6

Весенним дождливым днем батальон выгрузился на небольшой железнодорожной станции в Рязанской области. С неделю ждали дальнейших указаний, затем получили приказ передислоцироваться ближе к передовой. Четырехсоткилометровый путь проделали своим ходом и разместились в длинном, поросшем дубами овраге на севере Белгородской области. Наша армия вошла в состав созданного Степного фронта.

Все машины поставили на колодки, лишь Володя Кононин ездил за продуктами, да Михаил Буров трижды в день отправлялся с бочками за водой. Безделье тяготило шоферов. Не унывал один Володя Дюбаров, устроившийся помощником к поварам, отчего его упитанность нисколько не пострадала.

— Воевать так воевать! — балагурил он, заливая в котел воду. — Давно мечтал совершить что-нибудь героическое!

— Да, опасная у тебя служба, — заметил Абызов. — От неумеренности в пище и погибнуть недолго!

Погода стояла чудесная. Рядом с оврагом — незасеянная земля, поросшая густой травой и полевыми цветами. Врач — высокий сутуловатый очкарик Михайлов водил нас туда собирать для кухни дикий лук. Казалось, наступила мирная жизнь, и лишь доносившиеся издалека орудийные выстрелы да пролетающие боевые самолеты напоминали, что война идет своим чередом.

Сначала мы недоумевали — зачем нас разместили так далеко от передовой и обрекли на бездеятельность? Но вскоре в одной из бесед замполит Выжлецов объяснил сложившуюся обстановку. Гитлер, надеясь взять реванш за поражения своей армии, стягивает в район Курска и Белгорода крупные силы. Так что, возможно, здесь начнутся очень серьезные сражения и дел рембатовцам хватит.

Ну, а пока, пользуясь случаем, мы приводили в порядок машины. Мне удалось сделать перетяжку подшипников мотора, перебрать переднюю рессору, подварить крылья, кабину. И другие водители не теряли времени даром. Рембат пополнился кое-каким оборудованием, получил бензозаправщик на шасси ЗИС-5, а также еще одну полуторку с шофером Цветниковым. Она вызвала у нас особый интерес, так как отличалась от наших «старушек»: деревянная кабина с брезентом вместо дверей, крылья — плоские, подножки — из досок, передних тормозов нет.

— ГАЗ-ММ в военном упрощенном варианте! — видя наше любопытство, пояснил Саша Цветников — молодой симпатичный парень с девичьим румянцем на пухлых щеках. — Получил прямо с Горьковского завода.

— Новенькая! — завистливо произнес Суханов. — Только плохо, что без дверей, — зимой снегом заносить будет.

— Я уже видел на нашем фронте такие «инкубаторки», — заявил Николай Абызов. — И ЗИСы уже стали выпускать с деревянными кабинами. Да, не до роскоши сейчас — металл на другие цели нужен!

А Цветников, держа во рту плексигласовый мундштук с самокруткой, заботливо счищал пыль со своей «инкубаторки».

Этот шофер стал сразу пользоваться у нас всеобщей симпатией. Образованный (окончил перед войной автотранспортный техникум), спокойный по характеру, услужливый, всегда чистый, опрятный. Даже производя ремонт, он ухитрялся испачкать лишь кисти рук. И машина у него была всегда в образцовом состоянии. А вот, например, глядя на Васю Шадрина, можно было подумать, что этот шофер больше всего боится воды и мыла.

Кстати, о мыле. Выдавали нам его по небольшому кусочку лишь в банные дни. Поэтому всю масляную грязь удаляли с рук, да и с лица, бензином.

В своем «дубовом» овраге простоял наш батальон около двух месяцев. Разнообразие в эту спокойную жизнь вносили лишь хождения в наряд, дежурства с машиной при штабе армии да редкие поездки на базы снабжения. Одна из таких поездок в конце июня у меня состоялась с начальником штаба капитаном Дыскиным. Он почему-то предпочитал пользоваться моей машиной, в пути был общителен. И в тот раз после разговоров на фронтовые темы он неожиданно спросил:

— Скажите, чувствуете ли вы хоть немного работу нашего штаба?

Вопрос застал меня врасплох. Я никогда над этим не задумывался. В самом деле, мы принимали как должное, что утром сварен завтрак, в полдень — обед, вечером — ужин. Все мы одеты, обуты, регулярно меняем белье, а наши машины обеспечены горючим. А ведь все это не падает с неба — все это кто-то должен организовать, рассчитать, выписать, получить, доставить…

Когда я поделился такими мыслями с капитаном, он вздохнул:

— Да, не всегда заметна штабная работа. Мы вроде рабочих сцены, которых никто не видит. А ведь сколько сил порой тратишь, чтобы получить какой-нибудь ящик мыла или сапожной мази. Особенно, когда склады находятся в движении.

