36
36
Я соскочил с помоста и направился к наркому, намереваясь извиниться. Он увидел меня, сам шагнул навстречу, протянул руку, улыбнулся.
— Давненько не встречались… Годков, кажется, двенадцать?
Я пробормотал:
— Товарищ народный комиссар, извините, пожалуйста, меня… Прошу вас забыть мою неловкость.
— Нет, не забуду! — Под усами показалась улыбка. — Не забуду! повторил он. — Если здесь так меня встречают, то… то, значит, уже есть дисциплина и порядок. А?
Он неожиданно взял меня под руку и пошел со мной по цеху.
— Ну как? Собралось?
Странно, он употребил наше, особенное, профессиональное словцо. Я не удержался и в ответ показал большой палец.
— Так точно, собралось, товарищ Серго.
Это обращение — «товарищ Серго» — как-то естественно вылетело у меня.
— Головка вплотную пришлась?
Я опять поразился. Откуда он знает все то, о чем больше всего беспокоился и я? Прохаживаясь со мной, Орджоникидзе задал еще несколько вопросов, свидетельствовавших, что он до тонкости знал все о нашем моторе и о нас, кто работал над этим мотором. Затем он спросил:
— А эти искусники что говорят? — Он показал на двух инженеров, посланных к нам из Москвы, и обменялся со мной улыбкой, давая понять, что ему известно, как я их сюда вытягивал.
— Сегодня у них настроение поднялось, — ответил я. — Домой, в Москву, уже не просятся…
— Ничего, если и поворчат… Так идите, работайте, товарищ Бережков. Когда предполагаете произвести запуск?
— Думаю, часа через полтора-два…
— Хорошо… До тех пор не буду вам мешать.
— Товарищ Серго, пожалуйста, сколько угодно.
— Нет… Но если вы не возражаете, я немного отвлеку товарища… Как его зовут? Командующего вашим пролетом.
Отпустив меня, нарком снял фуражку, посмотрел, как идет сборка, затем подозвал Никитина и пошел с ним по цеху.