ТЕТРАДЬ ОДИННАДЦАТАЯ. ПРОЩАЙ, КАТОРГА!
ТЕТРАДЬ ОДИННАДЦАТАЯ. ПРОЩАЙ, КАТОРГА!
Побег китайцев
Шоколад отталкивает лодку, и менее чем через два часа мы попадаем в реку.
Выход в море и быстрое удаление от берега не вызывают бурной радости у моих партнеров. Эти сыновья неба не так экзальтированы, как мы.
У входа в море Квик-Квик произнес обычным голосом:
— Вышли очень хорошо.
Ван-Ху добавил:
— Да. Мы вошли в море без труда.
— Мне хочется пить, Квик-Квик. Дай мне глоток тафии.
Мы вышли без компаса, но уже во время первого побега я научился управлять лодкой по солнцу, звездам и ветру. Без колебаний направляю лодку в открытое море, устанавливая парус по Полярной Звезде. Лодка держится на воде прекрасно — она плавно поднимается на волны, и ее почти не качает. Ветер заставлял нас быстро мчаться на запад. Квик-Квик и Ван-Ху — прекрасные напарники; они ни на что не жалуются: ни на отвратительную погоду, ни на дневную жару, ни на ночной холод. Лишь одно плохо: ни один из них не соглашается взять на несколько часов в руки руль и дать мне возможность поспать.
Три или четыре раза в день они готовят еду. После того как мы съели всех кур, я в шутку спросил Квик-Квика:
— Когда, наконец, возьмемся за твоего поросенка?
Он тут же сделал из этого трагедию.
— Он мой друг. Прежде, чем убить его, вам придется убить меня.
Мы вышли семь дней назад, и от палящего солнца я уже дохожу. Даже китайцы напоминают вареных раков.
— Смотри, летающий шар! — я впервые вижу летающий дирижабль. Он, правда, так далеко, что мы даже не в состоянии определить его размеры.
Но вот он изменил направление и приближается к нам. Растет, буквально на глазах и менее чем через двадцать минут оказывается прямо над нами. Квик-Квик и Ван-Ху поражены и что-то кричат по-китайски.
— Говорите по-французски, черт побери, чтобы и я мог понять!
— Английская колбаса, — говорит Квик-Квик.
— Нет, это не просто колбаса. Ею можно управлять.
Мы ясно различаем детали громадного предмета, кружащего над нами. В знак приветствия из дирижабля спускают флажки. Мы ничего не понимаем и не можем ответить. Дирижабль спускается все ниже, и я явственно различаю людей.
— Смотри, — говорит Ван-Ху.
— Куда?
— Туда, в направлении материка. Эта черная точка — корабль.
— Откуда ты знаешь?
— Говорю тебе, это рыболовный траулер.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что над ним нет дыма.
Через некоторое время мы убеждаемся в том, что это действительно корабль, правда, не рыболовный траулер, а серый торпедный катер, направляющийся прямо к нам. Он идет на большой скорости, и я боюсь, как бы он не подошел к нам слишком близко. Волны могут опрокинуть нас.
Над катером развевается английский флаг. Сделав круг, катер начинает осторожно приближаться к нам сзади. Вся команда — в синих матросках — высыпала на палубу. Офицер в белом кителе, кричит с мостика в мегафон:
— Стоп, остановитесь!
— Квик-Квик, спусти парус.
Менее чем через две минуты основной и дополнительный паруса свернуты, и мы почти останавливаемся: нас несут только волны. Я не могу оставаться в таком положении долгое время. Лодка без собственной тяги двигателя или ветра не подчиняется рулю, а это очень опасно при высоких волнах. Я прикладываю руки рупором ко рту и кричу:
— Ты говоришь по-французски, капитан?
Капитан передает мегафон другому офицеру.
— Да, капитан, я говорю по-французски.
— Чего вы от нас хотите?
— Поднять вас на палубу.
— Нет, это слишком опасно, мы боимся, что вы сломаете нашу лодку.
— Это военный патрульный корабль, и вы должны нам подчиниться.
— Нам наплевать, мы не воюем.
— Разве вы не спаслись с потонувшего корабля?
— Нет, мы бежим с французской каторги.
— Какая каторга, что это такое?
— Тюрьма, лагерь. Конвикт[9].
— А! Да, да, я понимаю. Кайенна?