— Сейчас-то, вроде бы, все на своих местах. Затишье, — сказал я.

— Затишье перед бурей. Враг сосредоточил перед нашим фронтом столько боевой техники и войск, что со дня на день надо ждать веселого сабантуя…

Так и случилось. Пятого июля я проснулся от мощного гула моторов. Стряхивая остатки сна, вылез из кабины. Низко, почти задевая за макушки деревьев, на юго-запад шли штурмовики.

— Кажется, наши пошли в наступление? — спросил Абызов, тоже появляясь из машины.

— Не знаю, кто пошел, но бой сильный. Слышишь, как гремит?

К вечеру с передовой приехал Сычев, рассказал, что на Белгородском направлении идут жаркие схватки, врагу удалось наших потеснить.

Помпотех Шеховцов собрал водителей, приказал тщательно проверить машины и быть готовыми к передислокации.

— Работы предстоит много! — предупредил он.

А ожесточенные бои продолжались, о чем свидетельствовал круглосуточный страшный грохот, доносившийся с передовой. Участвовала в них и наша армия, переданная уже в состав Воронежского фронта.

Наши войска, измотав противника в оборонительных боях, перешли в наступление, взяли Орел, Белгород. Наш рембат вместе с наступающими войсками стал двигаться на запад. Причем так быстро, что едва успевали перебрасывать с места на место батальонное имущество. Рейсы очень удлинились, так как базы снабжения отставали, а подбитые и аварийные танки оказались разбросанными на большой территории.

В середине августа остановились в Грайвороне, улицы которого были сплошь захламлены обгорелой вражеской техникой. Это уже почти Украина — ее близость чувствовалась и в пирамидальных тополях, и в речи местных жителей.

Наш фронт продолжал успешно продвигаться вперед. Ремонтным бригадам, а значит, и нам, водителям, сидеть без дела действительно не пришлось. Детали к танкам, отсутствовавшие на складе, снимали с подбитых машин, которых было предостаточно — и наших, и немецких. Их остовы темнели и среди полей с неубранной кукурузой, и на обочинах дорог. Кроме сожженных вражеских T-IV попадались и «тигры». Одного из них мы как-то решили рассмотреть получше. Он действительно выглядел внушительно.

— Ну и зверюга! — произнес кто-то из водителей и хотел заглянуть в люк. Но сразу отпрянул, почувствовав трупный запах.

Сидя с утра до вечера за баранкой, я не переставал удивляться, как же выдерживали такую большую нагрузку наши полуторки. Почти все они выпуска предвоенных лет, накатали без капитального ремонта десятки и сотни тысяч километров по тяжелым дорогам. Своей живучестью они во многом были обязаны водителям, делавшим все возможное и невозможное, чтобы их техника была на ходу.

А иногда приходилось прибегать и к хитростям. Однажды, вернувшись в часть, я заметил, что возле машины Клещара собралось много народу.

— Как же ты доехал без карбюратора? — спрашивали шофера.

— Та от же вин, мий карбюратор, — показывал он на котелок.

Оказалось, его машину обстреляли, осколком мины был разбит карбюратор. Тогда Клещар привязал к всасывающему патрубку коллектора ветошь, налил в котелок бензина, посадил на крыло одного из бойцов и велел ему понемногу лить на ветошь горючее. Сначала двигатель то чихал, то захлебывался, но потом дело пошло успешнее. Так и добрался до части.

Да и мне самому не раз приходилось проявлять смекалку, чтобы выйти из затруднительного положения, — в одиночку откатывать задний мост и менять промвал, добираться до места на лопнувшей рессоре, обходиться без реле обратного тока, без тормозов. Но командир взвода подбадривал:

— Ничего, скоро обзаведемся надежными машинами!

И верно — все больше в наших войсках появлялось немецких автомобилей разных марок. Поспешно отступая, враг бросал их сотнями, но часто перед этим выводил из строя.

Первым сел на трофейный грузовой «мерседес» Володя Сычев. Он же первым привез нам, вернувшись однажды с передовой, хорошую весть об освобождении Полтавы.

— Значит, ребята, поедим полтавских галушек! — отозвался наш известный гурман Дюбаров.

— И днепровской водички скоро попьем! — добавил Абызов.

Разговор о Днепре заходил часто. Всем не терпелось увидеть реку, воспетую Гоголем и Шевченко, тем более, что некоторые наши части уже достигли ее берегов.

