2. Медлительность Мак-Клеллана. Потери на выборах. Фредериксберг. Послание 1862 года
2. Медлительность Мак-Клеллана. Потери на выборах. Фредериксберг. Послание 1862 года
Из американского посольства в Париже Джон Байгилоу писал Уйду: «Почему Линкольн не расстреляет кого-нибудь?»
В первых числах октября 1862 года губернатор Индианы Мортон писал президенту: «Еще три таких месяца, как последние шесть, и мы погибли… погибли». С каждым днем политические вопросы все больше переплетались с военными. На ряде заседаний кабинета в конце сентября месяца 1862 года разбирался вопрос о высылке освобожденных негров. Блэнр и Бэйтс, оба из Миссури, настаивали на насильственной высылке из страны; президент считал, что помочь с выездом нужно тем, кто сам захочет уехать.
В личной беседе Чэйз говорил Уэллесу, что Стентон считает своим долгом подать в отставку. Уэллес записал: «Чэйз сказал, что если уйдет Стентон, то и он уйдет. Он считает, что мы все должны поддержать Стентона, и если уйдет один, то должны уйти все».
Чэйз усиленно готовил почву для развала кабинета.
Над всеми текущими вопросами доминировала проблема армии Мак-Клеллана: как заставить ее двинуться с места? Мак-Клеллан все еще не нарушал «отдыха» своих частей. В связи с этим некий визитер спросил Линкольна, сколько, по его мнению, солдат в действующей армии мятежников.
Линкольн вполне серьезно ответил:
— По словам крупнейшего авторитета, один миллион двести тысяч.
Визитер побледнел и воскликнул:
— Мой бог!
— Да, сэр, — продолжал президент, — можете не сомневаться — один миллион двести тысяч. Посудите сами, все наши генералы, когда их громят, утверждают, что силы противника превосходили их в три-пять раз, и я обязан им верить. У нас в действующей армии четыреста тысяч. Помножьте это на три. Понятно?
1 октября Линкольн, не известив об этом МакКлеллана, выехал в лагеря потомакской армии. МакКлеллан узнал об этом, когда Линкольн был уже в пути, выехал ему навстречу и очень обрадовался, что с президентом не было министров и политических деятелей, «просто несколько офицеров с Запада». Мак-Клеллан написал своей жене: «Его официальная цель — ознакомиться с позициями и войсками; я склонен думать, что настоящей его целью является заставить меня преждевременно начать наступление на Виргинию».
На рассвете Линкольн вдвоем с бывшим чиновником штата Иллинойс О. Хатчем поднялся на высотку, господствовавшую над лагерем. Показавшееся из-за гор солнце осветило пробуждавшуюся армию, занятую обычными утренними делами. Жестрм отчаяния Линкольн обвел округу и, наклонившись к Хатчу, прошептал сиплым голосом:
— Хатч… Хатч, что это там движется?
— Ну как же, мистер Линкольн, это же потомакская армия.
Линкольн чуть задумался, выпрямился и сказал ясным и чистым голосом:
— Нет, Хатч, нет! Это личная охрана генерала Мак-Клеллана.
Больше ничего не было сказано. Не спеша они вернулись в свою палатку.
На смотре Линкольн обратился с речью к солдатам, поблагодарил их за службу и выразил надежду, что их дети и дети их детей на тысячу поколений вперед будут наслаждаться счастливой жизнью в объединенной стране.
Проходя мимо дома, в котором находились раненые конфедераты, Линкольн пожелал зайти к ним. Он сказал конфедератам, что они стали «врагами по не зависящим от них обстоятельствам». Последовала пауза, затем конфедераты окружили его, чтобы пожать ему руку.
Через два дня Линкольн вернулся в Вашингтон, и Галлек тут же послал телеграмму Мак-Клеллану: «Президент приказывает вам перейти реку Потомак и навязать бой противнику или заставить его отойти на юг. Вашей армии надлежит перейти в наступление, пока дороги в хорошем состоянии». Мак-Клеллан просил предоставить ему отпуск и отсрочить наступление. Сам Линкольн работал без отдыха, но Мак-Клеллану он телеграфировал: «Вы хотите повидать свою семью, я иду навстречу вашему желанию». Генерал уехал в Филадельфию к жене и дочери.