— Да, Кайенна.
— Куда вы направляетесь?
— В Британский Гондурас.
— Это невозможно. Вам придется повернуть на юго-запад, к Джорджтауну. Подчиняйтесь, это приказ.
— О, кей.
Я приказываю Квик-Квику развернуть паруса, и мы поворачиваем в сторону, указанную катером.
Сзади слышен гул моторов. Это от катера отделилась моторная лодка и быстро приближается к нам. На носу ее стоит моряк с карабином в руке. Лодка обходит нас с правой стороны и буквально прилепляется к нам, не останавливаясь и не прося нас остановиться. Моряк прыгает в нашу лодку, а моторка возвращается к кораблю.
Он присаживается рядом со мной, кладет руку на руль и направляет лодку немного южнее.
Каждый из нас получает от него по пачке английских сигарет.
— Бог мой, — говорит Квик-Квик. — Они, наверно, дали ему сигареты, когда он спустился в лодку. Не может быть, чтобы у него в кармане всегда были три пачки сигарет.
Я смеюсь и смотрю на английского моряка, который правит лодкой гораздо лучше меня. У меня много времени для раздумий. На этот раз побег удался, и я совершенно свободный человек. Кажется, в глазах у меня заблестели слезы. Это верно. Я свободен: с начала войны беглецов не выдают.
Моя уверенность в победе над тропой разложения настолько сильна, что я не думаю ни о чем ином. Наконец-то ты победил, Бабочка! После девяти лет борьбы ты победил. Спасибо, Боже, ты мог, наверно, сделать это и раньше, но пути твои неисповедимы, и я не жалуюсь. Благодаря тебе, я все еще молод, здоров и свободен.
Девять лет каторги и два года тюрьмы во Франции. Итого одиннадцать лет.
В четыре часа пополудни, минув маяк, мы входим в огромную реку — Демерара. Снова появляется моторная лодка. Моряк передает мне руль, а сам хватает брошенный ему канат и привязывает его к скамье. Лодка тащит нас двадцать километров вверх по желтой реке. Неожиданно перед нами появляется город. «Джорджтаун!» — кричит моряк.
Мы медленно подплываем к столице Британской Гвианы. У причала много торговых судов, военных кораблей и полицейских катеров. На берегу реки — пушки.
Это война. Она длится уже два года, но до сих пор я ее не ощущал. Джорджтаун, столица Британской Гвианы, важный порт на реке Демерара, находится в состоянии полной боевой готовности.
Мы бросили якорь у военного причала. Квик-Квик со своим поросенком, Ван-Ху с небольшой связкой в руке и я поднимаемся на причал. На причале, принадлежащем морскому флоту, нет ни одного гражданского лица. Одни только матросы и солдаты. К нам подходит офицер. Я узнаю его: это офицер, который говорил с нами по-французски. Он протягивает мне руку и спрашивает:
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, капитан.
— Это хорошо, но все же придется пойти в поликлинику. Там тебе и твоим друзьям сделают прививки.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Каторга
Каторга В течение года наша работа делится на две навигации: осенне-зимнюю и весенне-летнюю. Это деление осталось ещё со времён поршневых аэропланов, когда условия полётов в осенне-зимний период резко отличались от полётов весной и летом. Традиционно с тех пор осталась
Письмо двадцать седьмое Год 1914. «Прощай, Танюша, прощай, любимая…»
Письмо двадцать седьмое Год 1914. «Прощай, Танюша, прощай, любимая…» Графический объект27 В 4 часа утра я нашла Диму в конюшне, он уже сам заседлал Гнедка и Червонца. Обогнув дом, миновав мостик через Северку, мы пустили лошадей мелкой рысцой по лесной дорожке. Предрассветный
КАТОРГА
КАТОРГА …Бродяга к Байкалу подходит. Убогую лодку берет. Унылую песню заводит, О родине что-то поет… Народная песня И в сказке, и в были, и в дрёме стоит одичалой судьбой острожная песня на стрёме над русской землей и водой. Она над любою дорогой, и каждый не знает того
Ante Venezia («Прощай, прощай, Гельвеция…»)[174]
Ante Venezia («Прощай, прощай, Гельвеция…»)[174] Прощай, прощай, Гельвеция, Долой туман и холод! Да здравствует Венеция, Где каждый будет молод! Привет тебе, жемчужина, Восьмое чудо в мире, Стихов, примерно, дюжина Уже звучит на лире! О, tanto di piacere Di far, di far la sua, La sua conoscenza, Venezia! (ma doue) O,
СУД, КАТОРГА, СВОБОДА…
СУД, КАТОРГА, СВОБОДА… В это утро жители Якутска, много повидавшие на своем веку, стали свидетелями волнующего зрелища.Шестеро изможденных людей несли на носилках тело Матлахова, покрытое алым полотнищем. Вслед за погребальным шествием на трех санях везли раненых. По
Тетрадь одиннадцатая. 1956–1957. На вершине
Тетрадь одиннадцатая. 1956–1957. На вершине Из Азии — в Европу Я решила перейти на работу взрывника. Недели через две я закончу специальные курсы, после экзамена получу звание мастера буро-взрывных работ. Я твердо решила показать высокий класс, даже рискуя навлечь на себя
ТЕТРАДЬ ОДИННАДЦАТАЯ. ПРОЩАЙ, КАТОРГА!
