ПОСЛЕДНИЙ ПЕРЕХОД

1

В Селищенский лес, кроме полка И. Ф. Садчикова и нашей, 16-й Смоленской, вышли бригады имени С. М. Короткина, К. Е. Ворошилова, В. И. Ленина, ВЛКСМ (все в неполном составе), а также один батальон 1-й Антифашистской и несколько разрозненных отрядов и групп из других бригад. Остальные после прорыва ушли в назначенные им районы дислокаций.

Попыток вторжения в Селищенский лес гитлеровцы не предпринимали, ограничившись обстрелом его из автоматов и пулеметов. Наша бригада расположилась вначале западнее деревни Антково, потом перешла в соседний лесной массив, ближе к полку Садчикова.

На исходе дня, вытянувшись походной колонной, бригады выступили в поход. Предстоял тяжелый ночной переход по территории Ушачского района, где во многих селах стояли крупные гитлеровские гарнизоны. Двигались на юг, в сторону реки Березины, за которой начинался Бегомльский район. За партизанами следовала колонна гражданского населения, рассеиваясь, уменьшаясь на глазах. Многие из них, пробираясь лесами и перелесками, возвращались в свои родные села и деревни.

Шли всю ночь. На рассвете 6 мая остановились на дневку в лесу, западнее деревень Глинище, Староселье. С первыми лучами солнца над лесом повис немецкий самолет-разведчик, и вскоре тяжелые разрывы авиабомб начали сотрясать землю.

Несколько раз в течение дня бригада меняла место стоянки и потерь не имела. Но ближе к вечеру, когда солнце опускалось уже к горизонту, а отряды готовились к ночному маршу, снова послышались тягучие звуки немецких самолетов. А в это время в конце просеки, отделявшей старый сосновый бор от зарослей молодого ольшаника, с шумом и треском вдруг загорелся большой костер. Под грудой сухого хмыза, накрытого сырыми сосновыми ветками, бушевало сильное пламя, выбрасывая вверх огромный столб густого дыма. Возле костра никого не было.

Гитлеровцы много раз пытались засылать в партизанские районы своих агентов. Но раньше им трудно было втереться в ряды партизан, где каждый знал друг друга в лицо. Теперь же, когда некоторые отряды смешались и к тому же шла масса деревенских жителей, агентам было легко затеряться среди них. И они шли вместе со всеми под видом партизан. Этот костер, подожженный одним из агентов-наводчиков, точно указывал местоположение нашей и соседнего с ней батальона 1-й Антифашистской бригады.

Костер быстро растащили и погасили, но он успел сделать свое дело: четырнадцать бомбардировщиков, заходя по кругу, уже разворачивались над лесом. Видно было, как темные бомбы выпадали из самолетов и тут же, становясь невидимыми, с жутким воем неслись вниз. Они разрывались с гулким грохотом, вслед за которым раздавался частый треск повторных разрывов. Визг осколков не смолкал ни на минуту. Израсходовав боекомплект, самолеты улетели, но им на смену появились девять других, и снова смертоносный металл с грохотом обрушился на лес.

Наши потери были очень велики: более шестидесяти человек убитых и раненых. И большинство из 1-го отряда, по которому пришелся основной удар. Отряд располагался в зарослях молодого ольшаника, очень густых. Но тонкие деревья были плохой защитой от осколков. После налета они лежали на земле, словно скошенные. Количество раненых в бригаде увеличилось до ста четырнадцати человек.

Был ранен осколком в руку начальник штаба бригады Виноградов, вторично ранен, теперь уже смертельно, командир 1-го отряда Кудряков, которого все время, до этого леса, несли на носилках. Осколком в плечо ранило Женю Козлову. Ее нашли лежавшей без сознания в углублении между корнями дремучей сосны. Она потеряла много крови.

В мае 1942 года шестнадцатилетняя Женя пришла в Касплянский лес с винтовкой в руках. Она принимала участие во всех боях и походах своего отряда, ходила на «рельсовые» операции. На ее личном счету записано два эшелона. За доблесть и мужество Женя награждена орденом Отечественной войны, медалью «Партизану Отечественной войны» и знаком «За спасение раненых». Первый раненый, спасенный Женей, был Николай Новиков, ставший потом прославленным минером-подрывником. Осенью 1942 года она на себе ползком вынесла его с поля боя. В ночь прорыва из Матыринского леса, перебежав уже большак Ушачи — Кубличи, она услышала позади себя отчаянный детский крик. Оглянувшись, увидела на дороге распростершееся тело женщины, а рядом мальчика лет шести-семи, кричавшего: «Мамочка!» Она ползком вернулась на большак и забрала ребенка. Мать была уже мертва.