— Иду, хлопцы, до дому до хаты! — радовался Клещар.

— Война кончается — все пошел до дому! — соглашался шофер бензовоза Мамедов.

Полтавских галушек, увы, отведать не довелось — наша армия наступала севернее этого города. Ездить нам приходилось в районы Ахтырки, Гадяча, Лебедина, где оказалось много танков, требовавших ремонта. Словно кадры кинохроники, мелькали за стеклами кабины украинские белые хаты, желтые, кое-где неубранные поля, тысячами маленьких солнц смотрели на нас подсолнухи.

И вот, наконец, довелось увидеть воды Днепра! Возил я ремонтников в район Великого Букрина и не мог не остановить машину на берегу, с которого открывалась панорама великой реки Украины. Сколько жизней было отдано за то, чтобы вызволить ее из неволи! Вспомнились слова песни, недавно опубликованные во фронтовой газете: «Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч, над тобой летят журавли». Но вместо журавлей над этой рекой постоянно появлялись другие «птицы» — то с крестами, то со звездами на крыльях… По всему Левобережью — много войск и военной техники. Радостно было видеть эту мощь нашей армии!

Едва вернулся с днепровского берега, как получил необычное задание — с бригадой Белкина сопровождать на передовую трофейный «тигр». Этот монстр, с только что нарисованной на башне красной звездой, шел очень медленно: на сто километров пути затратили трое суток. Не раз у него сваливались гусеницы, барахлили стартер, двигатель. Кроме того, танк пожирал много горючего, в связи с чем механик-водитель шутил:

— Ну и аппетитец — как у Гитлера!

Возвращаясь из дальнего рейса, мы с лейтенантом Лебедюком остановились на ночлег в одной деревеньке. Поужинав и разъяснив хозяйке дома военную обстановку, стали готовиться ко сну. Я по привычке отправился в кабину своего газика. Но только успел задремать — услышал стук. Открываю дверцу и вижу сияющего Лебедюка:

— Наши взяли Киев! По радио сообщили.

Снова пошли в хату. Несмотря на поздний час, там собралось несколько женщин. На столе появились закуска, бутылка с белесоватой жидкостью. Как не отметить такое событие!

Свой рембат разыскали уже в районе Дарницы. Тут я узнал еще одну новость — Володя Кононин получил американский «шевроле». Под предлогом испытать новую машину мы получили разрешение съездить в Киев, причем «испытателей» набрался полный кузов.

В столице Украины, несмотря на множество разрушенных зданий, царило праздничное оживление. Военных повсюду окружали жители, завязывались дружеские беседы…

Под Киевом нам пришлось провести более месяца. Жили в удобных деревянных постройках, сооруженных еще фашистами. Затем, вслед за продвижением фронта, стали двигаться на запад и мы. Васильков, Фастов, Узин и, наконец, Тараща, где снова пришлось задержаться на две недели. В это время войска 1-го и 2-го Украинских фронтов начали окружение корсунь-шевченковской группировки противника.

Погода стояла отвратительная. В середине января нахлынула оттепель. Ходили и ездили в насквозь промоченных валенках. Вскоре помпохоз Малков привез несколько десятков пар сапог, но они тоже пропускали воду. А дел было «под завязку». После переброски в этот район большого количества танков многие из них потребовали ремонта. Ребята трудились, не считаясь ни с усталостью, ни с погодой. Но особая трудность выпала на долю водителей — дороги так развезло, что ездить стало почти невозможно. Лишь «студебекеры», «интернационалы» да «джемси», надрывно урча, преодолевали распутицу. На особо грязных участках машины перетаскивали с помощью тракторов.

В середине февраля после упорных боев окруженная группировка врага была разгромлена. Наши войска, продолжая наступление, успешно продвигались на запад. Мы тоже нигде долго не задерживались.

— Ну и драпают фашисты, за ними не угонишься! — при одной из передислокаций сказал Суханов.

— Дальше Берлина не убегут, — успокоил его Абызов.

— А мне бы поскорей до Одессы добраться, — отозвался Дюбаров. — Там у меня до войны была одна гарная дивчина.

— Дюбаров, подгоняйте машину к техскладу! — послышалась команда помпотеха.

— С детства не везет в жизни! — вздохнул Володя. — Ребята, а может, он сказал «к продскладу»?..

