В зарослях
В зарослях
В ноздри ударяет запах гнили. В ногах полно заноз, а от ядовитых паров начинают болеть глаза.
Первую ночь я провожу на большом сваленном дереве, отбиваясь от насекомых, которые искусали все мое тело. Обессиленный, я лежу среди ветвей дерева, и, ни о чем не думая, засыпаю.
Меня будит крик птиц. Солнце проникает глубоко в заросли: значит, сейчас 7 или 8 часов утра. Чертов остров я оставил шестьдесят часов назад. Три пригоршни кокоса поддерживают мои силы, а кокосовое масло заставляет немного утихнуть боль от ожогов.
Последний взгляд на могилу друга, и с мешком на плече я углубляюсь в кустарник. Менее чем через два часа дохожу до земли, которой никогда не касалась морская вода.
Примерно в 3 часа пополудни я обнаруживаю тропу, которой явно пользуются искатели балаты (естественной резины), поставщики дерева и искатели золота; она узкая, но достаточно ухоженная. По обочинам на ветвях деревьев встречаются свежие надрезы.
Я иду быстро и по пути изучаю угол, под которым падают солнечные лучи. Когда я точно убеждаюсь в том, что солнце собирается садиться, поворачиваюсь к нему спиной и иду на восток, в направлении деревни или лагеря Коуроу.
Находясь на Чертовом острове, я думал напасть на первого прохожего и заставить его отвести меня к лагерю Инини, в котором живет Квик-Квик, брат Чанга. Не вижу причины, по которой я должен менять планы? Если на Чертовом острове думают, что мы утонули, тогда все в порядке. Но если там заупрямились и настаивают на том, что мы бежали, в Коуроу будет очень опасно. Это лесной лагерь, и в нем наверняка немало арабов и «охотников за людьми». Берегись охотников, Пэпи! Не ошибайся. Не давайся им в руки. Ты должен видеть прохожих прежде, чем они увидят тебя. Значит, идти надо не по тропе, а в зарослях, параллельно тропе. Сегодня ты совершил ошибку, открыто шагая по ней. Это не просто неосторожность — это настоящее безумие.
Идти по зарослям очень тяжело: растительность не густая, но мне постоянно приходится раздвигать руками ветви, чтобы проложить себе путь. Я правильно сделал, сойдя с дороги: слышится свист. Впереди виднеется отрезок дороги в пятьдесят метров, но человека я на нем не различаю. А, вот он! Это негр, черный, как смоль. Он несет что-то на плече, держа в правой руке ружье. На нем рубашка и шорты цвета хаки, на ногах — ничего. Голова наклонена вперед, глаза не отрываются от земли, спина согнута под тяжестью груза.
Я прячусь за толстым стволом у обочины дороги и поджидаю его, держа наготове нож. Нападаю на него в момент, когда он проходит возле дерева. Правой рукой я выхватываю у него ружье.
— Брось мешок. Не пытайся бежать, иначе я тебя убью.
Испуганный негр выполняет мой приказ. Потом смотрит на меня:
— Бежал?
— Да.
— Чего ты хочешь? Возьми все, что есть у меня. Только не убивай, у меня пятеро детей. Сжалься, не убивай.
— Заткнись. Как тебя звать?
— Жан.
— Куда идешь?
— За едой и лекарствами для моих братьев, которые рубят деревья в зарослях.
— Откуда ты?
— Из Коуроу.
— Ты знаешь Инини?
— Да, я часто торгую с китайцами из лагеря.
— Видишь это?
— Что это?
— Пятьсот франков. Если сделаешь все, что прикажу, дам тебе пятьсот франков и верну ружье. Если откажешься или попытаешься обмануть, убью.
— Сделаю все, что захочешь, даже без денег.
— Ты должен отвести меня самой безопасной дорогой к лагерю Инини. После того, как я свяжусь с одним китайцем, ты сможешь идти. Договорились?
— Порядок.
— Не пытайся надуть меня, иначе погибнешь.
— Клянусь, что помогу тебе.
У него в мешке сгущенное молоко. Он вынимает его и подает мне шесть банок вместе с куском хлеба и копченым мясом.
Он дает мне также новые длинные брюки и рубашку, которые обычно носят автомеханики. Я надеваю все это, не выпуская из рук ружья.
— Пошли, Жан. Смотри, чтобы нас не заметили. Если нас обнаружат, берегись.
Я с трудом поспеваю за Жаном, который хорошо знаком с зарослями и ловко виляет между ветками и ползучими растениями.
— Знаешь, в Коуроу сообщили, что двое заключенных бежали с островов. Хочу тебя предупредить: к лагерю приближаться опасно.
— Ты мне кажешься хорошим и честным парнем, Жан. Надеюсь, ты меня не обманываешь. Что посоветуешь мне делать, чтобы добраться до Инини? Залог — твоя жизнь. Если нас обнаружат тюремщики или «охотники на людей», я тебя убью.
— Как тебя звать?
— Бабочка.
