28 мая – 3 июня

1) Какими видят себя современные русские евреи?

2) Какими они хотели бы себя видеть, будь их воля?

3) Что в этом плане предлагается им реальностью и теми, какие есть на сегодня, авторитетами?

Некоторое время назад три эти вопроса словно сами собой пробормотались в мозгу, отвечая ходу мыслей, которого уже не восстановить.

В первом можно почувствовать некоторую намеренность, если не надуманность. Почему только евреи? Чем их представление о своем месте в обществе должно отличаться от других граждан РФ? Раньше они могли сослаться на обособленность по причине групповой замкнутости. Религиозную, традиционную, привычную. Но сейчас таков общий порядок вещей. Кто-то ходит в церковь, мечеть, молельный дом, кто-то в синагогу, ничего особенного. Все справляют свои праздники – милости просим. Быт, в целом, такой, как у всех. Обычаи, на которые опирается быт, в прошлом вызывали нездоровый интерес, побуждали делать дикие умозаключения. Нынче они не составляют секрета, да, честно сказать, никого не занимают. Ущемление прав никак не выше среднестатистического по стране.

Второй вопрос поинтереснее. У меня ощущение, что именно такими, встроенными в сложившуюся систему отношений, они бы и хотели себя видеть. Опять-таки: в прошлом мечтали выйти из угнетенного состояния. В первую очередь, освободиться от плена черты оседлости. Те, кому удавалось получать высшее образование, цеховые ремесленники, медики и «купцы первой гильдии» (знаменитая формула, поколениями произносившаяся как заклинание) составляли привилегированную группу. Что до прибитости, усвоенной в те времена и благоприобретенной в советский период, то образование независимого Израиля так или эдак разогнуло евреев повсюду, в России в частности. Теперь запросто можно помененять если не существо жизни, то антураж: эмигрировать в Израиль, в Штаты, в Германию – куда хочешь. Кто эмигрировал – «сравнительно счастливы», как выражался Зощенко; кто остался – тоже вроде того.

Окончательные перемены в положении всей массы народа датируются 1917 годом, частичные постепенно происходили раньше. Как людей не устраивает достигнутое и тянет к тому, что кажется недостижимым, мы знаем по сказке о рыбаке и рыбке. Евреев, выбравшихся из бедности, добившихся относительного благополучия, постоянно повышавших его уровень и соответственно степень своего влияния, не удовлетворяло быть только банкирами и фабрикантами. Они были непрочь войти в светское общество, получить титул, сделаться или хотя бы прослыть аристократом. Что из этого получалось, не раз становилось предметом литературы, искусства. Одно из лучших произведений на эту тему – рассказ Сомерсета Моэма «Чужое зерно».

Я читал его в молодости. Действительность, изображенная писателем, казалась далекой, не до конца постигаемой, ее нужно было принимать немного как сказку – хотя это была Англия 1920-х годов. Семья богатых уже в третьем поколении евреев решила открыть новую страницу в истории рода и стала жить неотличимо от английской знати. Сменила имена, получила баронетство, переселилась в старинное имение, устроила его по последней моде, стала самой известной в графстве. Их английский был безукоризнен. Политические амбиции, карьера парламентария в сочетании с картинами Гейнсборо и Рейнольдса на стенах, мебелью работы лучших мастеров, фарфором, искусно разбитым садом идеально отвечали требованиям выбранного стиля жизни. Рассказчика, английского джентльмена до мозга костей, смущало лишь несколько мелочей. Стулья были чиппендейл, но им не хватало какой-нибудь привычной для таких домов обывательской, вышитой тетушками накидки на одном-другом. Еще чего-то в том же роде. Жизнь основательных эсквайров в самом лучшем исполнении отдавала имитацией. Так что, когда в семье случился конфликт – из-за нежелания сына быть пешкой в родительских планах на будущее, то есть отнюдь не трагический, – все эти сэры и леди в конце концов заходятся в громких рыданиях. Не по-английски, а как их дедушки-бабушки.

Я выбрал британский вариант этого сюжета потому, что не нашел в памяти более яркого его воплощения. Но он характерен и для Германии, и для Франции, и для России. Сейчас такие посягательства на место в благородном кругу редкость. Впрочем, и прежде были не часты. Подобные метаморфозы почему-то не идут евреям. Татарам идут, черкесам идут, а евреям нет. Дело, какое бы оно ни было, от торговли до науки и искусства, у них на первом месте, и если дворянство помогает делу, его, может быть, и имеет смысл получить; нет – нет. Тем более что потомкам царя Давида или его придворных искать покровительства у монархий, исчисляемых всего несколькими веками, немного унизительно. И неорганично. Современные евреи хотят большей естественности. Обогащение, усиление влиятельности удовлетворяется скорее самим процессом, чем показухой. Олигарх – вот оптимальная форма благоденствия и одновременно знатности. Яхта международного класса, футбольный клуб, лыжный курорт – это всего лишь неизбежное приложение к статусу крупного предпринимателя. Спорт аристократа, великосветское увлечение тут ни при чем.

И это, более или менее, ответ на третий вопрос. Нынешнее общество принимает то, на каких основаниях и в каком виде евреи в него входят. И физиков-математиков, и медицинских светил, и эстрадных певцов, и средних дельцов. И незаметных самодостаточных граждан. И олигархов. Последних не любят, но уважают. Особой зависти они не вызывают – достаточно посмотреть на их хмурые физии на борту упомянутых яхт, в VIP-ложах стадионов, на встречах у президента. Который не дает им забыть, что он президент, а они – сегодня флагманы экономики, а завтра в лучшем случае имеющие вид на жительство в Лондоне.

Современные идеологи русского еврейства молчаливо с этим соглашаются. Люди вообще, евреи в особенности, еврейские авторитеты по долгу своей авторитетности, знают, как правильно жить другим. Насколько я мог понять, их главный рецепт – тихо. Не привлекая внимания.

Непохоже, чтобы их слушались.