Побег из Джорджтауна

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Побег из Джорджтауна

Гито согласен уехать со мной из Британской Гвианы. Он тоже думает, что можно найти более приятное место для жительства. Однако выезд из Британской Гвианы считается серьезным преступлением, и потому мы должны готовить настоящий побег. Идет война, и ни у кого из нас нет паспорта.

У нас еще три кандидата на участие в побеге: Депланк из Дижона, парень из Бордо и Шапар, который бежал из Кайенны. Квик-Квик и Ван-Ху предпочитают остаться здесь. Им здесь хорошо.

Мы узнали, что у устья Демерары находится многочисленная охрана, вооруженная автоматами, гранатами и пушками, и потому решили инсценировать рыбную ловлю, сделав для этой цели лодку — точную копию лодки рыбаков Джорджтауна. Я, конечно, упрекаю себя за неблагодаоность по отношению к Индаре, но я не могу иначе: она прилепилась ко мне, и это меня раздражает. Эта индианка так же, как сестры из племени гуахирос, не способна тормозить свои половые инстинкты и должна удовлетворять свое желание в тот самый момент, когда оно возникает, а мне, чтобы утолять все время ее жажду, приходится насиловать себя.

Итак, мы тщательно готовимся к побегу. Сделали широкую и длинную лодку с хорошими основным и дополнительным парусами и рулем отличного качества.

Мы прячем лодку в Пенитенс-риверс, притоке Демерары. Она выкрашена в тот же цвет, что и лодка рыбаков-китайцев, только вот экипажи явно отличаются. Китайцы — владельцы скопированной нами лодки — низкорослые и худые, а мы высокие и плотные.

Все идет гладко; мы благополучно выходим из Демерары и попадаем в море. Моя радость не может быть полной, потому что я бежал, как вор, не предупредив даже свою индийскую принцессу. Она и ее отец сделали для меня столько добра, а я отвечаю им черной неблагодарностью. Я не ищу себе оправданий. На столе я оставил шестьсот долларов, но разве можно расплатиться деньгами за то, что я получил от них?

Я вернулся к мысли добраться до Британского Гондураса, и для этого нам придется плыгь более двух суток прямо на север.

Нас пятеро: Гито, Шапар, Брайер из Бордо, Депланк из Дижона и я, Бабочка, капитан и ответственный за плавание.

После тридцати часов пребывания в море на нас обрушился ужасный шторм, сопровождаемый каким-то подобием тайфуна. Громы, молнии, огромные беспорядочные волны и ветер перемешиваются и кружат нас в каком-то безумном танце. Ветер часто меняет направление, и паруса становятся ненужными. Если такое будет продолжаться восемь дней, мы, пожалуй, вернемся на каторгу.

Мы потеряли все: продовольствие, снаряжение, бочку с водой. Сломалась мачта и исчезли паруса, но самое ужасное в том, что сломался руль. Шапару чудом удалось спасти маленькое весло, и я пытаюсь с его помощью управлять лодкой. Нам всем пришлось раздеться, чтобы соорудить некое подобие паруса. В ход пошли: куртки, штаны, рубашки. Парус, сделанный из нашей одежды и прикрепленный к железному моту, который мы нашли в лодке, позволяет нам плыть со сломанной мачтой.

Ветер, наконец, утих, и по прошествии шести дней, два из которых были удивительно тихими, мы замечаем сушу. Нас мучит жажда, мы жутко обгорели, но никто не жалуется и не пытается давать советов. Поведение моих друзей достойно уважения.

Прошел час после того, как я различил на горизонте сушу. Я так уверен в том, что это действительно суша, что, не говоря ни слова, повернул к этой точке. Над нами кружат птицы — значит, я не ошибся.

Промыв лицо, Гито спрашивает меня:

— Ты видишь сушу, Пэпи?

— Да.

— Как ты думаешь, через сколько времени мы до нее доберемся?

— Через пять или семь часов. Друзья, я не могу больше выдержать. У меня, как и у вас, на всем теле ожоги. Ветер слабый, мы продвигаемся медленно, у меня затекли руки, и я не могу больше держать весло. Давайте спустим парус и накроем им лодку до вечера. Лодку будет подгонять к суше течением. Если никто из вас не хочет занять мое место у руля, нам придется так сделать.

— Да, да, Пэпи, так и сделаем. Хоть поспим в тени паруса.