У Козловой были густые русые волосы и по-девичьи таинственные глаза — будто она знает что-то такое, чего не знает никто. Ее необыкновенной чистоты высокий голос очаровывал всех.

Женю вынесли на носилках в Бегомльский район, откуда на самолете отправили в тыл.

Похоронив убитых, партизаны выступили в поход. Шли медленно по вязкой лесной дороге. Ночь стояла темная, беспросветная.

Далеко за полночь бригада остановилась в старом густом лесу юго-восточнее деревни Зарубовщина, в зимнем партизанском лагере. Раненых разместили в землянках, разожгли большие костры. Мучил голод. Продуктов питания не было. Убили чудом сохранившуюся лошадь, мясо раздали по отрядам. Некоторые партизаны, вытряхивая из вещевых мешков крошки сухарей, варили похлебку, вкусно пахнувшую хлебом и дымом. Многие, не дождавшись, пока сварится конина, засыпали тяжелым сном.

А утро 8 мая выдалось хоть и ветреное, но солнечное и ясное. Далеко на горизонте кучились небольшие темные облака — предвестники ненастной погоды. В этот день предстояло пройти зону минированных участков леса, одолеть почти непроходимое болото протяженностью не менее десяти километров, перейти тщательно охраняемую шоссейную дорогу Лепель — Докшицы и форсировать Березину.

Впереди шел полк Садчикова, за ним — наша бригада, потом — батальон 1-й Антифашистской бригады и другие партизанские формирования. Замыкали колонну гражданские. Двигались быстро, так как обозов не было. Партизаны шли молча, сосредоточенно. Глядя на их суровые, изнуренные лица, я невольно вспомнил слова А. В. Суворова о чудо-богатырях.

Двадцать пять дней и ночей, за редким исключением, партизаны не выходили из боя. Совершали переходы, налеты, прорывы, смело бросались на врага, не щадили ни сил, ни собственной жизни. Человек может перенести гораздо больше, чем он предполагает, но есть ли предел его возможностям? Партизаны далеко не все отличались железным здоровьем и физической силой. Хотя в какой-то мере отбор в этом смысле существовал. Многие были уже на грани своих возможностей и держались только за счет огромного нервного напряжения. Все они были небритые, худые, с темными загорелыми лицами, в самой разнообразной одежде. Чего только тут не было: солдатские ватники, гимнастерки, потемневшие от грязи и пота, пиджаки, куртки, рубашки местного изготовления. Изредка встречались светло-зеленые польские мундиры и какие-то черные френчи с блестящими пуговицами. Только не видно было ни на ком зеленого гитлеровского мундира. Партизаны ненавидели эту форму и брезговали ею, как шкурой нечистоплотного зверя. Сквозь дыры в одежде проглядывало грязное белье и светилось голое тело. У многих на ногах от сапог остались только голенища. Но оружие, вычищенное, смазанное, предупреждающе строго поблескивало на ловко пригнанных ремнях.

Вскоре начался старый лес, где предполагались заминированные участки. (В борьбе с партизанами гитлеровцы нередко применяли и минирование. Они ставили мины на партизанских тропах, на подходах к железнодорожным мостам, гарнизонам и другим военным объектам, минировали участки леса, подходы и выходы из него.)

Опасную зону переходили, растянувшись цепочкой, один вслед за другим. Двигались медленно, с частыми остановками. Впереди — минеры. Тихим голосом передавались по цепочке предупредительные команды:

— Не трогать предметы, лежащие на земле!

— Идти только по следу впереди идущего! Не обгонять!

— В минированных местах будут записки…

Вскоре на земле, на кустах, деревьях забелели листки бумаги с надписями: «Осторожно, минировано!» И возле них угрожающе выглядывали из земли расчищенные умелыми руками темно-желтые кружки противопехотных мин. Во многих местах на траве или под кустами лежали патроны, папиросы «Казбек», планшеты и даже оружие. Из дупла старого дерева выглядывал яркой расцветки платок, а дальше, под кустом, лежал револьвер системы «вальтер» в черной блестящей кобуре. Но все это выглядело настолько наивно, что вызывало только удивление. Даже без предупреждающих записок вряд ли кто-нибудь взял бы такой предмет.