С момента боев под Антьетамом прошло три недели. Мак-Клеллан со своей армией в 100 тысяч человек все еще стоял к северу от Потомака. А Ли тем временем комплектовал в Виргинии свежие части.
Неоднократно Линкольн говорил о Мак-Клеллане как о человеке, больном медлительностью. Рассказывали о диалоге, имевшем место между одним крупным чиновником и Линкольном.
— Я доложу о результатах поездки, если найду армию, — сказал чиновник, получая пропуск к МакКлеллану.
— О, вы ее найдете, — сказал Линкольн. — Она на месте. В этом-то и вся беда.
Мак-Клеллан все же тронулся с места. Он не спеша переправил армию через Потомак и занял плацдарм, который занимал Поуп перед второй битвой под Булл-Рэном. Стоял ноябрь. Линкольн сказал Джону Хэю, что это последнее испытание Мак-Клеллана. Если он даст Ли возможность перейти через хребет Блю Ридж и стать между Ричмондом и потомакской армией, он отстранит Мак-Клеллана от командования. Когда армия Ли подошла к Калперер Корт-хауз, испытание Мак-Клеллана закончилось.
Выборы в ноябре 1862 года почти удвоили количество конгрессменов-демократов: вместо 45 их стало 75. В пяти штатах Линкольн два года тому назад получил большинство; теперь в этих штатах его партия понесла потери. Демократ Хорэйшио Симур стал губернатором Нью-Йорка. «Таймс» утверждала, что голосование показало «отсутствие доверия» к президенту.
«Лезлиз уикли» сообщала: «Когда полковник Форни спросил Линкольна, как он относится к событиям в Нью-Йорке, он ответил:
— Так же, как некий юноша в Кентукки; он бежал на свидание со своей любимой и сильно стукнулся пальцем о камень. Схватившись за палец, юноша подумал, что он слишком взрослый, чтобы плакать, но ему было слишком больно, чтобы он мог смеяться».
В письме к Карлу Шурцу Линкольн указал три причины, приведшие к поражению на выборах «1. Наши друзья-республиканцы ушли на фронт, и поэтому демократы оказались в большинстве. 2. Демократы это поняли и приняли все меры, чтобы вернуть себе власть. 3. Наша печать, понося и унижая правительство, дала им в руки сильное оружие для достижения этой цели. Конечно, и наши военные неудачи имеют к этому отношение».
Из республиканцев лишь один Келли был переизбран значительным большинством голосов. Линкольну захотелось узнать, почему он победил. Келли сказал, что шесть месяцев назад и он потерпел бы поражение, но на сей раз он добился победы, выступая с требованием назначения боевого генерала вместо МакКлеллана.
Наступил день, когда Мак-Клеллану вручили приказ о его отстранении от командования потомакской армией. Мак-Клеллан написал прощальное письмо к армии. Солдаты отнеслись к нему благожелательно. Там, где проходил Мак-Клеллан, солдаты приветливо встречали его. Замещавший его Бэрнсайд чуть не плакал, рассказывая Мак-Клеллану, что он отказывался от этого поста до тех пор, пока ему не было строго приказано.
Почему Линкольн назначил Бэрнсайда? Потому что последний был другом Мак-Клеллана и мог воспользоваться благожелательным отношением армии к прежнему командующему. Кроме того, Линкольн знал, что Бэрнсайд не занимался заговорами, интригами, армейским политиканством, что он очень лоялен и чистосердечен.
Линкольн был огорчен, что новый командующий отверг план, присланный из Вашингтона. Однако президент согласился с планом Бэрнсайда при условии, что тот будет «быстро действовать». Линкольн не удовольствовался поездкой Галлека к Бэрнсайду и поехал к нему лично. У них была длительная беседа.
