Путешествие возобновляется

Путешествие возобновляется

Через два дня мы отплываем. Не понимаю, как они об этом узнали, но на берегу появилось с дюжину девушек из баров. Были тут, разумеется, начальник Армии Спасения и все семейство Бовэн. Одна из девушек целует меня, и Маргарет со смехом говорит:

— Генри, ты уже успел обвенчаться? Это несерьезно!

— До свидания, нет, прощайте! Знайте, что вы навеки останетесь в наших сердцах.

В четыре часа пополудни мы отплываем, ведомые буксиром. Мы вышли из порта, смахивая непрошенные слезы и оглядываясь на людей, которые собрались на берегу и махали нам белыми платками. Отцепились от буксира и тут же атаковали первую из того миллиона волн, которые нам предстоит пересечь на нашем пути.

У нас два ножа — один у меня и один у Матурета. Топорик и кортик лежат возле Кложе. Мы почти уверены, что наши гости не вооружены, но все-таки решили, что во время путешествия спать будет только один из нас. Перед заходом солнца к нам присоединился учебный корабль и сопровождал нас в течение получаса. Потом салютовал и отправился своей дорогой.

— Как тебя звать?

— Леблонд.

— Из какой партии?

— 27-го года.

— Срок?

— Двадцать лет.

— А ты?

— Партия 29-го года, пятнадцать лет, бретонец.

— Бретонец, и не умеешь управлять лодкой?

— Нет.

— Меня зовут Дюфис. Я получил пожизненное заключение за дурацкое слово, которое сказал на суде. Иначе получил бы максимум десять лет. Партия 29-го года.

— А какое слово?

— Я убил свою жену утюгом. Один из присяжных спросил, почему я убил ее именно утюгом. Не знаю, какой черт меня дернул, но я сказал ему, что убил жену из-за морщин. За этот идиотизм — как утверждает мой адвокат — они и дали мне пожизненное заключение.

— Откуда вы бежали?

— Из лагеря Каскад, он в восьмидесяти километрах от Сен-Лорина. Бежать было нетрудно. Нас было пятеро…

— Как же — пятеро? А где двое остальных?

Замешательство. Кложе говорит:

— Все мы мужчины, парень, и, так как мы вместе, нам все полагается знать.

— Расскажу им все, — говорит бретонец. — Мы оставили лагерь впятером. Двое сказали, что они рыбаки. Они не заплатили за побег и утверждали, что их работа в лодке будет стоить всех денег. Только в пути мы поняли, что ни один из них ни черта не смыслит в мореплавании. Десятки раз мы чуть не тонули. Нас то и дело прибивало к берегу: сначала к Нидерландской Гвиане, потом к Британской и, наконец, к Тринидаду. На пути из Джорджтауна в Тринидад я убил того, что сказал, что он может быть капитаном корабля. Этот парень заслужил смерть — он обманул нас, не желая платить. Второй думал, что мы убьем и его; он оставил руль и прыгнул в воду при штормовой погоде. Мы управились сами. Лодка много раз наполнялась водой, мы натыкались на скалы и спаслись только чудом. Готов поклясться, что все это — правда.

— Это правда, — подтвердили двое остальных. — Мы все решили, что этого парня следует убить. А твое мнение, Бабочка?

— Мое положение не позволяет мне судить.

— Но что сделал бы ты на нашем месте? — заупрямился бретонец.

— Об этом надо подумать. Чтобы быть справедливым, надо было присутствовать в тот момент. Иначе трудно найти истину.

Кложе говорит:

— Я убил бы его, потому что такая ложь могла стоить жизни всем остальным.

— Хорошо, не будем об этом больше говорить. Мне кажется, страх до сих пор не оставил вас, и в море вы из-за отсутствия выбора, верно?

— Да, — ответили они хором.

— Здесь никто не дает выхода своему страху. Тот, кто боится, пусть заткнет глотку. Лодка у нас хорошая, она себя показала.

Мы курим и пьем кофе. Перед отплытием хорошо поели, следующий раз решили есть только утром.

Сегодня 9 декабря 1933 года. Побег начался сорок два дня назад в бронированной палате госпиталя Сен-Лорина. Я приобрел три ценные вещи: водонепроницаемые часы, купленные в Тринидаде, настоящий компас в двойной коробке и темные солнечные очки. Кложе и Матурет купили себе по фуражке с козырьком. Два дня проходят без происшествий, если не считать наших встреч с дельфинами. Их игра с нашей лодкой заставляет нас время от времени покрываться испариной. Трое дельфинов, например, строились в виде треугольника — один в голове и двое позади него, и с сумасшедшей скоростью неслись на нас. Достигая лодки, они ныряли, а потом всплывали, справа или слева. Был сильный ветер, и мы плыли на всех парусах, но они были намного проворнее нас. Эта игра, которая длилась часами, буквально сводила нас с ума. Малейшая ошибка в их расчетах — и они перевернули бы нас! Трое новеньких не сказали ни слова, но достаточно было видеть их перекошенные от страха лица! На четвертую ночь разыгрался ужасный шторм. Самое страшное было то, что волны шли с разных сторон и часто сталкивались. Никто не раскрыл рта, кроме Кложе, который время от времени кричал мне:

— Двигай, дружище! Оседлай эту, как и остальные!

