Пиррова победа

После этого я направился прямо к секретарю губкома, который в губернии имел несравненно большее влияние, нежели председатель губисполкома. Секретарем губкома был Иван Дмитриевич Кабаков, человек очень влиятельный в высших партийных сферах, умный и толковый. У него в приемной было полно ответственных работников, но когда я просил доложить обо мне, то был принят без очереди. Иван Дмитриевич знал меня по работе в губернии и однажды был в Прилепах. Я изложил ему суть дела. Он выслушал меня внимательно и сказал: «Мы сделаем все возможное, чтобы удержать завод в губернии». Снял трубку, соединился с губисполкомом, переговорил с председателем Игнатовым и просил его сейчас же меня принять.

Игнатов меня ждал. Я не был знаком с ним раньше. По внешности он был типичный крестьянин. Этот человек пошел в революцию прямо от сохи и сделал карьеру. Во время беседы я убедился, что передо мной умнейший человек, быстро схватывающий сущность дела и настроенный практически. В этом отношении Игнатов произвел на меня самое приятное впечатление и, скажу откровенно, даже поразил. Он всецело встал на мою точку зрения и сказал, что не может быть и речи об уводе завода за пределы Тульской губернии. Прощаясь, я счел своим долгом обратить внимание Игнатова на то, что я бывший помещик, завод принадлежал мне, а потому мои враги на этом могут играть. Не лучше ли мне совсем устраниться от этого дела во избежание личных неприятностей, а может быть, и более для меня серьезных последствий? «Какие глупости! – ответил мне Игнатов. – Какое имеет значение на десятом году революции, что вы бывший помещик и что этот завод когда-то вам принадлежал?». Таков был ответ Игнатова. Он спросил меня, не отстранить ли Повзнера как проводящего линию Наркомзема. Я ответил, что в этом надобности нет, и хотя Повзнер теперь едва ли сумеет сделать что-либо полезное, но вреда не причинит. Как оказалось потом, за чечевичную похлебку продал Повзнер меня и завод: получил всего лишь должность помощника управляющего в Починковском заводе тяжеловозов.

На этом мы все расстались, и у меня сложилось впечатление, что туляки не отдадут Прилепский завод. Туляки, партийные и беспартийные, которые всегда так усиленно меня ругали и столь критически отзывались о Прилепском заводе, узнав, что решено завод увести, стали горячими патриотами – везде кричали о том, что это безобразие, что это невозможно. Все стали моими сторонниками. В Прилепах меня встретили восторженно: телеграмма, запрещающая увод лошадей, была получена с час назад, все знали о ней. Все решили, что это полная и окончательная победа, и не успел я войти в дом, как был окружен и засыпан приветствиями. Известно, что советские люди – народ очень экспансивный, всё принимают близко к сердцу и за неимением великих дел и событий склонны считать за таковые самые обыденные события и дела. Итак, победа была одержана. Так говорили все, и так считал я. Никто из нас не думал, что эта победа в скором времени превратится в Пиррову и будет стоить мне почти что жизни.