— Хорошо, господин Бабочка. Надо забраться поглубже в заросли и пройти как можно дальше от Коуроу. В Инини я проведу тебя через заросли.
— Я тебе доверяю. Выбери самый безопасный путь.
Теперь мы продвигаемся по чаще намного медленней, но негр кажется более спокойным. С лица сошла гримаса страха.
— Кажется, ты теперь меньше боишься, Жан?
— Да, господин Бабочка. Обочина дороги была очень опасной для тебя, а значит, и для меня.
Мы быстро продвигаемся вперед. Этот негр неглуп, он ни разу не оторвался от меня больше, чем на три-четыре метра.
— Подожди, я хочу скрутить цигарку.
— Возьми, вот пачка сигарет «Голуаз».
— Спасибо, Жан, ты хороший парень.
— Верно, я и в самом деле хороший. Я католик и очень страдаю при виде отношения тюремщиков к заключенным.
— Ты видел многих заключенных? Где?
— В лесном лагере, в Коуроу. Страшно смотреть, как они медленно умирают от тяжелой физической работы, лихорадки и дизентерии. На островах лучше. В первый раз я вижу такого здорового заключенного.
— Да, на островах лучше.
Мы удобно уселись на большом суку.
— У тебя молодая жена?
— Да, ей тридцать два года. Мне сорок. У нас пятеро детей: три дочки и два сына.
— Ты хорошо зарабатываешь?
— Я неплохо зарабатываю на продаже дерева; жена обстирывает тюремщиков. Это тоже помогает. Мы бедны, но хорошо питаемся, и все дети ходят в школу. У них всегда есть ботинки.
Бедный негр: он думает, что раз у детей есть ботинки, все в порядке. Он ростом почти с меня, у него приятное лицо и честные глаза.
— А ты, Бабочка?
— Пытаюсь вернуться к жизни. Я уже десять лет погребен заживо, но не перестаю бороться за то, чтобы в один прекрасный день стать таким же, как ты — свободным.
— Я помогу тебе. А теперь в путь!
Жан без колебаний, руководствуясь одной лишь интуицией, ведет меня к китайскому лагерю, и мы прибываем туда через два часа после наступления темноты. Издали слышны удары, но света не видно. Жан объясняет мне, что мы должны избежать встречи с двумя постами. Решаем переждать ночь.
Я умираю от усталости, но боюсь задремать. А что если я ошибаюсь в отношении этого негра? Может быть, он только играет со мной, и в минуту, когда я засну, возьмет и убьет меня? Это ему вдвойне выгодно: он избавится от опасности и получит премию за убийство беглеца.
Да, он очень умен. Не говоря не слова и не ожидая, что я скажу что-нибудь, он ложится спать. У меня целая пачка сигарет «Голуаз», и я сделаю все, чтобы не задремать. Я не могу доверить свою жизнь незнакомому человеку.
Ночь очень темна, и я различаю только белые пятки негра, который лежит в двух метрах от меня.
Не спать мне помогают комары, которые решили, видимо, высосать всю мою кровь, и от которых я мог бы защититься никотиновым соком. Но тогда появится опасность уснуть.
Ночь тянется долго, и я доволен тем, что мой дух оказался сильнее плоти.
Негр потягивается, потирает ноги, а затем присаживается.
— Доброе утро. Ты не спал?
— Нет.
— Это глупо. Тебе нечего было бояться. Я твердо решил помочь тебе.
— Спасибо, Жан. Когда дневной свет начнет проникать сюда?
— Через час. Только птицы знают заранее о наступлении рассвета. Через час прояснится. Дай мне нож, Бабочка.
Я, не колеблясь, протягиваю ему нож. Он отрезает ветку с какого-то дерева и протягивает мне ее большую часть.
— Высоси воду из ветки и прополощи ею рот.
Я пью и умываюсь этим странным способом. Светает. Шагая по труднопроходимой болотистой местности, мы где-то в середине дня подошли к лагерю Инини.
На тропе, ведущей к лагерю — оживленное движение.
— Возьми, Жан. Вот пятьсот франков и твое ружье (ружье я предварительно разрядил). У меня нож и кинжал. Ты можешь идти. Спасибо. Бог воздаст тебе за помощь, которую ты оказал несчастному, возвращающемуся к жизни. Ты был мне предан. Спасибо. Надеюсь, когда ты будешь рассказывать об этом случае своим детям, ты сможешь сказать: «Этот заключенный хороший парень, и я не жалею о том, что помог ему».
— Господин Бабочка, теперь поздно, я все равно не смогу идти. Оставь ружье себе, я пробуду с тобой до завтрашнего утра. Я хочу — если ты не возражаешь — задержать китайца, который позовет Квик-Квика. Меня он испугается меньше, чем белого беглеца. Позволь мне выйти на тропу. Ни один тюремщик, который встретит меня, не сочтет мое пребывание здесь необычным. Скажу ему, что собираю листья для компании «Симфорин» из Кайенны. Положись на меня.
— Если так, то возьми ружье, они удивятся при виде невооруженного человека в зарослях.
— Верно.