Наступил день сражения под Фредериксбергом, где Ли устроил ловушку потомакской армии. У Ли было 72 тысячи солдат. Он подготовился к бою и ждал Бэрнсайда с его армией в 113 тысяч. Целый месяц Бэрнсайд ждал понтонов для переправы через реку. Ли за это время все рассчитал, и, когда части союзной армии переправились, с гор на них обрушились огонь и металл. Дороги были изрыты окопчиками, в которых залегли стрелки, спокойно упражнявшиеся по живым целям. Мигер повел свою Ирландскую бригаду численностью в 1 315 человек в атаку, но отступил, оставив на скованной морозом горе 545 солдат. Дивизия Ханкока потеряла 40 процентов своего состава. Между утренним туманом и вечерними сумерками союзная армия потеряла 7 тысяч убитыми и ранеными. 48 часов пролежали они на морозе, прежде чем удалось их подобрать. Многие сгорели в высокой траве, подожженной снарядами. В итоге боя конфедераты потеряли 5 309 человек, федеральные войска — 12 653. Бэрнсайд был чрезвычайно огорчен исходом боя и готов был броситься во главе своего старого 9-го корпуса в атаку на каменную стену и неприятельские 300 пушек. Но штабные отговорили его от этого плана. Бэрнсайд отвел свои войска из-под Фредериксберга обратно через Раппаханок на прежние позиции.
Моральному состоянию армии был нанесен сильный удар. Солдаты показали необычайную храбрость, но что они могли сделать с такими командирами? Этот вопрос их мучал. На смотре вместо приветствий генерала встретили улюлюканием. Кое-кто винил не Бэрнсайда, а Линкольна. Еще больше офицеров подало в отставку, усилилось дезертирство.
Лейтенант Уильям Лэск писал своей матери: «Увы, бедная моя родина! У нее сильные ноги для маршей, у нее храброе сердце и много смелости, но… мозги, мозги… Наверное, у старины Эйби припасен какой-нибудь анекдот на этот случай… Верю, что Бэрнсайд храбр и честен, не сомневаюсь, что президент честен, но «знай сверчок свой шесток». Пусть Линкольн упражняет свой талант в раскалывании брусков. Предпочитаю видеть Мак-Клеллана, а не Линкольна во главе армии».
Бэрнсайд отправил Галлеку письмо, в котором сообщил, что всю вину берет на себя. Президент обратился с посланием к армии: «Хотя вы потерпели неудачу, но эта попытка не была ошибкой; эта неудача — чистая случайность… Вы обладаете всеми качествами великой армии; эти качества обеспечат победу делу страны».
Думал ли президент о результатах битвы одно, а вслух высказывал другое? Уильям Стодард, работавший в штабе Белого дома, отрицал это в своем письме: «Мы потеряли на 50 процентов больше неприятеля. И все же в ужасной арифметике Линкольна есть свой резон. Он говорит, что если бы в течение недели мы каждый день в результате боев имели такое же соотношение потерь, армия Ли была бы уничтожена бесследно, а потомакская армия все еще осталась бы полной сил; с войной было бы покончено, с конфедерацией также. Мы пока еще не нашли в нашей среде такого генерала, который мог бы примириться с этой арифметикой, но когда мы его найдем, мы приблизим конец войны».
Т. Барнет, клерк министерства внутренних дел, записал в своем дневнике слова Линкольна после разгрома под Фредериксбергом: «Если есть место хуже ада, я на этом месте».
Прошла неделя, и у Бэрнсайда созрел план нового сражения. Это было трудное для Бэрнсайда время, ибо в один и тот же день он получил предупреждение Линкольна не двигаться и телеграмму Галлека «нажать на врага».
Линкольн написал Галлеку, чтобы он поехал к Бэрнсайду, ознакомился с его планами, побеседовал с офицерами, узнал их мнение и настроение. «Проверьте все всесторонне и составьте свое собственное мнение; лишь после этого скажите генералу Бэрнсайду, одобряете вы его план или нет. Ваша поенная квалификация не принесет никакой пользы, если вы всего этого не сделаете».