Балагур Дюбаров нравился мне все больше. Впрочем, и другие наши ребята дружили с шуткой. И это как-то скрашивало нашу нелегкую фронтовую жизнь, поднимало настроение, заглушало тайную тоску по дому, от которого всех нас отделяло уже три года суровой войны. Да, уже три года мы шли к нелегкой, но неизбежной победе. За это время неизмеримо выросла мощь нашей армии, а фашистский вермахт уже начинала трясти предсмертная лихорадка. Это, в частности, чувствовалось по его авиации. Нам уже почти не требовалось наблюдать за воздухом, а по ночам ездили с полным светом, как до войны. И невольно вспоминался 1941 год, когда любой рейс мог стать последним.

Впрочем, воздушная опасность полностью не исключалась. Более не охотясь за отдельными автомобилями, враг часто бомбил переправы, скопления войск, станции, базы снабжения, а также наши передовые позиции, где нам тоже приходилось бывать. Несколько рембатовцев уже погибли при разных обстоятельствах, а боевых действий впереди предстояло еще немало…

Однажды во время проверки документов на контрольно-пропускном пункте к моей машине подошел незнакомый офицер.

— Привет политотдельцу! — улыбнулся он.

— С политотделом, товарищ лейтенант, давно расстался.

— Чувствую… Я тоже сейчас в другой дивизии.

— А где воюет наша двести вторая? — поинтересовался я.

— Она на этом же фронте. Только командует ею не Штыков. Штыков погиб в январе сорок третьего на Северо-Западном, уже будучи генералом.

Я ехал, а перед глазами, как живой, стоял комдив-202 — в простой солдатской стеганке, чуть сутуловатый. И словно слышал его окающий голос: «Давай, стратег, газуй, а то опоздаем!»

Еще в середине апреля 1944 года наши войска широким фронтом вышли на границу с Румынией и стали готовиться к дальнейшему наступлению. В том направлении несколько месяцев подтягивались войска и боевая техника. Радостно было видеть эту грозную силу. Наконец пришел и наш черед перебазироваться ближе к передовой. Проделав трехсоткилометровый марш, прибыли в Молдавию. И тут столкнулись с непредвиденной трудностью — все населенные пункты оказались забитыми войсками. Переночевали прямо в машинах, а на другой день помпотех и я отправились искать подходящее для размещения место. Исколесив немало километров, мы нашли на окраине одного селения фруктовый сад, занятый танкистами. Как выяснилось, они к вечеру должны были уйти оттуда.

Чтобы не упустить это место, помпотех решил сразу же по возвращении в батальон отправить сюда несколько машин. Так и сделали. Кроме моей «занимать плацдарм» отправились полуторки Цветникова, Шадрина и две летучки. Старшим поехал лейтенант Ткаченко. Добрались туда, когда танкистов уже не было. Сад выглядел жалко — земля изрыта гусеницами, деревья повреждены. Зато имелись выкопанные укрытия, в которые мы и загнали машины.

Совсем стемнело. Мы развели костер и стали готовить ужин. Вскоре услышали гул моторов.

— Ребята, «юнкерсы»! — поглядев на темное небо, сказал Цветников.

— Ну и что? Нами они не заинтересуются, — отозвался Шадрин.

Но, к нашему удивлению, фашисты стали разворачиваться на боевой курс именно над нами.

— В укрытия! — приказал Ткаченко.

Через несколько секунд страшный грохот потряс всю округу. К счастью, бомбы легли несколько в стороне. Пострадала у нас лишь летучка ПЗС, у которой оказались разбитыми кузов и боковое стекло кабины.

— Они ведь летели бомбить танкистов! — догадался я.

— Значит, чуть не приняли в чужом пиру похмелье, — отряхивая с себя землю, произнес Цветников.

Простоял наш рембат на этом месте дней десять и получил приказ передвинуться еще ближе к румынской границе. Вся местность там была заполнена войсками. Никогда не видел такого плотного сосредоточения артиллерии. Понимал: готовится новое крупное наступление.

И вот оно началось. Рано утром земля содрогнулась от выстрелов тысяч орудий. А спустя полчаса августовское синее небо буквально затмили крылья наших бомбардировщиков.

— Заправляйте, ребята, машины! — крикнул повар Колбасин.

— Ты лучше позаботься, чтобы мы сами как следует заправились, — отозвался Дюбаров.

И верно — после обеда получили приказ двигаться на запад. Пересекая бывшую линию немецкой обороны, увидели, как чисто сработала наша артиллерия — вся земля в воронках от снарядов, кое-где лежали вражеские трупы. А бои гремели уже вдалеке — на территории Румынии.

— Жаль, что румынского языка не знаем, — вздохнул Абызов.

— Ничего, общий язык с ними найдем, — солидно заверил Сычев.