2

День клонился к вечеру. Небо покрылось серыми тучами. Стал накрапывать мелкий дождь. На выходе из леса открылось огромное болото. Бескрайний водный простор был густо покрыт многолетними зарослями камыша и кустарника. В некоторых местах выступали из воды небольшие островки с растущими на них деревьями. Некоторые, свалившись от старости или сломленные бурей, лежали в воде, растопырив голые сухие ветви. Ярко зеленели зыбуны, а в их разрывах и между ними чернела мутная вода, покрытая ряской, насыщенная тиной и водорослями. Безмолвие царило в этом первобытном царстве, где еще наверняка не ступала нога человека. Бессмысленной казалась даже мысль о том, что можно преодолеть это море воды, трясин и диких зарослей. Белоруссия исстари славится болотами, но это было чудо природы, царь-болото, как назвали его партизаны.

Переход начался вечером, когда уже совсем стемнело. Брели по пояс в густой болотной жиже, пахнувшей вековой гнилью, отгребая руками тину и с трудом передвигая ноги в донном слое ледяного ила. Шли молча, не видя в темноте друг друга. Только по хлюпанью и чавкающим звукам угадывали направление. Начал моросить мелкий дождь. Казалось, что никогда не окончится это болото и что кроме него больше ничего не существует на свете.

В начале перехода кто-то из полка Садчикова пытался вести лошадей. Вероятно, это были отборные, сильные кони, преодолевшие не одно болото. Но сейчас они обессиленно лежали в грязи, откинув мокрые головы, словно большие бугры земли. В темноте на них наступали сотни ног, все глубже вдавливая их в воду. Несчастные кони лежали тихо, не шевелясь, иногда тяжело вздыхая.

Труднее всего было с ранеными. Выбиваясь из сил, их несли на носилках. Некоторые шли сами, держась руками за конец поясного ремня впереди идущего, других вели под руки. По всему болоту слышались хлюпанье, шорохи в камышах, треск кустарника, за ветки которого хватались с последней надеждой утопающего.

Иногда раздавался крик: «Помогите!» Чаще — женский. И туда, в непроглядную темень, бросались люди. Слышался плеск воды, ободряющие голоса: «Держись!»

А с неба все моросил и моросил холодный мелкий дождь.

Немало жизней оборвалось в эту ночь на дьявольском болоте…

В предрассветной мгле передовые отряды сосредоточились на небольшом островке в конце болота, потом, перейдя по воде чистую от зарослей заводь, вышли на кочковатую низину перед шоссейной дорогой и с криком «ура», сверкая огнями выстрелов, ринулись в атаку. За ними, появляясь из болотного мрака, выходили все новые и новые группы партизан. Усталые, голодные, злые, в грязной одежде, мокрые с головы до ног, они бешено бросались в бой, начисто сметая гитлеровские заслоны на шоссе.

Конечно, гитлеровцы не могли ожидать нападения со стороны непроходимых болотных топей. Однако вскоре с их стороны загремели выстрелы. Дорога контролировалась пулеметами из дзотов. Партизаны шли на огневые точки, забрасывая их гранатами, или гасили встречным пулеметным огнем, подбираясь ближе к деревоземляным сооружениям.

Масса людей, взбираясь по склону насыпи, быстро перекатывалась через дорогу, за которой начинался старый ольховый лес, затопленный талыми водами. Иногда издалека снова раздавался стук пулемета, но пули в большинстве случаев летели высоко над головами и с большим рассеиванием. Движение не прекращалось. А в сторону выстрелов бросались партизаны и били из пулеметов до тех пор, пока не подавляли огонь врага.

Потери с нашей стороны при штурме и переходе шоссе были незначительны.

Наступало утро. На посветлевшем небе свежий ветер разгонял ночные облака. Шумел вершинами деревьев лес. Было ясно, холодно, ветрено. Последние небольшие группки людей быстро перебегали шоссе, скатываясь по крутому откосу на противоположной стороне. После перехода шоссейной дороги партизанские бригады и население, следовавшее за ними, разошлись по отдельным маршрутам.

В тот же день, 9 мая, перейдя по бревнам полуразрушенного моста реку Березину, вышли в Бегомльский район (ныне Докшицкий). Кроме нас туда же вышли три батальона полка Садчикова, несколько отрядов из бригады имени К. Е. Ворошилова, один батальон 1-й Антифашистской бригады и бригада имени ВЛКСМ. За партизанами вышло до трех тысяч мирных жителей.

Страшные дни и ночи Ушачской блокады, наполненные грохотом сражений и дымом пожарищ, остались позади.