6.3. Волна репрессий 1922 г.: завершение гражданской войны

Необходимо напомнить читателю о том, что с лета 1918 г. Ленин видел главный источник террора в интервенции западных держав. Лишь для примера сошлюсь на политический доклад ЦК, сделанный Лениным на VII Всероссийской конференции РКП(б). В этом докладе Ленин, отвечая на западную критику, обвинявшую советскую власть в терроризме, особо остановился на проблеме террора и заявил: «До сих пор больше всего мерзкая буржуазия в Европе обвиняла нас в нашем терроризме, в нашем грубом подавлении интеллигенции и обывателя. На это мы скажем: “Все это навязали нам вы, ваши правительства”… Это был настоящий террор, когда против страны, одной из наиболее отсталых и ослабленных войной, объединились все державы… Наш террор был вызван тем, что против нас обрушились такие военные силы, против которых нужно было неслыханно напрягать все наши силы». С другой стороны, он указал на то, что мелкая буржуазия, средние элементы, интеллигенция с большим трудом переносили тяжесть гражданской войны, поскольку «они десятки лет были привилегированными, но мы должны в интересах социальной революции эту тяжесть возложить и на них». А перенесение этих тягот в интересах победы в гражданской войне требовало, как подчеркнул Ленин, «строжайшей военной дисциплины».[828]

В объяснении нуждается волна репрессий, поднявшаяся в 1922 г. и направленная на подавление сопротивления церквей, буржуазной интеллигенции и политической оппозиции. Прежде всего необходимо выяснить политические причины этих репрессий, ведь гражданская война к тому времени практически завершилась. Во-первых, несомненно, что фоном этой волны репрессий была боязнь социальных и политических следствий новой экономической политики в условиях международной изоляции, к тому же со свежим опытом военной интервенции западных держав. Появление новой буржуазии, восстановление рынка и других элементов капитализма, а также связанные с этим социальные, культурные и идеологические конфликты (более конкретно мы остановимся на них позже) породили чувство страха и неопределенности, охватившее руководителей, членов и сочувствовавших партии большевиков. Конкретной причиной этого страха было то, что различные силы, противостоявшие советской власти, могли объединиться, так как НЭП, с одной стороны, открывал перед ними более широкие возможности, а с другой стороны, порождал те социальные элементы, которые были способны или казались способными свергнуть советскую власть.[829] Ныне нелегко понять этот страх, однако в этом может помочь исторический подход. Далее, психоз большевиков, связанный с боязнью потерять власть, получил новые импульсы в исторической ситуации, сложившейся после победы в гражданской войне.[830] Белые армии и армии интервентов были разгромлены на полях сражений гражданской войны, однако большевистские руководители считали, что военное поражение контрреволюции не повлекло за собой ее полного политического поражения. По их мнению, нетронутой осталась тысячелетняя опора монархии, Русская православная церковь, с ее организацией и духовно-политическим влиянием, а кроме этого, выжили и контрреволюционные партии, готовые к свержению руководимой большевиками советской власти.

Наиболее дестабилизирующим фактором, составлявшим фон этого психоза, был ужасный голод 1921-22 гг., затронувший примерно 20 миллионов человек. По некоторым данным в результате страшной засухи умерло, в основном в Поволжье, более 5 миллионов человек. Это событие легко могло подорвать легитимацию власти коммунистической партии и ее социальных целей и оторвать советскую власть от ее социального базиса. Продолжительный голод и стихийные бедствия с очевидностью показали советским руководителям, в том числе и Ленину, что длительные лишения изменяют психологию, мировидение людей, их отношение к власти и интеллектуальные возможности. Наряду с энтузиазмом и настоящим героизмом, у очень многих людей наблюдалась деградация личности, на что в свое время обратил внимание и всемирно известный врач, профессор В. М. Бехтерев. Многих доводили до отчаяния борьба с голодом, страдания, «естественность голодной смерти», «благоприятствовавшие» распространению преступности, болезней, эпидемий и сокращению работоспособности.[831]

Начиная с 1916 г. проблема голода была наиболее жгучей для всех российских властей, а в 1919 г. она расширилась до масштабов международного конфликта. Создание весной 1919 г. т. н. Нансеновской комиссии под эгидой Красного Креста свидетельствовало о том, что голод в России считался катастрофой европейского масштаба. Ленин приветствовал инициативу Ф. Нансена, норвежского исследователя Арктики, стремившегося помочь голодающим, но в то же время показал, как державы, участвующие в интервенции, обратили его гуманитарные цели против советской власти. В мае 1919 г. Нансен передал Ленину ответ правительств стран Антанты, в котором помощь голодающим обуславливалась приостановкой военных действий на территории России. При этом в ответе не говорилось о том, что эти военные действия велись главным образом именно «благодаря» державам Антанты. Ленин предлагал направить Нансену ответ советского правительства, в котором разоблачалось бы лицемерие держав Антанты, но с благодарностью принималась бы международная помощь, организуемая Нансеном.[832]

В 1921 г. проблема голода встала иначе. В июле 1921 г. представители находившейся в оппозиции к большевикам интеллигенции, известные противники советской власти создали первую комиссию помощи голодающим в рамках сотрудничества с советской властью. Ленин, как и в 1919 г., ясно понимал, что гуманитарная катастрофа может подорвать легитимацию новой власти. С точки зрения вопроса о власти получалось, что проблему голода желают «решить» политические силы, навязавшие России гражданскую войны, и международные политические группировки, инициировавшие интервенцию, то есть великие державы, находившиеся в состоянии войны с Советской Россией, финансировавшие белых генералов и ответственные за голод в стране.[833] Следовательно, проблема голода в значительной степени являлась фоном для новой волны репрессий, той «средой», в которой она разворачивалась.

В конечном итоге, чтобы понять причины репрессий, необходимо принять во внимание, что русская революция не является исключением в ряду остальных революций в том смысле, что политическая борьба в ней не закончилась до тех пор, пока не было сломлено влияние социальных слоев, поддерживавших старый режим. Если обратиться к истории французской, английской или американской революции, то можно видеть, что везде состоялась расправа со сторонниками старого режима. В своеобразных российских условиях положение осложнялось тем, что в ходе гражданской войны движущие силы нового строя, прежде всего городской рабочий класс, постепенно ослабевали, что отразилось на хрупкости новой политической власти, на уязвимости ее социальной базы.