Галлек расценил это письмо как инсинуацию. Он попросил освободить его от обязанностей главнокомандующего. Линкольна в тот момент не устраивал уход Галлека; кроме того, ему совсем не хотелось задевать самолюбие генерала. Президент взял свое письмо обратно; Галлек взял обратно просьбу об отставке.
Послание президента конгрессу 1 декабря 1862 года начиналось с высказываний о Союзе, рабстве и неграх. «Можно сказать, что нация состоит из территории, народа и законов». Из этих компонентов только территория остается в известной степени неизменной. Меняются законы, люди умирают, страна остается.
Конгрессу должно быть предоставлено исключительное право ассигновать деньги и другие средства для колонизации свободных цветных людей. «Не будь рабства, не было бы и мятежа; с отменой рабства мятеж не сможет дольше продолжаться». Кое-кто настаивал на колонизации, мотивируя это тем, что свободные негры будут отнимать работу у белых рабочих, но против такой установки Линкольн возражал. Ничто не должно остановить борьбы за полное освобождение негров. Освобождение негров покончит с войной и сохранит Союз на вечные времена.
«Догмы мирного прошлого не пригодны для бурных дней настоящего. Положение чрезвычайно трудное, но мы должны подняться до уровня требований момента. Так как перед нами новая ситуация, то мы должны и думать по-новому и действовать по-новому… Давая свободу рабам, мы обеспечиваем свободу свободным людям. Это одинаково почетно и в том, что мы даем, и в том, что мы сохраняем».
В последнем абзаце послания Линкольн пытался затронуть чувства людей. «Соотечественники! Мы не можем уйти от истории. Мы, члены этого конгресса и правительства, останемся в памяти людей независимо от того, хотим мы этого или нет. Личное значение или ничтожность каждого из нас никогда никого не смогут выручить. Мы проходим проверку огнем, и пламя его осветит все наши дела, благородные и бесчестные, для всех последующих поколений».
Путь к спасению Союза — «путь простой, мирный, справедливый, великодушный. Если мы пойдем по этому пути, мы заслужим вечное одобрение всего мира и бог будет вечно нас благословлять».
Что дало послание? Ничего, кроме робкого нащупывания путей к освобождению с компенсацией в рабовладельческом штате Миссури. Пограничные штаты, не имея единого мнения, не проявили решительности. Они еще не стали неотъемлемой частью Союза.
18 декабря Лексингтон и Кентукки снова были захвачены конфедератами, после того как части Бедфорда Фореста совершили рейд и прогнали иллинойскую кавалерию полковника Роберта Ингерсола.
Декабрьское послание президента было компромиссом. Его целью было задобрить все стороны, слишком враждебные, чтобы их можно было объединить для совместных действий. Так говорили одни. Другие утверждали, что освобождение негров — конек президента. Как выходец из пограничного штата он не представлял себе, что рабство должно уничтожить с корнем и сразу. Но даже для многих из тех, кто не соглашался с ним или с тем, что план Линкольна выполним, было ясно, что он искренне стремится поднять знамя, за которым стоит пойти даже ценой жертв.
Декабрьское послание прокладывало путь Декларации об освобождении, если президент решит обнародовать ее 1 января 1863 года. Радикалы — сторонники освобождения утверждали, что президент не осмелится опубликовать Декларацию. Некоторые деятели из пограничных штатов говорили, что он не посмеет конфисковать имущество стоимостью в миллиарды долларов. Многие армейские офицеры открыто говорили, что опубликование Декларации приведет к массовому дезертирству, что целые роты и полки в полном составе сложат оружие.
Сенатор Браунинг записал в своем дневнике, что «…у президента явная галлюцинация — он считает, что конгресс может покончить с мятежом, если он утвердит его (Линкольна) план освобождения с компенсацией».