшение запасов снабжения, а приток рекрутов замедлился как никогда».

Обнародовав Декларацию, президент уподобился химику, бросившему в бурлящий, содрогающийся сосуд сильнодействующий ингредиент. Оттенки и течения изменились, усилились. В глубине возникли новые потоки. В реакции трудно было разобраться. Но за этой неразберихой и смещениями можно было учуять глубокие и необратимые изменения.

Декларация была обращена не только к Северной и Южной Америке, но и к Европе. В Англии из-за хлопкового голода 500 тысяч человек оказались без работы. Только в одном текстильном районе Франции 130 тысяч человек ходили без дела. И тем не менее массы в этих странах стояли за Север, а не за Юг.

Ни пресса, ни премьер Пальмерстон, ни мнение правящих классов Англии не могли повлиять на глубоко заложенный инстинкт свободолюбия масс, откликнувшихся на призыв правительства Линкольна, а не ричмондского Дэвиса. В правящих кругах пришли к выводу, что любому европейскому правительству стало труднее теперь решиться на признание Юга.

Волна ярости залила Юг. Линкольн нарушил все законы цивилизованной войны, попрал право частной собственности, он подстрекает негров убивать, насиловать, жечь — так утверждали государственные деятели, ораторы, газеты.

В последних числах этого печального сентября Линкольн признался в том, что его мучает одна загадка. Он изложил свои мысли на листке бумаги, но оставил его у себя на столе — обнародовать их он не собирался. Джон Хэй снял копию с этой записи: «Воля господа довлеет над нами. В борьбе крупных сил каждая сторона заявляет, что она действует по воле бога. Обе стороны могут ошибаться, одна из них наверняка. Как же бог может быть за и против одного и того же дела одновременно?»