ТЕТРАДЬ ОДИННАДЦАТАЯ. ПРОЩАЙ, КАТОРГА! Побег китайцев Шоколад отталкивает лодку, и менее чем через два часа мы попадаем в реку.Выход в море и быстрое удаление от берега не вызывают бурной радости у моих партнеров. Эти сыновья неба не так экзальтированы, как мы.У входа в
Глава одиннадцатая Прощай, Люба!
Глава одиннадцатая Прощай, Люба! О болезни Любы не знали даже знакомые и друзья, ведали только те, кто близко общались с нею. Главный чиновник в театрально-концертных кругах был всецело занят постановкой теле-шоу «Жизнь прекрасна».Я, давно бросивший концертную
«Прощай, дом! Прощай, стара я жизнь!»
«Прощай, дом! Прощай, стара я жизнь!» Внутренние процессы большого, решающего для всей жизни значения происходили в душе Антоши. Он очень много читал, много думал. Он был приветливым, веселым товарищем, но глубоко самостоятельным человеком, ревниво оберегавшим от всех свою
Каторга
Каторга Отпуск — это полярный день в душе подводника. Проводить его надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно пропитые деньги. Мне это удалось. Мое уникальное общение с кавказским джигитом было отнесено в разряд дорожной байки и никак не отразилось на
Тетрадь одиннадцатая
Тетрадь одиннадцатая В Эрзинджане. Генерал Калитин и полковник Мистулов Прибыв в Эрзинджан, 1-й Таманский и 1-й Кавказский полки немедленно же приступили к своему «ремонту», зная, что подобный отдых скоротечен и бригаду вновь бросят куда-то в дебри. Казаки стирают белье в
ПРОЩАЙ, ДНЕПР, ПРОЩАЙ, УКРАИНА!
ПРОЩАЙ, ДНЕПР, ПРОЩАЙ, УКРАИНА! В тот солнечный майский день, когда поезд должен был увезти Лесю на Кавказ, она незаметно вышла из дому, наняла извозчика до Владимирской горки. Был десятый час утра. От Трехсвятительской улицы широкая аллея вела к круглому деревянному
Тетрадь одиннадцатая. 1956–1957. На вершине
Тетрадь одиннадцатая. 1956–1957. На вершине Из Азии — в Европу Я решила перейти на работу взрывника. Недели через две я закончу специальные курсы, после экзамена получу звание мастера буро-взрывных работ. Я твердо решила показать высокий класс, даже рискуя навлечь на себя
Каторга
Каторга Последующие четыре года были одними из тяжелейших в жизни Ф. М. Достоевского. «Это было страдание невыразимое, бесконечное… всякая минута тяготела как камень у меня на душе», – вспоминал позднее писатель. Дворянин по происхождению, он очутился среди убийц и
III. «ПРОЩАЙ, ДОМ! ПРОЩАЙ, СТАРА Я ЖИЗНЬ!»
III. «ПРОЩАЙ, ДОМ! ПРОЩАЙ, СТАРА Я ЖИЗНЬ!» Внутренние процессы большого, решающего для всей жизни значения происходили в душе Антоши. Он очень много читал, много думал. Он был приветливым, веселым товарищем, но глубоко самостоятельным человеком, ревниво оберегавшим от всех