Семь шагов — туда, семь — обратно...

Семь шагов — туда, семь — обратно...

...Да, надолго умолкли мои коллеги-ученые...

...Следователь появился 30 декабря, поздравил с наступающим Новым годом. Я — взаимно. Подтвердил, что пока не придет Генеральный прокурор — говорить не о чем. Тем более, что действительно — говорить не о чем. Следователь сам убедился в бессмысленности обвинения.

31 декабря. Пришла Рая с детьми. Пытается казаться веселой. Марик и Сима повзрослели, посерьезнели, — в глазах у них появилось что-то очень тревожное, совсем взрослое. И немного — затравленное, отчужденное, пугливое. Этого у них раньше не было никогда. Шок. Страшный... Невеселое у нас празднование. Рассказывают новости, о многочисленных звонках, приветах, письмах, идущих со всего света. Пытаются быть веселыми, шутят. Я поддерживаю (вяло) эту игру. Сима не прочь остаться со мной в камере на день-два. Смеемся... Быстро уходит время...

Конвоир-инспектор грустно наблюдает за нами, сидя на таком же стуле.

Возвращаюсь в камеру. Заедает тоска. Шагаю. Семь шагов — к двери, семь — обратно, семь — туда, семь — обратно. Не читаю. Не пишется. Ленивые мысли бродят в голове. Наверное, в таком состоянии лежал и лениво думал Обломов: “вот муха, куда она полетит, если...” Отвращение к серьезным мыслям. А что такое “серьезные” мысли? Мысли о смерти, вторая волна — буквально накатывает...

Сенека: “Наша ошибка в том, что мы смотрим на смерть как на будущее событие. Большая часть смерти уже наступила: то время, что за нами, — в ее владении”.

Смерть для меня наступила еще ночью 3-го октября, когда я окончательно понял, что защитники Конституции и Демократии потерпели поражение. 4 октября, “расстрельный день” — уже не был нужным.

И без “расстрела” я бы утром предложил всем уйти из “Белого дома”... Нас предали — в том числе, перебежчики, якобы народные избранники, за квартиры, другие — за звездочки на погонах, должности, возможности брать взятки. Предало общество, которому Парламент обеспечивал демократию и свободу. Новые министры не справились с задачами, которые перед ними стояли — их “переиграли” Ерин, Грачев, Галушко. Заодно и нас. Страну. Теперь страх и террор пришел на смену Свободе, на страже которой стоял Верховный Совет и “нерусский спикер”. Наслаждайтесь.

И наконец, 26 января, спустя три месяца, как я потребовал встречи с Казанником, Лысейко сообщил: “Завтра, скорее всего, вас, Руслан Имранович, навестит Генеральный прокурор, меня попросили сообщить вам об этом”. 27 января меня повели в кабинет начальника тюрьмы. Но рассказ об этом впереди...