Жан выходит на тропу. Я должен тихо свистнуть, когда появится китаец, который мне понравится.
— Здравствуйте, мосье, — говорит Жану старый китаец с банановым стволом на плече. Я свищу, так как вежливый китаец, первым приветствовавший Жана, мне понравился.
— Здравствуй, Синь. Постой, я хочу с тобой поговорить.
— Что хотеть мосье? — и он останавливается.
Они разговаривают минут пять, и затем Жан вводит старика в заросли. Они подходят ко мне, и старик протягивает мне руку:
— Ты бежал?
— Да.
— Откуда?
— С Чертова острова.
— Хорошо, — он смеется и смотрит на меня своими раскосыми глазами. — Хорошо. Как ты звать?
— Бабочка.
— Я не знать.
— Я друг Чанга. Чанг Ва-Кина, брата Квик-Квика.
— А! Хорошо! — он снова протягивает мне руку. — Что ты хотеть?
— Сообщить Квик-Квику, что я здесь.
— Невозможно.
— Почему?
— Квик-Квик украл шестьдесят уток у начальника лагеря. Начальник хотеть убить Квик-Квика. Квик-Квик убежал.
— Когда?
— Два месяца.
— Вышел в море?
— Не знаю. Я идти в лагерь, говорить с другой китаец, хороший друг Квик-Квика. Он решить. Ты не двигаться отсюда. Я вернуться ночью.
— В какое время?
— Не знаю. Но я вернуться, принести еду для тебя. Сигареты. Ты не разводить огонь. Я свистеть «Ля Маделон». Ты слышать, ты выйти на дорогу, понял?
— Понял.
Он уходит.
— Что ты об этом думаешь, Жан?
— Ничего пока не потеряно. Если хочешь, вернемся в Коуроу, я достану тебе шлюпку, снаряжение и парус, и ты сможешь выйти в море.
— Жан, я не могу выйти один. Спасибо за предложение. Оставим его на крайний случай.
Китаец оставил нам большой кусок финиковой капусты, которая по вкусу напоминает кокос.
— Бабочка, свистят «Маделон», — говорит мне Жан.
— Который час?
— Не слишком поздно. Девять, пожалуй.
Мы выходим на тропу. Непроглядная тьма. Свист приближается, я отвечаю. Мы уже очень близки, я чувствую рядом с собой человека, но не вижу его. Их трое, каждый касается меня.
— Присядем на обочину дороги, — говорит один из них на безукоризненном французском, — нас не увидят. Сначала поешь, а потом поговорим.
Мы с Жаном съедаем по тарелке очень горячего овощного супа. Это нас согревает, и мы решаем оставить остальную пищу на более поздний час. Пьем отличный горячий чай, подслащенный и с привкусом мяты.
— Ты друг Чанга?
— Да, он предложил мне разыскать Квик-Квика и вместе с ним бежать. Я уже бежал раз очень далеко, в Колумбию. Я моряк, и потому Чанг хотел, чтобы я взял с собой его брата. Он на меня полагается.
— Очень хорошо. Какие татуировки у Чанга?
— Дракон на груди и три точки на левой руке. Он сказал, что это три точки — знак того, что он был одним из предводителей восстания в Пуло Конодор. Его друг тоже предводитель восстания. Это безрукий Бан-Ху.
— Это я, — говорит китаец, знающий французский. — Ты друг Чанга, а, значит, и наш друг. Теперь слушай. Квик-Квик не может выйти в море, так как он не умеет управлять лодкой. Он скрывается в зарослях, в десяти километрах отсюда. Мои друзья продают уголь, который он готовит, и дают ему деньги. Когда он накопит их в достаточном количестве, он купит лодку, а потом найдет кого-нибудь, кто согласится бежать с ним. К острову, где он находится, никто не может подойти, так как он окружен топкими болотами. Всякий, кто пытается пробраться туда, не будучи знаком с этими местами, тонет. Днем я поведу тебя к Квик-Квику.
Мы сходим на обочину, так как луна светит очень ярко, и человека можно ясно различить на расстоянии пятидесяти метров. У деревянного моста он говорит мне:
— Спустись под мост и переспи здесь, а я приду за тобой завтра утром.
Мы пожимаем друг другу руки, и они уходят. Они идут, не скрываясь. Если их остановят, они скажут, что проверяли западни, расставленные днем.
Жан говорит мне:
— Бабочка, не спи здесь. Переспи в зарослях. Здесь буду спать я. Когда он придет, я тебя позову.
Ван-Ху возвращается еще до рассвета. Мы быстро идем с ним по тропе минут сорок и входим в заросли.
— Прощай, Жан. Спасибо и будь здоров. Да благословит Бог тебя и всю твою семью.
Я настаиваю на том, чтобы он взял пятьсот франков. На случай, если встреча с Квик-Квиком ни к чему не приведет, он объясняет мне, как подойти к его деревне, обогнуть ее и добраться до тропинки, на которой мы встретились. По этой тропинке он проходит дважды в неделю. Я пожимаю руку этому благородному негру, и он отправляется в путь.