— Берегись волны, которая идет из-за спины!

Это было редкостное зрелище: волны иногда приходили одновременно с трех сторон. Они клокотали и пенились. Лодка была наполнена водой, и пятеро с котелками и жестянками беспрестанно опорожняли лодку. Благодаря их стараниям, она ни разу не наполнилась больше чем на четверть, и серьезной опасности потонуть не возникало.

Когда шторм утихомирился, мы приветствовали солнце, которое светило вовсю. Прежде всего — кофе. Горячий кофе «Настелла» с молоком, крекинги, твердые, как камень, но очень вкусные, если окунуть их в кофе. Ночная схватка с бурей меня доконала и, несмотря на то, что ветер все еще силен и волны довольно высокие, я прошу Матурета сменить меня. Я хочу спать. Через десять минут Матурет сделал грубый просчет, и лодка на три четверти наполнилась водой. Все плывет: жестянки, печь, одеяла… Я подхожу к рулю — вода доходит мне до пояса — и успеваю в последний момент увернуться от новой волны, которая идет прямо на нас. Поворотом руля я вывожу лодку на хвост волны, и она с силой толкает нас на расстояние в двадцать метров. Все снова опорожняют лодку. Самый большой котелок у Матурета, с его помощью за один раз за борт выливается пятнадцать литров воды. Должен признать, что наши новички показали себя с неплохой стороны, а бретонец по собственной инициативе даже перекатил бочку с водой через борт, чтобы облегчить лодку.

Через два часа все просохло, но мы потеряли одеяла, примус, печь, мешки с углем, флакон с бензином и бочку с водой. Через некоторое время я обнаруживаю, что волны унесли мой чемодан, а также два плаща из трех. Буквально на самом краю лодки мы нашли две бутылки рома. Весь табак либо пропал, либо промок, а бумага исчезла вместе с коробками. Я говорю:

— Ребята, прежде всего глотнем немного хорошего рома, а потом откроем ящик с консервами и посмотрим, на что мы можем рассчитывать. Фруктовый сок? Хорошо. Коробки бисквитов. Опорожните одну — в ней будем разводить огонь. Консервы положим на край лодки, а из досок ящика разведем огонь. Опасность позади, но каждый должен вести себя как мужчина. С этого момента пусть никто не говорит: «Хочу пить», «Я голоден», «Мне хочется курить». Согласны?

— Да, Пэпи, согласны.

Ветер заметно ослабел, и это позволило нам заняться приготовлением супа из мясных консервов. Этим супом и солдатскими сухарями нам удалось утолить голод до завтрашнего утра. Приготовили немного зеленого чая, а в нетронутом влагой ящике обнаружили картонку с сигаретами. Здесь — 24 коробки по восемь сигарет в каждой. Пятеро моих спутников решают, что курить должен только я, чтобы не заснуть за рулем. Прошло шесть суток, но мне еще ни разу не удавалось поспать. Ночь, наконец, выдалась на редкость спокойной, и я проспал почти пять часов. В 10 часов ночи я проснулся. Тихо. Я нахожу ломоть хлеба из соевой муки и несколько копченых сосисок. Очень вкусно. Чай остыл, но это ничего. Я курю и жду, когда появится ветер. Полярная звезда светит вовсю, и только Южный Крест превосходит ее своей яркостью. Ясно видны Большая и Малая Медведицы. Нет ни облачка, и полная луна бродит среди звезд. Бретонец дрожит от холода. Он потерял свою фуфайку и спит в одной рубашке. Я дал ему свой плащ. Начинаем атаку на седьмой день.

— Мужики, Кюрасао недалеко. У меня впечатление, что мы здорово отклонились на север и потому теперь будем плыть только на запад. К Нидерландским Антильским островам мы не должны приближаться.

— Мы полагаемся на тебя, Бабочка, — сказал бретонец.

— Да, мы полагаемся на тебя, — повторяют они все хором. — Делай как находишь нужным.

— Спасибо за доверие.

Всю ночь мы ждем ветра, но только в 4 утра появляется бриз, который сдвигает нас с места. К утру бриз усиливается и на протяжении последующих тридцати шести часов он достаточно силен, чтобы двигать нас в нужном направлении и с достаточной скоростью. Волны не велики и не причиняют нам вреда.