С наслаждением усталого животного я растягиваюсь в тени на дне лодки, и скоро мы все, в том числе и постовой, погружаемся в небытие.

Громкий гудок заставляет нас вскочить. Полная темень.

Где мы? В какую сторону плыть? Справа и слева от нас ясно вижу сушу. Снова слышится гудок. Я различаю, что эти звуки доносятся справа. Что это означает, черт побери?

— Где мы, по-твоему, Пэпи?

— Поверьте, не знаю.

Если оба эти отрезка суши не разделены, и мы в заливе, то это может быть граница Британской Гвианы у Ориноко. Если же это остров и полуостров, мы плывем к Тринидаду, а слева от нас Венесуэла, и в таком случае, мы находимся в заливе Пария. Куда же направить лодку? От этого решения зависит наше будущее. Пока мы плывем прямо. В Тринидаде сидят «ростбифы», — значит, там те же порядки, что и в Британской Гвиане.

— Они наверняка отнесутся к нам хорошо, — говорит Гито.

— Да, но как они прореагируют на то, что мы оставили без разрешения их страну во время войны?

— А Венесуэла?

— О Венесуэле мы ничего не знаем. — говорит Депланк. — Во времена президента Гомеза беглых каторжников заставляли работать на прокладке дорог, а потом выдавали Франции.

— Но ведь теперь война.

— Я слышал в Джорджтауне, что они не воюют. Они занимают нейтральную позицию.

— Ты уверен?

— Конечно.

— Значит, это рискованно.

Справа и слева виднеются огни. Снова раздаются гудки, на этот раз их три. Перед нами два острых черных буя, выступающих над морем.

— Почему бы нам не привязаться к одному из них и не подождать, пока наступит день? Спусти парус, Шапар.

Я торможу при помощи весла и привязываю лодку носом к одному из буев. Мы не обращаем больше внимания на гудки, раздающиеся с правого берега, ложимся на дно лодки, которую очень крепко привязали к кольцу буя, и укрываемся от ветра парусом.

Когда мы проснулись, день был ясным и безоблачным. Поднималось солнце, море казалось удивительно огромным, а сквозь зелено-голубую его воду виднелось коралловое дно.

— Что будем делать? Выберемся, наконец, на сушу? Я умираю от голода и жажды.

— Мы находимся от нее так близко, что это не будет большим преступлением, — говорит Шапар.

С начала нашего поста, который продолжается уже седьмой день, сегодня впервые кто-то пожаловался.

Я сижу на своем месте и ясно вижу сушу за двумя огромными скалами. Справа Тринидад и слева Венесуэла. Нет сомнений — мы в заливе Пария.

— Что делать? Нам придется проголосовать. Справа британский остров Тринидад; слева — Венесуэла. Куда вы хотите плыть? Среди нас двое освобожденных: Гито и Брайер. Нам троим — Шапару, Депланку и мне — угрожает большая опасность.

— Лучше всего было бы повернуть к Тринидаду. Венесуэла — большая загадка.

— Нет надобности решать: к нам приближается лодка, и она решит за нас, — говорит Депланк.

И верно, к нам на большой скорости приближается полицейский катер. Он останавливается на расстоянии пяти метров, и один из его пассажиров берется за мегафон. Я вижу флаг. Это явно не английский флаг. Красивый, полный звезд, я такого никогда не видел. Это, наверно, флаг Венесуэлы. Позже он станет флагом моей новой родины.

— Кто вы?

— Французы.

— Вы сумасшедшие?

— Почему?

— Потому что вы привязали себя к минам.

— Поэтому вы боитесь к нам приблизиться?

— Да, быстрее отвяжитесь.

— Хорошо.

Шапар в три секунды развязывает веревку. Оказывается, мы были привязаны к целой цепочке с мин и только чудом не взлетели на воздух. Нам дают кофе, горячее и сладкое молоко и сигареты.

— Плывите в Венесуэлу, к вам отнесутся хорошо, уверяю вас. Мы не можем взять вас на буксир, так как ищем человека, которого ранило у маяка в Бариме. К Тринидаду не сворачивайте — можете нарваться на мину.

После прощального «адиос» и «удачи вам» лодка удаляется. В 10 часов утра, не соблюдая никаких мер предосторожности, мы причаливаем к берегу. Около пятидесяти человек стоят на берегу и ждут приближения странной лодки со сломанной мачтой и парусом из рубашек, штанов и курток.